– Э-э-э… Магистр, я почему-то думаю, что эт вам будет типа интересно…
– Напротив, Бола, очень интересно. Так что же с плодами?
– Ну, как скажете… – студент обречённо вздохнул. – Ну… плоды едят всякие животные, а потом типа… – Боламбри явно силился подобрать подходящее слово, однако это оказалось излишне: фантазия магистра изящной словесности сработала превосходно, и последний глоток напитка так и не достиг желудка.
– Я же типа сказал… Эт вам не понравится… – ответил Бола, утирая лицо.
– Простите, Бола, – сконфузился Майнстрем. – Допивать я, пожалуй, не страну.
Тут в дверь постучали, и не успел магистр хоть что-то ответить, как в комнату вкатилась небольшая тележка до верху гружёная книгами. Тележку сопровождал библиотекарь Тутуриний.
– Доброе утро, – начал он не дав Майнстрему и рта раскрыть. – По распоряжению верховного магистра я, отложив все дела, оставил свой пост, чтобы лично доставить вам книги.
– Здравствуйте, господин библиотекарь, но я не…
– А поскольку вы не удосужились предоставить мне список необходимой литературы, то я привёз все книги, которыми вы интересовались последние полгода.
– Но как…
– А как только вы отберёте необходимые, то сможете вернуть мне всё остальное, – библиотекарь вытек, а на его месте появились двое слуг с такими же нагруженными тележками.
– Позвольте, ну куда же я всё это?… – но дверь за Тутуринием уже захлопнулась, а слуги проворно и небрежно скидывали груз на пол.
Уже через пару минут и без того небольшая комната магистра изящной словесности стала малопригодной для свободного передвижения.
Боламбри нашёлся первым.
– А вы, как я погляжу, любите читать, магистр! Такие типа завалы и всего за полгода!
– Да, Бола… Видимо, мне придётся сначала разобраться тут, а уж потом заниматься архивами вашей кафедры… Я буду откладывать нужные книги, а вы собирать всё оставшееся.
Уже через полчаса на столе магистра высилась довольно внушительная стопка книг.
– О! А эт типа какие-то символы? Как эт вообще читать? – Боламбри вертел в руках тяжёлый том.
– Бог мой, аккуратней! – Майнстрем буквально вырвал из рук Боламбри тяжёлый кожаный переплёт. – Это очень ценная вещь, «Кодекс Рохонци»! Удивительная книга, алфавит, которым она написана, содержит более двухсот знаков.
– И?..
– И ещё никому не удалось прочесть её. Представляете, как это увлекательно?
– Не-е-е. Не понимаю, зачем вообще нужна книга, которую типа нельзя прочитать? И рисунков нет…
– Во-первых, это любопытно с научной точки зрения. Может быть, это какой-то новый, неизвестный нам язык. Или наоборот, древний и давно утраченный. А во-вторых, только подумайте, Боламбри, как это интересно, прочесть, что там!
– Не-е-е. Думаю, ерунда…
– То есть? – такого магистр не ожидал.
– Ну, типа если эт язык будущего, то кто написал книгу? И чем они думали? Считают нас либо тупицами непроходимыми, либо гениями. Если мы – дурни, то на кой чёрт нам их книга? Если же они думают, что мы типа гении какие-то, то сами глупцы.
– А если это книга из далёкого прошлого? – не оставлял надежду Майнстрем.
– А если прошлого, то там и подавно нет ничего интересного. Типа чего такого важного могут написать какие-то неудачники?
– Почему же неудачники?
– Были бы типа умные, язык бы сохранился, а так… Лабуду какую-нибудь нацарапали, а вы время тратите, голову ломаете.
Майнстрем аж покраснел от возмущения. Он уже хотел сказать что-нибудь резкое, что-нибудь такое, что совершенно чётко обозначит для Боламбри границы, за которые выходить не следует, но… ничего не придумал и, раскрасневшийся, словно чайник на огне, погрузился в разбор книжных завалов. Однако возмущение, кипящее в его душе, росло и вот, когда он уже придумал тонкую колкость, Бола снова выхватил из стопки какую-то книгу.
– Э-э-э! Да это же типа Оэр Линд! Во круто!
– Вы что, читали Линда? – Майнстрем настолько опешил, что даже забыл приготовленное едкое замечание.
