- И он безопасный. Я посмотрел. Два выхода. Легко наблюдать, легко охранять, легко защищать людей внутри.
- Кого ты защищаешь?
Кингсли помолчал, прежде чем ответить. В эту паузу он подумал обо всех людях, которых подвел. Госпожа Фелиция. Лаклан. Ирина. Сэм.
Себя.
- Госпожа Ирина. Она моя русская. Муж трахал ее каждую ночь, рассказала она. Говорил, это его супружеский долг. Больная, уставшая, с месячными - ему было плевать. Даже если она отказывала. Моя Ирина. Которая работает на меня. С кем я играл. Ей двадцать два, и ее муж... - Кингсли посмотрел Сорену в глаза. - Я был твоим рабом. Помнишь?
- Помню.
- Я принадлежал тебе... телом и душой. А знаешь, почему я принадлежал тебе?
Сорен внимательно смотрел на него. Кингсли был уверен, что Сорен уже знает ответ, но все же сказал: - Потому что хотел, чтобы ты относился ко мне как к своей собственности. И хотел, чтобы ты причинял мне боль. И именно это делало это правильным. Делало это красивым. Муж Ирины обращался с ней как с рабыней. Она не хотела этого. Она была его рабыней, и это не было правильным и не было красивым.
- Это хорошо, что ты сделал для нее. То, что ты делаешь для нее.
- Знаешь, кто познакомил меня с ней, с Ириной?
- Кто? - Он встал, сделал два шага вперед и затем сел на пол рядом с Кингсли.
- Он коп. Участковый. Купер. Большой парень, большой, как дом. И еще он черный. Вырос в Гарлеме. Сабмиссив. Любит подчиняться женщинам.
- Те, кого меньше всего подозреваешь.
- Он боится, что его отряд узнает, кто он. Огромнейший мужчина боится других мужчин, меньших мужчин. Это неправильно.
- Да, это неправильно.
Кингсли повернул голову к Сорену.
- Они прикрепляли электроды к Сэм, потому что она любит девочек. Они накачивали ее наркотиками, чтобы ее тошнило, пока она сидела, привязанной к стулу, и заставляли ее смотреть лесбийское порно. Ей было шестнадцать. У нее до сих пор шрамы от ожогов. Хочешь посмотреть мне в глаза и сказать, что такие как мы не нуждаются в защите?
- Я знаю, что нуждаются, - не стал спорить Сорен. - И даже больше. На руках Элеонор шрамы от ожогов, которые она сама себе причинила. Ожоги второй степени.
- Кто-то должен научить ее правильно причинять себе боль.
- Да, кто-то должен.
- Я могу научить ее, - сказал Кингсли. - У меня это хорошо получается. Не знал об этом, пока не начал обучать Ирину. Я занимался этим грязными вещами ради денег: шпионаж, слежка, охрана важных людей... У меня есть все эти навыки. Я хотел найти им хорошее применение. Ну, знаешь, для нас. Нам это нужно в этом городе. Кто-то, кто будет присматривать за нами. Кто-то, кто может защитить нас. Кто-то, кто будет стоять между нами и ними. Какое же слово подобрать?
- Король, - подсказал Сорен.
- Король... - Кингсли рассмеялся. - Хорошая мечта.
- Ты пожертвовал своим королевством ради подданных. Нет большего признака достойности быть королем, чем готовность отказаться от короны ради своего народа.
- И мне это на пользу.
- Это не принесет тебе никакой пользы. В том-то и дело. Я буду спать спокойно, зная, что ты король для нас всех.
Кингсли прищурился.
- Правда?
- Я доверяю тебе свои секреты, свою жизнь. Я даже доверю тебе свою Элеонор.
- Королеву-Девственницу? - Кингсли перекатился на бок. - Здесь? Где?
Сорен положил ладонь на грудь Кингсли и толкнул его на спину.
- Веди себя прилично.
- Она такая... - начал Кингсли, театрально вздыхая в пьяном блаженстве.
- Какая? - спросил Сорен, усиливая давление на грудь Кингсли.
- Порочная.
Кингсли почувствовал, как рука Сорена легла ему на грудь, и постарался не обращать внимания на то, как приятно ему было от такого грубого обращения.
- Не надо, - предупредил Сорен.
- Что не надо?
- На наслаждайся этим.
- Слишком поздно, - ответил Кингсли. - Это поможет, если ты уберешь руку с моей груди.
- Не могу, - сказал Сорен.
