- У меня полно денег.

- Неужели тебе безразличны люди, которые работали на тебя и потеряли работу?

- Я все еще плачу им.

- Когда ты успел стать таким альтруистом?

- Я очень щедрый человек. Оргазмы, порка, ожоги от ковра, - напомнил он ей.

- Я ухожу. Когда будешь готов обсудить свою юридическую ситуацию, позвони в офис. - Она собрала свои вещи и встала. Кингсли схватил ее за запястье и потянул обратно на стул. Как он и ожидал, она не сопротивлялась.

- Прости, - сказал он, придвигая свой стул прямо к ней. - Я готов. Это моя собственная вина, и именно поэтому я не хочу говорить об этом. Но должен. Ты нужна мне.

Мэгги тяжело вздохнула. Она взяла руки Кингсли в свои. На ее левой руке теперь красовалось обручальное кольцо. Его прекрасная, покорная, саба Мэгги, которая однажды провела двадцать четыре часа прикованной к его кровати... теперь была замужем. И за библиотекарем к тому же.

- Расскажи мне, что происходит. Правду, - попросила она. - Я не смогу помочь тебе, если ты не расскажешь мне, что происходит.

- Я влюбился, - ответил он.

Она сочувствующе улыбнулась ему.

– Корень всего зла. Кто она? Или он?

- Он это отель под названием «Ренессанс».

- Твой стрип-клуб закрыт. Ты находишься под следствием за нарушение налогового кодекса. А твою подругу Ирину депортируют. И все это из-за недвижимости?

Кингсли кивнул.

- Что же, - ответила она. - Такой твой Манхеттен.

- Я хочу открыть новый клуб, - начал он. - Клуб для нас. Для наших. Самый большой в мире С и М клуб. Я нашел место, которое хотел, но оно принадлежит преподобному Джеймсу Фуллеру.

- Преподобному Фуллеру? Тому самому преподобному Фуллеру? Преподобному Фуллеру, который открывает законодательные собрания молитвами, держит Библию перед мэром, когда тот приносит присягу, и крестил внучку губернатора? Этот преподобный Фуллер?

- Он самый, - подтвердил он.

- Ладно. Расскажи мне все.

Он рассказал ей. Он рассказал ей о Сэм, о «Ренессансе», о том, как пытался выкупить его у Фуллера и получил отказ. Рассказал о церкви, о лагерях и подростках, которых пытают за то, что они геи. Он рассказал ей, что, хотя и может найти другое здание для своего клуба, он так ненавидит Фуллера, что отказывается сдаваться.

- Мэгги, - сказал он, поднимая ее руку и целуя. - Это мой город. Это мой дом. Я не могу позволить Фуллеру привести его империю в мой город. Ты же знаешь, кто я. Я спал с парнем, когда мне было шестнадцать. Фуллер отправил бы меня в один из этих чертовых лагерей конверсионной терапии, если бы у него была такая возможность. Меня и его. И Фуллеру не жаль. Он закрыл лагерь только потому, что двое подростков совершили суицид.

- Они скончались? - в ужасе спросила она.

- Одна умерла. Другая девушка выжила. Жива и работала на меня несколько месяцев.

- Сэм?

- Она рассказала мне, что случилось с ней в том лагере. Я говорил с другими, кто был в его лагерях. Они подтвердили все, что она сказала. В Квинсе живет тридцатидвухлетний мужчина, у которого до сих пор остались шрамы от ожогов электродами на яичках.

Мэгги поморщилась. Как только Кингсли понял, что Сэм предала его, он начал сомневаться во всем, что она сказала ему. Но когда дело дошло до лагерей, она рассказывала правду. Мужчина с ожогами сначала не хотел с ним разговаривать, пока Кингсли не пообещал ему, что сделает все возможное, чтобы не допустить открытия церкви Фуллера в городе. Кингсли нашел его через судебный процесс, который тот подал против Фуллера и церкви, чтобы они возместили ему деньги, потраченные на психотерапевта и многочисленные медицинские счета. Мужчина не занимался сексом уже пять лет, потому что не мог допустить, чтобы кто-нибудь увидел ожоги на его гениталиях.

- Он не Божий человек, - сказал Кинсли. - Я знаю Божьего человека, и этот Божий человек заставляет меня думать, что Бог на нашей стороне. Но Фуллер, он же демагог. И я не хочу, чтобы он хоть на миг задержался в моем городе.

