- К слову об этом, - сказал Кингсли. - Я принес ему подарок на день рождения.

- Тебе не обязательно было это делать.

- Обязательно. И даже если не обязательно, я бы все равно принес его.

С неохотой Кингсли вернул Фионна в колыбель и укрыл его одеялом. Он посмотрел на Грейс и достал конверт из кармана.

- Что это? - спросила Грейс, хмурясь. Казалось, она не хотела его открывать. Возможно, она ощутила его содержимое.

- Как я и сказал, подарок на день рождения.

Грейс разорвала наклейку на конверте и достала сложенную в трое пачку бумаг.

- Когда Сорен присоединился к иезуитам, - начал Кингсли, - он принял обет бедности. Деньги, которые были у него в трастовом фонде, он отдал мне. И поскольку я не могу вручить деньги отцу, я могу отдать их сыну.

Глаза Грейс округлились.

- Кингсли, это трастовый фонд.

- Да, - подтвердил Кингсли. - И он стоит приблизительно восемнадцать миллионов фунтов.

Грейс в шоке прикрыла рот ладонью. Хотя это и было непросто, Кингсли удалось не рассмеяться над ней.

- Он будет учиться в лучших школах, - сказал Кингсли. - Не стоит ни на чем экономить.

- За такие деньги мы можем купить школу.

- Тогда купи одну. Там ты сможешь преподавать, - предложил Кингсли.

- Мы не можем их принять. - Грейс начала сворачивать бумаги.

- Я не просто так рассказал тебе историю своего клуба, Грейс. Мне нужно было, чтобы ты знала, скольким я ему обязан. Этот клуб, который я построил для него, сделал меня богаче, чем ты можешь себе представить. Клуб не существовал бы, если бы не он. Я бы тоже не существовал. Я обязан ему всем - своей жизнью, своим состоянием и своей семьей. Обещаю, Грейс, это самое меньшее, что я могу сделать. Я перед ним в долгу, и вот как я его возвращаю.

- Но Кинг...

- Часть ты получишь сейчас на жизнь и образование. Остальное останется в трасте до тех пор, пока ему не исполнится восемнадцать. Затем все станет его.

- Это все слишком, - сказала она, недоверчиво качая головой.

- И еще кое-что.

- Еще?

Кингсли снова полез в карман и вытащил документ.

- То, что я дал тебе, это точная сумма трастового фонда, который дал мне Сорен. Но это самое интересное.

Грейс дрожащими руками взяла документ.

- Отец Сорена был бароном, - начал Кингсли.

- Да, он говорил мне об этом.

- Родовой дом находится на севере. Это прекрасное разрушенное поместье под названием Эденфелл. Оно было продано двадцать лет назад разработчикам, которые ничего с ним не сделали. Здание пустует уже много лет. Дом принадлежит его семье. И теперь Фионну.

Грейс медленно опустилась в кресло.

- Эденфелл, - повторила Грейс, перечитывая документ.

- Оно на имя Фионна, - продолжил Кингсли. - Оно принадлежит ему, а не тебе или Закари, и когда он подрастет, то сможет оставить его себе, продать или сжечь дотла. Мне все равно. Но это ему решать.

- Меня сейчас стошнит, - сообщила Грейс, выглядя бледнее обычного. И тогда Кингсли действительно рассмеялся над ней.

- Приношу свои искренние извинения за то, что играю в Бога с вашими жизнями, - сказал Кинг. - Я верю, что вы с Закари поступите правильно по отношению к вашему сыну.

- Мы, конечно, попытаемся. Но...

- Никаких «но», - оборвал мужчина - Скажи merci и люби своего сына. Это все, что тут можно сказать или сделать.

Грейс глубоко вдохнула, долго выдыхала. Она посмотрела на Кингсли глазами полными слез.

- Merci, - поблагодарила она тихим голосом.

- Мне пора идти. Мне нужно успеть на другой рейс.

- Уже уходишь? Но...

- Я навещу вас снова, - пообещал Кингсли. - Если пригласишь.

Грейс встала и подошла к нему. Она обняла его, а он крепче прижал ее к себе.

- Твоему сыну повезло, что у него есть два замечательных отца, - сказала она. - Как и моему.

Он поцеловал ее в щеку и отпустил ее.

- Проследи, чтобы Закари не пренебрегал уроками французского, - попросил Кингсли, кивая в сторону спящего в колыбели Фионна.

