Тем временем, на посту у ворот, царило завистливое уныние. Полтора десятка разбоев, стерегущих ворота, насупившись, наблюдали за весёлой попойкой своих соратников, то и дело, отвешивая язвительные комментарии. Каждый из них, в душе клялся себе, что никогда в жизни не простит Предрагу такого несправедливого отношения. Тяжёлые ворота до сих пор стояли нараспашку, и обиженно надувшаяся «стража», нарочно не закрывала их, считая это неким протестом со своей стороны. Увидев, что от пирующих отделился Предраг, и направляется в их сторону, часовые синхронно сделали вид, будто в сторону пьющих не смотрят. Предраг шёл повеселевшей, раскрепощённой походкой, а следом за ним, двое разбоев катили большую бочку. Подойдя к охраняющим ворота, главарь задорно воскликнул:
– Эх, негоже так! Все пьют, гуляют, а вы тут, как сиротки!.. Принимайте угощение! Выпейте и вы, за наши будущие победы!
К тому времени, как он договорил, двое разбоев, следующие за ним, уже докатили бочку, оставив лежать её на боку рядом с главарём, и обнявшись, покачиваясь, направились обратно к «столу». Часовые, радостно благодаря предводителя, бросились к бочке, и с трудом подняли её, установив на дно. Один из них, чтобы отплатить главарю за заботу своей добросовестностью, воодушевлённо предложил:
– Предраг, давай мы хоть ворота закроем!
– Успеется с воротами, – успокоил его главарь, по-отечески глядя, и радуясь сознательности своего подопечного – Жажду утоли сначала!
Сознательный часовой, с готовностью принялся исполнять указание командира, и, как и все остальные, больше даже мысленно не возвращался к этим самым воротам. Предраг постоял немного рядом, удостоверился, что все принялись жадно поглощать хмельной напиток, и побрёл обратно к основной массе пирующих. К тому времени, изрядно захмелевшие разбои уже стали делиться на небольшие группки, в которых кипели разнообразные пьяные споры. Подходя поочерёдно от группки к группке, Предраг оживлённо участвовал в дебатах. Спорившие разбои, каждый раз были польщены общением с главарём, и очень внимательно его слушали. Предраг рассудительно разбирал суть их спора, затем плавно переходил к перечислению ожидающих «медвежье воинство» побед, трофеев и богатств. И везде, он не забывал упомянуть о вкладе Духовлада в дело воинства, о своём безграничном доверии к молодому бойцу, о том, что в случае отсутствия его – Предрага – смело можно обращаться к Духовладу, неизменно предлагая выпить за его здоровье в конце каждой своей речи. Вдобавок, каждый раз, когда он проходил мимо самого Духовлада, главарь обязательно останавливался, обнимал, громко хвалил его, ставя всем в пример. Приторность этих периодических знаков внимания, уже стала порядочно напрягать молодого бойца, но он не решался при всех «обламывать» Предрага, и молча сносил это ощущение дискомфорта.
Пирушка продолжалась весь день, который пролетел благодаря этому незаметно. Стало вечереть, и те, кто не видел в беззаботном веселии главного смысла своего существования, отправились искать себе подходящее место для отдыха. Но бо́льшая часть разбоев, решила веселиться до тех пор, пока организм не отключится сам. Духовлад, и так не особо по вкусу проводящий время на этой попойке, тоже решил уйти отдыхать. Он хотел исчезнуть незаметно, но Предраг засёк его манёвр, и напоследок снова стал расхваливать перед всеми, затем упрашивать ещё посидеть, а после категорического отказа, долго высказывал сожаление.