- Я поняла, - ответила Мэгги. - Я тоже не могу сказать, что хочу видеть его или его церковь в моем городе.

- Что насчет Ирины?

- Они «потеряли» ее документы. Служба миграции работает так же плохо, как и департамент здравоохранения. Кто-то свыше вставляет мне палки в колеса всего, что я пытаюсь сделать.

- Ты вытащила ее из тюрьмы. Хороший старт.

- Снова снять обвинения было легко. У них нет никаких доказательств. Уберечь ее от депортации в Россию будет трудной частью. Тем более, что ее дважды арестовывали. Она не самый вызывающий сочувствие случай.

- Ее муж купил ее, насиловал, и она добавила глазные капли в его напиток, чтобы ему не здоровилось насиловать ее хоть одну ночь, и это не вызывает сочувствие?

- Ему никогда не предъявляли обвинений. В отличие от нее. Кинг, ты же знаешь, как устроен мир.

- Знаю. Я не хочу знать, но я знаю. - Он тут же принял решение и произнес его вслух, пока не утратил смелость. - Я не могу допустить депортации Ирины. Я позвоню Фуллеру. Скажу, что отступаю. Он победил. Я проиграл.

- Ты уверен? - спросила Мэгги.

Он не был уверен, но не знал, что еще сделать. Он мог прожить и без «Мёбиуса». Он мог отразить любые обвинения против него за нарушение налогового кодекса. Но он пообещал Ирине заботиться о ней и сдержит его.

- Уверен, - ответил он. Он откинулся на спинку стула и поставил сапог на стул напротив.

Затем он пнул стул так сильно, что тот пролетел десять футов по полу.

- Кингсли.

Он поднял руку, приказывая ей молчать. Мэгги посмотрела на него с состраданием, но промолчала.

- Клуб, Мэгс, он был бы чем-то особенным. Тебе бы там понравилось. «Ренессанс» был идеальным для него. Я никогда не хотел так недвижимость. Этот клуб был моим детищем.

- Ты все еще можешь построить его. Мы найдем для тебя другое место. Я помогу всем, чем смогу.

Кингсли устало улыбнулся. В каком-то смысле это было облегчением - позволить своей мечте умереть. У него были все деньги, в которых он когда-либо нуждался, все любовники, о которых мог мечтать любой мужчина... Все было в порядке. Пора двигаться дальше. Сэм отвернулась от него, и он был слишком обижен, чтобы даже спросить ее, почему. Каковы бы ни были ее причины, он не собирался затевать с ней ссору из-за этого. Больше никаких причинно-следственных связей. Война закончилась.

И все же...

- Мне жаль, Кинг, - сказала Мэгги, сжимая его ладонь. - Я знаю, что сдаваться не в твоем характере.

- Если бы дело было только во мне, я бы сражался до последнего.

- Знаю. И думаю, несколько лет назад, ты бы продолжил сражаться и плевал бы на сопутствующий ущерб. С возрастом ты становишься благородным.

- Мне двадцать восемь. Столько же, сколько и твоему мальчику-игрушке.

- Дэниел не моя игрушка. Я принадлежу ему. - Мэгги одарила его соблазнительной улыбкой, снова собирая свои вещи.

- Я никогда не прощу тебе замужество.

- Я не просила о прощении. - Она встала, наклонилась и украдкой поцеловала его в губы. - Я свяжусь с адвокатом Фуллера за тебя. Держись подальше от этого человека. Больше никакого противостояния с ним.

- Тебе нравится говорить мне, что делать, не так ли?

- Помнишь ту ночь, когда заставил меня два часа подряд сосать твой член?

- Для меня это было такой же работой, как и для тебя.

- Иди домой, - сказала Мэгги. - Я позвоню тебе, когда все будет улажено.

- Я не хочу домой, - ответил Кингсли, откидывая голову назад и в изнеможении проводя пальцами по волосам.

- Последнее предупреждение, - сказала Мэгги у двери. Она указала на табличку «Закрыто». - Тебе не обязательно идти домой, но и оставаться здесь нельзя.

Она подмигнула ему и ушла. Он не шутил. Как бы он ни любил Chez Кингсли[23], он был слишком встревожен и взволнован, чтобы идти домой, и сидеть в ожидании звонка от Мэгги. Он не хотел возвращаться домой. И он не хотел оставаться один. И он не хотел оставаться трезвым ни секунды.