– А там что?
– Отхожее место – бесцветно ответил тот.
Ухмыльнувшись, молодой боец прошёл через комнату, и заглянул за штору. Там находилась только полая деревянная тумба, чуть выше колена высотой, имеющая в верхней плоскости круглое отверстие, под которое, внутрь тумбы, было подставлено ведро. Характерные тёмные разводы внутри ведра, глубоко въевшиеся в древесину, свидетельствовали о том, что оно используется по данному назначению уже не первый год. Оставив в покое поганый угол, Духовлад ещё раз огляделся в помещении, придя к выводу, что оно вполне надёжно для содержания пленника. Выйдя из комнаты, он кивком головы велел войти в неё Волибору. Тот молча повиновался, и тяжёлая дубовая дверь закрылась за его спиной. Афанасий щёлкнул ключом в замке, и хотел было спрятать связку под полу, но Вук остановил его, взяв за рукав:
– Отдай мне этот ключ.
– Это будет правильно – поддержал Духовлад – Вы, с нашим пленником, похоже, приятели. Мало ли, что за блажь взбредёт тебе в голову…
Афанасий молча снял ключ со связки, и передал его Вуку, который, глядя прямо в глаза управляющему, сказал, принимая ключ:
– Если он действительно тебе друг, то уговори его не делать глупостей. Тогда всё у него будет в порядке. Нам его жизнь не нужна.
– Надо бы оружие у него отнять – пробурчал Ратибор – Не мальчик, пади… Опытный дружинник. Вдруг психанёт, да в драку полезет… Многих ведь положит.
– Может психанёт, а может не психанёт – возразил Духовлад – Зато, если полезть оружие отбирать, тогда точно отбиваться станет. Обратной дороги в княжью дружину у него теперь точно нет, а вот нам, он ещё неслабо пригодиться может.
– Я с Малышом согласен. Оружие его будет хоть немного успокаивать. Главное, чтоб людей вокруг него побольше крутилось – сказал Вук, и, повернувшись к четверым сопровождавшим их разбоям, грозно скомандовал – Останьтесь здесь, возле этой двери. Впрочем, можете меняться между собой так, как вам будет угодно. Главное, не оставляйте дверь без присмотра ни на секунду. Без меня, к ней никто приближаться не должен. Чтобы ни случилось, сразу ищите меня!
Ратибор решил усилить мотивацию только назначенных стражей, и, обведя их пристальным, недобрым взглядом, процедил сквозь зубы:
– Если узник сбежит, я с вас шкуру спущу! Живьём!
Увещевание подействовало, так как в глазах «караула», засияло искреннее рвение к добросовестному исполнению доверенных обязанностей. Даже Афанасий еле слышно хмыкнул себе под нос, найдя эту картину забавной, после чего сказал разбоям, желая обратить на себя внимание, побудив к важному и для себя делу:
– Теперь пойдём в библиотеку. Там хранится книга, в которой изложены интересующие вас вопросы.
– Погоди с библиотекой – остановил его Духовлад, вспомнивший о ещё одном очень важном, незаконченном деле – Здесь, в крепости, должен находиться человек, предавший нас. Где он?
– Здесь есть один человек, о котором я слышал, будто он был разбойным главарём. Его имя Предраг, это он вам нужен?
При упоминании этого имени, кровь вскипела в жилах Духовлада, а кулаки сжались добела на костяшках:
– Да, он. Проведи меня к нему, немедленно.
– Я бы тоже его повидал – процедил Ратибор, надавив левой ладонью на правый кулак, в пальцах которого угрожающе захрустели суставы.
– И я – тихо поддержал Вук.
– Это несложно. Он совсем рядом – заверил управляющий безразличным тоном, и пошёл в обратную сторону, вдоль ряда деревянных дверей.
