Если бы молодой человек был более внимателен и менее испуган, он, несомненно, заметил бы ехидную усмешку, спрятавшуюся в уголке рта библиотекаря. Но юноша, конечно, не смог разглядеть её, потому что со словами «О боже! Тутуриний!» уже бросил словарь и опрометью выскочил из библиотеки, провожаемый взглядом полузакрытых мутных глаз.

* * *

– Итак, уважаемые коллеги, – верховный магистр Триангулюр Эксесс окинул присутствующих несколько туманным взором, в котором, однако, безошибочно читались с трудом сдерживаемое раздражение, помноженное на уверенность в собственном превосходстве. – Несмотря на то, что не все преподаватели ещё собрались, нам пора открывать внеочередное заседание учёного совета. Это уже третье заседание с начала года, но я хотел бы напомнить, что, к величайшему моему разочарованию, не все указания, принятые нами на первых двух, претворились в жизнь.

Присутствующие магистры заметно заёрзали на своих местах, а некоторые спешно потянулись завязывать шнурки и поднимать так кстати упавшие на пол перья. Триангуюр, высокий и статный, казался ещё грандиознее на ступени кафедры, словно скала, нависающая над морской пучиной. Так же величественно и невозмутимо он выдержал паузу и, дождавшись гробовой тишины, продолжил:

– В связи с тем, что по милости отсутствующего в настоящий момент господина Майнстрема Щековских, магистра изящной словесности, – снова пауза, смешки аудитории, – Мы вынуждены принимать к обучению… – осуждающая складка губ, – Барышень. И как бы мы, уважаемые коллеги, не надеялись на отмену данного королевского указа, последние события свидетельствуют в пользу того, что указ останется в силе.

Однако нам не пристало питать несбыточные чаянья и пустые надежды. Всем нам необходимо собраться с силами и претворить в жизнь решения предыдущих советов. Да-да, коллеги, я говорю об уборных, – сдавленный смешок не остался незамеченным: пышные брови Триангулюра сдвинулись на переносице, а глаза затеплились огнём, предвещающим неминуемую грозу. – И это не повод для веселья! Напоминаю, что выделенные комнаты не предназначены для хранения личных вещей. Да, магистр Сомниферум, и для выращивания сомнительного вида растений в том числе.

Магистр кафедры растениеводства, невысокий полноватый господин с тонкими немного женственными чертами лица, покраснел до корней волос, и промямлил:

– Но, магистр Триангулюр, это было единственное подсобное помещение моей кафедры, поэтому я счёл возможным использовать хотя бы его подоконник… И потом, эти исследования носят сугубо практический прикладной характер…

– О характере ваших изысканий мы поговорим позже и наедине, – прервал его верховный магистр. – И потрудитесь подготовить ваши объяснения относительно того, зачем вы сушите и измельчаете вашу рассаду, а так же почему лично я не раз наблюдал, как по коридорам вашего факультета с завидной регулярностью расстилается туман непонятного происхождения.

Папавер потупился.

– Мы отвлеклись, коллеги. Итак, на прошлом собрании совет магистров постановил, что поскольку его величество распустил суд инквизиции, то необходимость самого́ существования кафедры ведьмовства и алхимии не представляется целесообразным. Более того, совет и ранее проявлял завидную прозорливость, поскольку единственный студент кафедры всё чаще появляется на кафедре растениеводства. Не так ли, Папавер? – пауза, сопровождаемая укоризненным взглядом. – Так вот, коллеги, почему до сих пор не разобраны архивы кафедры?

Когда инквизитор его величества читал в нашем университете, то ему были выделены значительные помещения, которые теперь пустуют. Насколько я помню, на прошлом совете мы постановили, что ответственным за сортировку, систематизацию, хранение и, что более вероятно, утилизацию материалов кафедры ведьмовства и алхимии будет магистр теологии, Диктум Тамнос.

Пауза явно предназначалась для реплики указанного магистра, однако ответа не последовало.

Присутствующие, осознав, что гроза разразится не над их головами, заметно приободрились и оживились. Наконец, все взгляды были устремлены на последний ряд, где сидел белобородый старик. Глаза его были закрыты, нижняя челюсть с по-детски пухлой нижней губой слегка съехала набок, обнажая ряд жёлтых редких зубов, а очки нелепо сползли на самый кончик мясистого носа. Магистр Тамнос Диктум не подавал каких-либо видимых признаков жизни.