- Почему?
- Я наслаждаюсь этим.
Кингсли посмотрел на Сорена, который размеренно дышал сквозь приоткрытые губы.
Жар от ладони Сорена просачивался через рубашку Кингсли и проникал в его кожу. С таким сильным давлением на грудь Кингсли с трудом мог сделать полный вдох. Или это его сильное возбуждение заставило его задыхаться?
- Я собираюсь остановиться прямо сейчас, - заявил Сорен. Пуговицы на рубашке Кингсли впились ему в кожу.
- Тебе не обязательно останавливаться, - ответил Кингсли
- Я должен.
Ладонь оставалась на месте. Давление усилилось.
- Я трахнул паренька блондина, потому что он напомнил мне тебя, - сказал Кингсли. - Это мое пьяное признание на ночь.
- Я никогда не позволю тебе трахнуть меня, - ответил Сорен, и Кингсли вздрогнул, услышав, как Сорен выругался — редкое и эротичное явление.
- Именно поэтому я и трахнул его. Какое твое пьяное признание на ночь?
- Если достаточно искренне попросишь, я могу разрешить тебе.
Глаза Кингсли стали огромными. Сорен рассмеялся, и затем давление исчезло с груди Кингсли.
- Я сказал, что тебе не обязательно останавливаться. - Кингсли снова перекатился в сидячее положение. В этот раз Сорен позволил ему сесть.
- Нет, обязательно. Я бы не хотел случайно убить тебя. Если и когда я убью тебя, это будет сделано намеренно.
Кингсли посмотрел в глаза Сорена.
- Ты хочешь меня, не так ли?
Со стоном Сорен откинулся на спину и растянулся на полу. Кингсли положил голову ему на живот и ждал, когда тот возразит. Он молчал. Без машины времени, без магии, они снова были подростками, прячущимися в эрмитаже в своей старой школе.
- Я хотел этот клуб для тебя, - признался Кингсли. - По правде говоря, я строил его для тебя. Мне хотелось, чтобы у тебя было безопасное место, куда бы ты мог прийти и быть собой. Потому что я люблю тебя, - сказал Кингсли.
- Кингсли...
- Я не хочу сказать, что влюблен в тебя. Нет, - поспешно ответил Кингсли. - Но я имею в виду...
- Знаю. - Сорен легонько потянул Кингсли за волосы. - Я понимаю, что ты имеешь в виду.
- В тот день в «Роллс-Ройсе», когда мы ездили навестить твою сестру, я обещал тебе построить замок, а ты сказал, что построишь вместо него темницу. Почему не два в одном? Когда-нибудь я сдержу свое обещание. Как только все это дерьмо с Фуллером уляжется.
- Ты не...
- Я знаю, что не должен. Но хочу. И не только для тебя. Я хочу сделать это для себя. И для всех нас.
- «Мое королевство — не в том, что я имею, а в том, что я создаю». Томас Карлайл. Ты король, когда ведешь себя как король, а не просто потому, что у тебя есть королевство.
- Не могу поверить, что ты цитируешь кальвиниста.
- Доказательство того, насколько я пьян.
- Красивые слова, но это все мечты. Я не король. У меня нет королевства. У меня нет подданных. У меня нет...
- Я буду твоим подданным, - прервал его Сорен.
Кингсли закатил глаза.
- Ты никому не подчиняешься, - заметил Кингсли. - Ты только притворяешься для безопасности своей работы.
Сорен сделал глубокий вдох, который Кингсли ощутил и услышал.
- Я, Отец Маркус Леннокс Стернс, священник Ордена иезуитов, сын лорда Маркуса Августуса Стернса, шестой барон Стернс, клянусь быть верным и нести истинную верность Его Величеству Кингсли Теофилу Буасоннье, его наследникам и приемникам, согласно закону. Да поможет мне Бог.
Кингсли сел и обернулся. Он посмотрел на Сорена, все еще лежащего на полу.
- Это присяга Британскому монарху.
- Я американец, - ответил Сорен. - И могу присягать кому захочу. Я присягнул тебе. И поскольку цари древности всегда были помазаны первосвященником...
Сорен сел и взял со столика штопор. И не моргнув или поморщившись, прижал конец к ладони, пронзил собственную кожу так же легко, как и открыл бутылку. Несколько капель крови упали в его бокал. Кингсли протянул руку, ладонью вверх.
- Ты сегодня в настроении поиграть с огнем, не так ли? - спросил Сорен.