- Обещаю. Я уже начала датский.

- Правда?

- Я разговаривала с Сореном по телефону после того, как мы сообщили ему о Фионне. Он научил меня «Jeg elsker dig, min søn, og Gud elsker dig også». Он попросил меня говорить это Фионну каждую ночь.

- Что это значит?

- Значит «Я люблю тебя, мой сын, и Бог тоже тебя любит». Это последнее, что я говорю ему каждую ночь перед тем, как уложить его в кроватку. Он сказал... - Грейс остановилась и улыбнулась. Она выглядела так, будто вот-вот расплачется, но какие бы слезы ни были, она держала их при себе. - Он сказал, что его мама желала ему спокойной ночи, когда тот был маленьким.

- Jeg elskar dig. Мне он сказал, что это «удача» на датском.

- По-датски это значит «я люблю тебя».

- Этот блондинистый монстр - ублюдок.

- Ты же знаешь, что любишь его.

- Совершенно против своей воли, - ответил Кингсли, - и всем сердцем.

Грейс поцеловала кончики пальцев и прижала их к головке Фионна. Она поправила его одеяло и прошептала датскую молитву сыну.

Они вышли из детской, и Грейс бесшумно закрыла за собой дверь.

- Звони, если буду нужен, - сказал Кингсли, приказ, а не просьба. - Если что-то случится, что угодно, звони мне первому.

- Конечно, - ответила Грейс, когда они оказались перед парадной дверью.

- Если хочешь, то можешь больше не работать. Ты или Закари. Вы можете работать из дома, купить новый дом за городом, путешествовать. Мне все равно. Деньги принадлежат вам и вашему сыну, и я знаю, что вы найдете им хорошее применение.

- Да, мы так и сделаем. Я не могу... Дай мне несколько дней, чтобы обдумать все это.

- У тебя предостаточно времени.

- Если завтра утром у Закари случится сердечный приступ, винить я буду тебя.

- Пусть скорая помощь будет в режиме ожидания.

- Боже мой, Кингсли. Я не могу в это поверить.

- Поверь, - ответил Кингсли. - После всего произошедшего, у нас должна быть способность верить во что угодно.

Грейс усмехнулась, и он снова обнял ее.

- Передашь ему, что с Фионном все хорошо? - спросила она.

- Передам.

- Думаешь, он приедет навестить сына?

- Когда будет готов. Дай ему время. Он не хочет вмешиваться.

- Это не было бы вмешательством. Так и скажи ему.

- Скажу, - пообещал Кингсли. - Он будет завидовать тому, что я держал его.

- Поцелуй за меня свою красавицу, - попросила Грейс.

- С удовольствием. Их обеих.

- Куда ты сейчас?

- Навестить старого друга, - ответил Кингсли. - Вот и все.

- Кстати, о старых друзьях, что случилось с твоей Сэм?

- А что случилось с Сэм? Через четыре года после того, как она стала работать на меня, случилось самое худшее. Она влюбилась.

- Это ужасно, - согласилась Грейс. - Но это случается и с лучшими из нас.

- Она переехала в Калифорнию со своей девушкой. Несколько лет назад они поженились.

- Ты был на свадьбе?

- Я был ее шафером. Мы были в одинаковых смокингах.

- Сексуальные пингвины?

- Это были мы. - Кингсли закинул сумку на плечо и скрестил руки на груди. - Я уже давно не вспоминал о том годе. Блейз и Лаклан теперь женаты.

- Шутишь?

- Он украл ее у меня. Не то, чтобы я виню его или ее. У нее всегда была слабость к акцентам. Очевидно, австралийский победил французский. Они живут в Сиднее. Фелиция вернулась в Лондон через несколько лет после открытия клуба. Джастин управляет приютом для беглых геев.

- Какую команду ты собрал.

- Я всегда был хорош в поиске талантов, - согласился Кингсли. - Я знал, какой будет Нора, как только увидел ее.

- Знал. Ты был прав.

- Двадцать лет спустя... Как будто это было вчера. Вчера и всю жизнь.

- Представляю, каково это.

- Двадцать лет, - повторил Кингсли. - Все это время Сорен был константой. Он и она.

- Нора?

- Двадцать лет назад ее арестовали, и это вернуло мне Сорена. Двадцать лет спустя ее похитили, и это вернуло мне моего сына. Я почти с нетерпением жду, когда она в следующий раз попадет в неприятности. Я всегда получаю выгоду.