Духовлад шёл за ним след в след. Близость вожделенного отмщения, приятно щекотала под ложечкой. Никогда, никогда ранее в его жизни, совершаемая им месть, ещё не была столь ожидаема, и столь неотвратима. Молодого бойца переполняло ощущение некой безграничной власти вершителя судеб. Это ощущение казалось ему вполне заслуженным, и он им гордился. Духовлад представлял себе, как Афанасий отопрёт дверь, подобную той, за которой скрылся Волибор, и его взору откроется вполне уютная и чистая комната, в которой и будет находиться Предраг, встревоженный шумом, доносящимся со двора. Молодой боец смаковал в своём воображении сцену, в которой у предателя глаза лезут на лоб, при виде бывших соратников. Он представлял себе, как Предраг будет ползать на коленях, плакать, умолять о пощаде, но жестокой участи ему не избежать…
Тем временем, управляющий миновал все одинаковые двери, и остановился у торцевой, лишённой зарешёченного окошка. Снова достав из-под полы свою впечатляющую связку ключей, он отворил дверь. Из открывшегося тёмного прохода, пахну́ло затхлостью плохо проветриваемого подземелья. Крутые ступеньки и невысокий каменный свод, вели куда-то вниз, где виднелись неясные отблески дрожащего света факелов. Афанасий уверенно зашагал вниз по ступенькам, и его спутники, переглянувшись, осторожно последовали за ним.
Спустившись по ступенькам, они оказались в подвале, не имеющем природного источника света. Помещение было достаточно обширным, примерно десять на десять метров, и четыре факела освещали его довольно сносно, хоть глазам и потребовалось некоторое время, чтобы окончательно привыкнуть к специфическому освещению. В подвале находились разнообразные пыточные приспособления, в большом количестве и на любой вкус. Посреди этого «царства боли» стоял человек, замерев на месте, и с испугом глядя на группу незнакомцев. Он был достаточно крупным, даже казался грузноватым из-за жирка, туго обтянутого рубахой, имел неестественно широко посаженные глаза, узкий лоб и широкое лицо, с отчётливой печатью слабоумия. Паника на его лице усиливалась, начиная приобретать уже плаксивые очертания, а толстенькие ножки, стали нервно потаптываться на месте. Афанасий, как единственный знакомый ему человек, поспешил к уроду с утешениями:
– Не бойся, не бойся! Это хорошие люди, это друзья! Они не сделают тебе ничего плохого!..
Он говорил это нежно и вкрадчиво, как будто маленькому ребёнку, даже поглаживая по плечу, и узколобый увалень, понемногу стал успокаиваться, видя, что незнакомцы лишь удивлённо на него таращатся, не предпринимая никаких угрожающих действий. Через пару минут он окончательно успокоился, и продолжил копошиться у своих страшных орудий, не обращая на пришельцев абсолютно никакого внимания.
– Кто это? – полушёпотом спросил у Афанасия Ратибор.
– Так, безымянный дурачок, палач здешний – ответил управляющий, не то сочувственно, не то просто задумчиво – Он не понимает, что делает, когда «работает». Не разговаривает с истязаемыми, не обращает внимания на их крики, мольбы, обещания… Они для него – просто материал, как доски для плотника. Несколько раз, чисто случайно, мне доводилось видеть его в деле… жуткое зрелище. Жертвы ожидают от своих мучителей насмешек, злорадства, глумления… Да чего угодно, только не полного безразличия. Многие, по незнанию, могут возразить, мол, кому есть дело до этого, когда тебе рвут плоть раскаленным железом?! А вот и есть дело. Истязаемому, дают некоторое время почувствовать, что его палач не видит в нём живого существа, а потом оставляют с ним наедине. В большинстве случаев, даже когда человек крепок духом, и готов терпеть пытки, ему, во время истязаний, постоянно твердят, что стоит сознаться, или выдать некую тайну, и его мучения немедленно прекратятся. Эти увещевания и есть основной упор для силы духа, которая питается тем, что отвергает эту возможность. Когда же человека оставляют наедине с палачом, который его просто не видит и не слышит, монотонно выполняя свою функцию, возможности остановить всё это, попросту нет. Истязаемый может орать во всё горло, что сознаётся в чём угодно, выдаст любую тайну, палач всё равно будет продолжать своё дело, ибо отсутствуют те, кто способен остановить его. Получается, что, как я выразился ранее, «упор для силы духа» отсутствует, а не найдя опоры, это качество становится бесполезным. Я не слышал ни об одном узнике, который хоть раз остался бы наедине с «дурачком», и не был бы сломлен к возвращению дознавателей. Батурий очень любит лично присутствовать при работе этого палача. Просто любуется.