– Ага. Умный малый! Не-е-е, он и в самом деле знает, о чём говорит.
– Думаю, он был бы польщён такой высокой оценкой, – не смог сдержать язвительный тон магистр.
Боламбри же, не обратив на это внимания, невозмутимо продолжал:
– А то! Он считает, что мужчины и женщины равны в своих умственных способностях. Я типа с этим согласен! А некоторые женщины, возможно, и превосходят отдельных мужчин!
– На личный опыт полагаетесь?
Насмешка снова осталась без внимания.
– Типа того. Отца я уважаю, но когда он, бывало, оставлял все деньги в «Голодном селезне», то только мать могла придумать, как прокормить семью.
Майнстрему стало стыдно за свои издёвки, и он продолжил более миролюбиво:
– Знаете, Бола, я бы на вашем месте воздержался от подобных высказываний, хотя бы публичных. Некоторое время назад я здорово поплатился за подобные мысли… Хотя, признаюсь, мне приятно, что вы из тех немногих, кто поддерживает мою инициативу, открыть женские курсы в нашем университете.
– Не-е-е. Не поддерживаю, – ответил Боламбри, не отрывая взгляда от книги. – Эт, я думаю, вы зря!
– Как же так? Вы же только что сказали, что некоторые дамы…
– Они типа и так умные, а если их ещё и учить, так однажды они и нас вытеснят. И что тогда? – студент поднял на Майнстрема большие карие глаза.
Магистр задумался на мгновение.
– До этого не дойдёт, уверяю вас Бола! В самом деле, не думаете же вы, что женщины когда-нибудь смогут командовать армией или управлять страной? – неискренне усмехнулся Майнстрем.
– Э-э-э, магистр. А ведь Линд об этом-то и рассказывает!
Майнстрем прикусил язык и, чтобы сменить тему разговора, ставшего внезапно неприятным, поинтересовался:
– Кстати, а сколько уже мы копаемся в этом? Часа два? Три?
Боламбри нехотя поднялся и выглянул в окно, затем проделал какие-то манипуляции со своими пальцами – сгибая и разгибая их, потом поставил одну ладонь на другую, задумался, беззвучно шевеля губами, и наконец, произнёс:
– Сейчас половина первого.
Майнстрем, заворожённо наблюдавший за действиями своего помощника, не удержался от вопроса:
– У вас очень интересный способ определения времени. Как это работает, Бола?
– Э-э-э… Ну, надо найти на небе солнце и линию горизонта, затем приставить к ней руку так, чтобы мизинец типа лежал вровень с этой линией. Другую ладонь ставим типа выше, и так пока не поравняемся с высотой солнца. А пока руки прикладываем, то типа считаем пальцы. Каждый палец – эт четверть часа. Так типа умножаем полученное число на пятнадцать. Эт и будет время… Так как-то…
– Потрясающе! – искренне восхитился Майнстрем. – И что же так точно определяется?
– Не-е-е. Вообще не точно…
– Но вы же сказали, что…
– Там на башне ратуши типа часы…
– Так зачем же вы тогда руками это всё проделывали?
– Проверял…
– Ну и как?
– У меня получилось типа три часа, а сейчас только половина первого…
– Половина первого… – усмехнулся Майнстрем, но улыбка тут же слетела с его лица. – Как половина? Уже?
– Ага…
– Вот дьявол! У меня же лекция! Мои записи? Где мои записи?! – магистр метался по комнате. Наконец он вытащил из-под стопки книг какие-то изрядно потрёпанные листки. – Это только план! А сама лекция? Бола?
– Э-э-э, даже не знаю…
– Ладно, буду импровизировать! – махнул рукой Майнстрем и выскочил из комнаты.
Из кабинета на боковую лестницу, два этажа вверх по широким ступеням, потом через коридор к галерее, оттуда выход на винтовую лестницу, подняться ещё на один этаж… Дорога до аудитории, обычно занимавшая около пятнадцати минут, сейчас заняла всего пять. Майнстрем распахнул дверь.
Студентов было немного, всего около полутора десятков, однако шум, разносившийся далеко за пределы аудитории мог бы свидетельствовать о сходе лавины или о водопаде, неизвестно откуда взявшемся в стенах университета. Дело в том, что бо́льшую часть слушателей курса изящной словесности составляли барышни.