– Ради всего святого! Диктум! – прогремел верховный магистр.

Щёки старика пришли в подобие движения, от чего стали напоминать печёные яблоки. Челюсть вернулась на отведённое ей природой место, а светло-голубые глаза открылись.

– Что? Кто здесь? – прошамкал он.

– Магистр Диктум, вы снова спали на заседании совета! – Триангулюр Эксесс шумно выдохнул.

– Триангулюр? Ты? – старик явно всё ещё не понимал, где находится.

– Да, Диктум. Это я. Сейчас идёт заседание учёного совета, – Триангулюр закатил глаза.

– А я где? – старик огляделся сконфуженно.

– И вы, магистр Диктум Тамнос, на заседании учёного совета. – Верховный магистр с трудом сдерживал накатывающее раздражение.

– И что ты хотел, Триангулюр?

Диктум Тамнос был единственным, кому дозволялось обращаться на «ты» к верховному магистру. Можно было бы подумать, что поблажка сделана с учётом почтенного возраста Диктума, но это не совсем так. Верховный магистр и магистр Тамнос были старинными приятелями (хотя слово «древними» подошло бы гораздо лучше, особенно учитывая возраст магистра теологии). И хотя Триангулюр несчётное количество раз напоминал старику, что в присутствии коллег следовало бы более почтительно обращаться к нему, верховному магистру, Тамнос всякий раз попросту забывал об этом. В конце концов, верховный магистр смирился.

– Диктум, пока ты спал, мы говорили о решении, принятом на прошлом заседании совета и о том, что его надо выполнять.

– И что же решил совет? – в глазах магистра теологии светилось совершенно искреннее любопытство.

Триангулюр набрал побольше воздуха.

– На прошлом совете мы постановили, что кафедру ведовства и алхимии следует закрыть за ненадобностью.

– Очень верное решение, Триангулюр, очень!

– Я знаю, – выдохнул верховный магистр обречённо.

– Кроме того, Триангулюр, я бы на твоём месте задумался о том, как распорядиться помещениями кафедры. Этот одноглазый проходимец, помнится, занимал лучшие комнаты университета.

– Об этом мы тоже говорили, Диктум, – процедил верховный магистр.

– Но прежде чем раздавать комнаты на право и на лево, друг мой, хорошо было бы разобрать архивы. Кто знает, что там можно найти?

– Вот именно, Диктум, – желваки на щеках верховного магистра ходили так, что окладистая серая борода то и дело меняла форму.

– Архивы обязательно надо разобрать, Триангулюр, обязательно! Только… – Тамнос чуть понизил голос. – Напомни, о какой кафедре идёт речь?

И вот в тот самый момент, когда уважаемые магистры инстинктивно втянули головы в плечи и поджали ноги, ожидая взрыва, дверь распахнулась, и на пороге появился запыхавшийся магистр изящной словесности.

– Коллеги, простите… – начал было он, но тут же понял, что раскрывать рот было фатальной ошибкой.

Бывают такие мгновения, когда всё в природе замирает, когда ни один лист не смеет шелохнуться, словно боится нарушить такой всеобъемлющий и такой хрупкий покой. Тишина нарастает, становится густой, звенящей и вдруг разрывается, словно лопнувший мыльный пузырь. Гроза. Начинается гроза.

– А! Вот и долгожданный магистр Майнстрем! – прогрохотал верховный магистр. – Мало того, что по вашей милости мы вынуждены проводить внеочередные собрания, так вы ещё позволяете себе опаздывать! Надеюсь, причиной тому послужили крайне важные неотложные дела!

Майнстрем покраснел, вжался в дверной проём и уже раскрыл рот, но верховный магистр протестующе замахал руками:

– Нет-нет, Майнстрем Щековских! Не утруждайте себя оправданиями! Кроме того, я не намерен повторять ради вас то, о чём говорилось тут более часа! Итак, уважаемые коллеги, – Триангулюр повернулся к сидящим магистрам, – Кто согласен с тем, что разбор, систематизацию и утилизацию архивов ныне закрытой кафедры ведьмовства и алхимии следует поручить магистру Майнстрему Щековских?