«Ах, как элегантен язык наш певучий!..» Ах, как элегантен язык ваш певучий! О, как необычна гортанная речь! Не выберешь в мире язык самый лучший, но каждую речь надо свято беречь. Все больше на шаре земном полиглотов. Все легче становится нам разглядеть и тонкости речи различных народов, и самых различных словес круговерть. Вот этот язык – он такой безмятежный, как будто здесь жизнь без забот и затей. А этот – заумный, а этот – небрежный, а это – язык для бездушных идей. Английский – в фаворе. Он четок и гладок. Испанская речь до чего ж хороша! В китайских словах – миллионы загадок. И только у русского слова – душа. «Ты теряешь, родная, последние силы…» Ты теряешь, родная, последние силы. Мы уже не спасем тебя. Не укрепим. Мы пришли попрощаться с тобою, Россия, с бледным небом твоим, с черным хлебом твоим. Мы не будем стремиться к богатым соседям. Не прожить нам без ласки слезящихся глаз… Никуда не уйдем. Никуда не уедем. Ты сама потихоньку уходишь от нас. Мы стоим пред тобой в современных одежах, — космонавты и братья мои во Христе. Ты была нашим предкам столпом и надежей. В мире не было равных твоей широте. Ты была, наша матерь, небогатой и честной. И не зря же ты в муках на свет родила знаменитых царей и героев безвестных, и неслась в новый мир, закусив удила. Так за что же тебе выпадали мученья? Зарубежный альков и щедрей и теплей… Очень страшно семье, если нет продолженья. У России почти не осталось детей… Свиньи чавкают, в храм водрузивши корыто. И рыдают солдатки у афганской черты. Васильковое небо зарыто, закрыто черным облаком смога, свинца, клеветы. Так чего же мы ждем? Для чего мы хлопочем? И зачем по инерции смотрим вперед? Ты прислушайся: мы пустотою грохочем. Присмотрись: вместо поезда вьюга идет. …Вот мы все собрались на последней платформе. Осквернен наш язык… Уничтожен наш труд. Только там, под землею, останутся корни. Может быть, сквозь столетья они прорастут. «Мы все – как деревья с опавшей листвою…» Мы все – как деревья с опавшей листвою. Печать нынче хуже и бомб, и свинца… Убили повторно Гастелло и Зою. Народ без героя. Страна без лица. На трассе ухабистой нет разворотов. Сужается нашей судьбы коридор. На кладбище бывших советских заводов — сплошная разруха. Позор и разор. Лишили учащихся зренья и слуха. Лишили рабочего права на труд. В верхах – показуха. В эфире – чернуха. Порнуха – рекламный коммерческий блуд. В лампаде огонь благодатный погашен. Забыли Иисуса и Бога-отца. Забыли великих подвижников наших. Народ без героя. Страна без лица. От злата и зла сберегал нас Спаситель. Конечно, мы жили с грехом пополам… Но все ж, если Русь – нашей веры обитель, Зачем мы пустили торгующих в храм? Любовь бескорыстная переродилась. Любовью к наживе разбиты сердца. Сдались мы тельцу золотому на милость. Народ без героя. Страна без лица. Мы, словно шахтеры, застрявшие в клети. Угрозы убийц. Нескончаемый страх. Надежда осталась в ушедшем столетье. Осталась порядочность в прошлых веках… Живем не трудом, а всеобщим обманом. Промозглым туманам не видно конца… Толпимся в своем общежитии странном. Народ без героя. Страна без лица. Сердцам опустевшим и чувствам бездомным уже не вернуть наших предков купель. Кроим свою жизнь по заморским фасонам. Накрыла Россию чужая метель. Ни песен своих, ни друзей не осталось. Случайные связи, и брак без венца… Какая инертность! Какая усталость! Народ без героя. Страна без лица. Поместья
Страсть к высоте у нас неудержима. Сдавались людям пики гордых гор. А ныне в буднях нового режима пик высоты – воздвигнутый забор. Растут поместья на родных просторах. Ограда до небес вознесена. Такие понастроили заборы — куда тебе кремлевская стена! Не видны даже царственные крыши. Заборы утверждают твой успех. А кто по иерархии повыше — себе ограду ставит выше всех! Поместья… Наступленье на природу. Круши, руби под корень и сноси! Грядет дебилизация народа. Идет заборизация Руси. Подземка Три машины ГАИ. Спецсигналы, что бомбят перепонки ушей… Привилегий, все кажется, мало для влиятельных наших мужей: «Мерседес», а не старая «Эмка», проблесковый маяк, — не ведро… А метро превратилось в «подземку». Превратили в подземку метро. То метро важным рылам обрыдло. Спецохрана для спецколымаг. А «подземка» осталась для быдла, для все новых бомжей да трудяг. …Я-то помню открытие станций, голубого экспресса разгон. Те колонны, слепящие глянцем, и во время войны, и потом. Дети были одними из первых, кто, как нового счастья гонцы, мчались не во Дворец пионеров, а в подземные эти дворцы. Мы влюблялись в метро не напрасно, — там судьба от бомбежек спасла. Наша первая встреча с прекрасным в этом мраморном царстве прошла. Жизнь низвергнуть до адского круга наши власти сумели хитрó. Унижали культуру, науку и унизили даже метро! Обозвали подземкой. И ныне Здесь идет криминальный парад. Здесь воруют. В удушливом дыме здесь подземные взрывы гремят. Перестройки и переоценки полной мерой изведали мы. И сегодняшним детям подземки уж не вырваться к солнцу из тьмы. |