Горан, не покидавший свою повозку, напряжённо думал о том, как произошедшее в последнем налёте может отразиться на командной позиции его брата в отряде. Сейчас он уже жалел о тех словах, которые сказал Туру в порыве неудовлетворённости открывшимся реальным положением дел. Нет, он не считал, что поспешил с выводами, напрасно усомнившись в трезвости и последовательности управленческих приёмов своего брата. Просто Горан не считал Тура человеком, способным конструктивно воспринимать критику. Для того, чтобы повлиять на поведение брата, нужны были другие – более тонкие – действия. Горан даже подумывал о том, чтобы некоторое время побыть рядом с братом в воинстве, с целью контроля его поступков, направленных на устранение внутреннего противостояния в сообществе. Но от этого Горан, всё же решил отказаться, опасаясь, что вспыльчивый Тур может выйти из-под его влияния, расценив подобный ход, как попытку отобрать у него (и так весьма призрачную) власть. В итоге, все умозаключения Горана сошлись к следующему плану действий: успокоить Тура, и вновь восстановить своё влияние на него; убедить своего брата, по возвращении в лагерь, не раздувать конфликт со своими противниками внутри «воинства», пока не появится надёжная возможность быстро от них избавиться. Осталось только дождаться удобного момента, для разговора с братом «без лишних ушей».
Когда солнце стало клониться к закату, небольшой обоз остановился на поляне, подходящей для расположения на ночлег. Тур уже было собирался устроиться у костра со своими людьми, но Горан мягко убедил его устроить отдельный костёр, дабы без помех обсудить последние события. Первый удовлетворил просьбу брата, хотя выражением лица показывал, что делает это неохотно. Устроившись у отдельного костра, Тур молча уставился в темноту, как будто даже не собираясь уделять внимания Горану. Подобные детские приёмы родственника были вполне привычными для последнего, и он очень сильно удивился бы другому поведению с его стороны.
– Прости меня, брат. Я был незаслуженно резок с тобой… – сказав это, Горан выдержал небольшую паузу, оценивая реакцию собеседника.
Тот перевёл взгляд на землю прямо перед собой, как бы показывая, что ещё не простил, но уже внимательно слушает. Горана это вполне устраивало, и он размеренно продолжил:
– …Но и ты пойми меня: долгое время ты уверял меня, что полностью контролируешь своих людей, потому, увиденный мною спор, стал для меня очень неприятной неожиданностью. Я видел, что люди, оставшиеся верными тебе, как и их противники, вполне готовы были броситься друг на друга с оружием. Отсюда я делаю вывод, что различные дрязги между ними, носят вполне обыденный характер. Подобная ситуация неприемлема, так как в случае внутренней бойни, твоё войско будет очень серьёзно ослабленно, и о нападениях на хорошо охраняемые обозы нам придётся забыть. Я думаю, что в вашем сообществе есть один или несколько человек, которые желают занять твоё место. Именно они являются источником недовольства, и если от них избавиться, то обстановка в отряде очень скоро улучшится. Тебе известны такие люди?
– Это всё Предраг, змей проклятый! – процедил сквозь зубы Тур, лицо которого исказила гримаса ненависти – Он всё время всем не доволен! Всех настраивает против меня, и против тебя, кстати, тоже…
– Это не тот, который со своими людьми, заступился за того парня, убившего твоего… как там… Щура?
– Он. Ещё и щенок этот…
– А я тебе и насчёт «щенка» скажу: я говорил тебе, что в Славнограде он двух стражников убил, не имея при себе оружия? Говорил. Ты же, его сразу на черновую работу бросил, не проверив даже, на что он способен. И что я услышал от очевидцев, когда с тобой присутствовал при том споре? Что парень заколол человека из обоза, который легко разделался с тремя твоими «воинами». А четвёртый, о котором ты так скорбел, спрятался от боя под телегой. Зато, когда опасный враг был повержен, решил поживиться чужой добычей! Зачем ты окружаешь себя подобными трусами?! Ведь когда придёт время по-настоящему сражаться, они просто разбегутся от тебя! Почему ты не послушал меня, и не обратил внимания на того парня?