Духовлад, солидно пошатываясь, после длительной, хмельной пирушки, наконец вошёл в один из бараков охраны. Пока он сидел среди пирующих, потихоньку потягивая медок, его состояние казалось ему вполне приемлемым, но только сейчас, когда потребовалось встать, и пройти к спальному месту, он почувствовал, насколько сильно охмелел на самом деле. Не спеша продвигаясь в темноте, то и дело натыкаясь на трупы охранников, он добрался до первого попавшегося лежака, и просто свалился на него, как бесформенный тюфяк. Молодой боец явно переборщил с выпивкой: тело ослабло, и вообще плохо управлялось. Духовлад преисполнился ненавистью к самому себе. Себя, и только себя, он обвинял в своём убогом состоянии. Он осознал сейчас, что в случае внезапного нападения на разбоев, лично от него, как и от подавляющего большинства, толку в обороне не будет. Молодой боец перевернулся на спину, и закрыл глаза. Как будто неведомая сила надавила ему на грудь, и стала раскручивать вокруг своей оси. Духовлад едва успел повернуться на бок, и свесить голову с лежака, как недопереваренное содержимое желудка, обрушилось потоком изо рта и носа на пол, порсле чего желудок, освободившись от лишнего, на всякий случай разродился ещё парочкой безрезультатных спазмов. Першившие в горле остатки пищи, только что вернувшейся этим путём наружу, заставили прокашляться. Сплюнув результаты в сторону остального, Духовлад снова перевернулся на спину, и закрыл глаза, непроизвольно скривившись от горького привкуса во рту. Ещё немного кружило, но стало уже намного легче, и молодой боец быстро уснул.
Попойка, тем временем, всё продолжалась. Предраг выглядел пьяным, но на фоне остальных, держался хорошо. Это прекрасное качество для лидера: все видели, что набирал он всегда полный кубок, да и прикладывался к нему наравне со всеми, и при этом сохранял ясность мысли. Вот это главарь! Все уже с ног валятся, языками еле ворочают, а он молодцом держится! Правда, никто не видел, что Предраг, прикладываясь к ковшу, только мочил губы, а после, потихоньку сливал мёд на землю. Тем не менее, он не забывал покачиваться при ходьбе, изредка наступая самому себе на ноги, заплетать язык при разговоре, и, наравне со всеми, исступлённо ржать над тупыми шуточками пьяных соратников. Стало смеркаться, и пьяные разбои худо-бедно сумели развести костёр. Единственное, что доставляло Предрагу беспокойство, это неотвратимое желание спать. Ночной переход, после которого не последовало отдыха, давал о себе знать. После захода солнца, пару часов Предрагу вообще едва удавалось держать глаза открытыми, но, приблизительно после полуночи, желание спать немного отступило.
Ближе к утру, разбои стали отходить ко сну, причём там, где сидели. Как будто неведомый мор катился по их рядам – люди оседали, будто мёртвые, прямо во время разговора друг с другом. Вот остались только пятеро бодрствующих… Четверо… Трое… И вот главарь уже крадётся, среди сплошных бесчувственных тел. Всё успокоилось: хмель, вступив в союз с усталостью, свалил всех. Но Предраг должен был убедиться: оставлять у себя за спиной вещи под вопросом, было не в его правилах. Наконец, железно удостоверившись, что кроме него бодрствующих больше нет, Предраг, осторожно продвигаясь в темноте, направился к телеге, на которой покоилась казна «Воинства Медвежьего». Достав ключи, которые теперь по праву старшинства хранились у него, главарь, на ощупь, нашёл нужный сундук, и открыл его. В ночной тишине предательски заскрипел замок, и лёгкий холодок пробежал по спине Предрага. Он даже замер на мгновение, напрягая во мраке глаза, и разглядывая неясные силуэты спящих вповалку разбоев. Всё спокойно, никто не разбужен… Главарь потихоньку поднял крышку сундука. Здесь, поверх остального ценного добра, лежали несколько не очень объёмных мешочков. Они были предусмотрительно подготовлены Предрагом заранее. Драгоценные камни, золотые и серебряные монеты: собирая эту «заначку», главарь едва сумел обуздать сводящую с ума жадность, втайне от всех копаясь в общих сокровищах, и отбирая наиболее ценное и компактное. Его алчным глазам всё казалось просто необходимым, но Предраг сумел взять себя в руки, и собрал всего несколько небольших мешочков, которые можно было не только без труда унести с собой, но и более или менее припрятать под рубахой. Он ни на секунду не обманулся мыслью, будто после того, как казна попадёт в руки княжьего тысячного, тот отдаст бывшему разбойному главарю какую-либо долю. Это требование, было выдвинуто Предрагом исключительно для поддержания доверия к своей решимости предать разбойное войско. Заявить тысячному, что он готов сделать это без какой-либо материальной награды, и главаря гарантированно ожидало бы недоверие в отношении чистоты его замыслов, а затем и пытки. Эх… не верят ныне люди в честность… Приходится обманом промышлять… Примерно об этом думал Предраг, закрепляя мешочки на поясе под рубахой. На первое время хватит, а там он, со своим то умом, заживёт как ему по праву полагается!