После такого детального объяснения, даже Тур увидел, что поступил с Духовладом как минимум поспешно. Он стал виновато мямлить, оправдываясь:
– Да я вроде смотрел… Только он, вроде как ни то, ни сё…
– Потому что не туда смотрел! Ты больше обрадуешься красноречивому бахвалу, на деле не стоящему и десятой части своих хвастливых рассказов, чем скромному молчуну, способному в сложную минуту, скрепя сердце сделать то, что надо! – перебил его Горан, и тут же сбавил тон, опасаясь столь откровенными назиданиями вновь разжечь в Туре агрессию – Посмотри: этот парень просто находка! Он покладист, не подвержен гордыне, не боится сильного врага, и самое главное – умеет сражаться! Этот парень, конечно, не решил бы всех твоих проблем, но он, как минимум, усилил бы преданную тебе группу. А теперь, вместо этого, он усилит группу твоего противника! И я не удивлюсь, если этот Предраг защитил парня не просто так. Возможно, он сделал то, чего не сделал ты: просто обратил на парня внимание, и что-то в нём увидел. Ладно, не будем больше о том, чего уже не изменить. Я хочу, чтобы ты понял: люди в твоём «воинстве», настроенные против тебя, вовсе не главная угроза. Главная угроза это тот, кто сумел их так настроить. И цель нашего удара он, а не толпа недовольных. Если наш удар будет внезапным, молниеносным, точным, и избавит нас от Предрага, то остальные просто признают твоё превосходство, как лидера. Но для того, чтобы он был внезапным, мы должны скрыть подготовку к нему от посторонних глаз и усыпить бдительность противника. Для этого, по возвращении в лагерь, тебе нужно сделать вид, будто никаких ссор с Предрагом и его людьми не было…
– Ты что, хочешь, чтобы я простил этому ублюдку все его поганые дела!.. – вспылил Тур, закипая гневом.
– Ты не слушаешь меня, – спокойно остановил его Горан – Это нужно для того, чтобы лишить его возможности раздуть заново ещё свежую ссору. А чтобы это не выглядело слабостью с твоей стороны, в глазах всего «воинства», ты всем объявишь, что в следующем налёте я обещал привести вам невиданную по изобилию добычу. Это должно завладеть умами большинства, и заставит их воздержаться от действий, подрывающих твоё положение. А я, пока, придумаю, как именно нам избавиться от этого Предрага…
***
Прошло уже два дня, с тех пор, как «воинство» вернулось в лагерь. Никаких споров и ссор больше не возникало, но моральное напряжение между двумя группами не ослабевало. Предраг ничего не предпринимал, так как хотел увидеть ответный ход Тура и его людей, а Опара даже в мыслях не допускал возможности решительных действий во время отсутствия главаря. Долгое ощущение «затишья перед бурей», сделало многих разбоев «дёрганными» и раздражительными. На Духовлада такая обстановка, давления практически не оказывала. Он больше был поглощён изучением грамоты под руководством Всесмысла, чем пустым ожиданием возможных важных событий. Беглый богослов на некоторое время отвлекался от наставнических хлопот, так как от обязанности готовить обед его никто не освобождал. Духовлад тоже откладывал занятия, и помогал ему. Изначально Всесмысл противился, указывая помощнику на то, что теперь тот не обязан этого делать. Более того: хозяйственные работы, в жёсткой разбойничьей среде, вовсе не входят в разряд престижных, а потому Духовладу следует держаться подальше от «кухни», дабы избежать насмешек и порицаний, которые явно не добавят ему уважения в сообществе. Но молодой боец велел ему не беспокоиться об этом, заверив, что его действительные возможности важнее того, что о нём говорят.
Всесмысл суетился возле кипящих котлов, а Духовлад, как обычно, сидел рядом, иногда подавая ему необходимое. Сытный, душистый аромат подходящего к готовности блюда, уже собрал большую часть разбоев на поляне возле котлов. Для них, томимых мучительным ожиданием обеда, время тянулось невероятно долго. Один из лесных вояк, находившийся в передних рядах ожидающих, то и дело косо поглядывал на Духовлада. Это был тучный мужчина среднего роста и средних лет. На его лице, представляющем собой почтичто правильный круг, читалось «неглубокое» выражение деревенского простака. Являясь одним из людей Тура, он не имел в его шайке ни значительного положения, ни репутации полезного человека. Сейчас этот человек увидел возможность проявить себя, а за одно и развлечься, скрасив нудное ожидание обеда.
