Только под вечер пришел я на кухню. Как раз в это время матушка моя снимала творог с решета. И вот откуда ни возьмись на кухню забежал волк. А матушка с перепугу схватила его за уши, шлепнула на стол и закатала в творог.
Тут уж у меня страх прошел.
Мать еще скатывала творог в кружки, а мы легли спать, потому что отец сказал: утром чуть свет поедем в Токай.
Встали мы раным-ранешенько. Мать положила в суму полкаравая хлеба и кружок творогу.
Только мы доехали до места и сошли с телеги, как я сказал людям:
— Передохнем с дороги, а потом уж весь день без отдыха будем косить.
Что ж, народ согласился со мной.
Накосил я немного травы, мы сели на нее и начали завтракать. А косы наши лежали тут же рядышком.
Я вынул еду из сумы и сказал, что от нее не должно остаться ни крошки.
Сперва я взялся за кружок творога. Только я разрезал его, как из него выскочил лохматый волк и бросился бежать. Бросился бежать, да зацепился за косовище и стал прыгать, прыгать по траве вместе с косой, чтобы хоть как-нибудь да избавиться от нее.
Пока мы глазели да удивлялись, как волк прыгает с косой, вся трава уже была скошена.
Обрадовались мы этому!
И я сказал людям:
— Видите, как хорошо, что мы сперва закусили. Нам бы до вечера не скосить луга, а волк враз управился. Давайте есть скорее, а потом за дело примемся.
К тому времени, как мы поели, трава так высохла, что ее впору было собирать и складывать в стога. Я складывал стог, а остальные вилами с земли подавали мне сено.
Ух, и стог же я сложил! Верхушкой в небо он уперся!
Тут я задумался, как же мне с него слезть? Но сколько я ни думал, так ничего и не придумал.
Вдруг я вспомнил, что на небесах живет одна моя тетка. «Рукой подать до нее», — подумал я и решил, что самая пора навестить ее.
Долго думать я не стал. Лесенка была передо мной. Я ступил на нее и стал взбираться наверх.
Вот уж небо-то — ух, и велико же оно! В нем и заблудиться нетрудно. Не сразу нашел я дом своей тетки Каты. Хорошо, что по дороге мне встретился мальчик. Я спросил парнишку, не знает ли он, где живет моя тетка Ката. Он взялся показать мне ее дом.
Открыл я дверь, смотрю, моя тетка Ката чечевицу перебирает в сенцах. Я поздоровался с ней и спросил, узнает ли она меня.
— Еще бы не узнать! Да как же ты попал сюда? Садись, племянничек, чего стоишь? Устал, небось?
Она так обнимала и целовала меня, что я думал, конца этому не будет. Потом стала расспрашивать об отце и матери.
Ну, погостил я у нее денечка три. Время прошло быстро. На четвертый день я сказал своей тетке, что пойду домой, а то дома не знают, куда я девался.
Попрощался и пошел. Добрался до лестницы, глянул вниз и увидал: стог осел и стал таким маленьким, что его едва видно.
Почесал я голову, подумал, как же домой-то вернуться? Спрыгнуть нельзя — шею сломаешь, а другого пути отсюда нет. Вот и пришлось мне воротиться за советом к тетке.
Когда я открыл дверь, она спросила:
— Что ж вернулся-то, уж не кисет ли ты свой забыл?
— Нет, тетя Ката, — ответил я. — Кисет при мне. Да вот не могу никак спуститься. Стог, который я сложил, осел совсем да стал махоньким, ровно маково зернышко.
Видя, что я очень опечалился, тетка сказала мне:
— Ладно, поможем твоему горю. У меня еще есть мера отрубей, мы совьем из них веревку, и ты спустишься по этой веревке на землю.
Так и вышло. Мы свили из отрубей веревку, но она не пригодилась: уж очень коротка была. А больше отрубей у моей тетки не было. Что ж теперь делать?
Тогда тетка опять нашлась: стащила у соседа меру отрубей, и из них мы тоже свили веревку, а потом обе связали вместе. Теперь уж веревка доставала до земли.
Мы снова попрощались, и я стал спускаться вниз. Пока я спускался по своим отрубям, еще веревка туда-сюда держала. Но, когда я добрался до ворованных отрубей, веревка разом оборвалась, и я полетел вниз.
Лечу я вниз и вижу — падаю я прямо на стог сена. Падал я так, падал а… на верхушке стога лежал камень. Вот на него и упал я. И так стукнулся, что сразу же высек искру из камня. Тут в один миг весь стог запылал и сгорел. А я очутился на земле.
Так вернулся я назад на землю.
ПАСТУХ С ГЛАЗАМИ-ЗВЕЗДАМИ
А было это там, где и в помине этого не было. За семью странами, за океанами жил один король. Да такой злой, такой лютый, что люди пугались одного его имени. Стоило только королю чихнуть, как весть об этом разносили по всей стране всадники на быстроногих скакунах. И если кто-нибудь не подхватывал: «Будьте здоровы!», его сразу же предавали смерти.
Вот все и желали ему здоровья, один только бедный пастух молчал.
Его схватили и привели к королю, чтобы тот вынес ему страшный приговор.
Как ни приказывал, как ни кричал король, пастух все не хотел ему сказать «будьте здоровы!» А под конец поставил королю такое условие: он пожелает ему здоровья только тогда, когда король выдаст за него свою дочку.
Парень-то был не дурак. И дочка короля ему полюбилась, да еще и другое было у него на уме: как бы после смерти короля поуправлять государством, дела все наладить по своему разумению.
А юная королевна рада была пойти за пастуха. Собой он был видный, умный, а глаза его сверкали, ровно две звезды.
Но король никак не давал своего согласия. И даже придумал для пастуха лютую казнь: приказал своим стражникам бросить его в клетку к белому медведю.
Стражники так и сделали.
Но только медведь увидел, что глаза у пастуха ровно две звезды, он сразу лег у него в ногах и стал лизать ему руки.
Утром, когда стража вошла, пастух оказался целым и невредимым: он играл на своей дудочке, а медведь плясал.
Даже сам король пришел подивиться такому чуду.
Но дочку свою он все-таки не хотел выдать замуж за пастуха, а придумал ему казнь еще более лютую — велел стражникам бросить его в темницу к ежам.
— Не боюсь я, пусть хоть на сто смертей посылают! — сказал пастух. — Не скажу до тех пор «будьте здоровы!», покуда не отдаст король за меня дочку.
Бросили его в темницу к ежам. Но ежи, как только глянули ему в глаза, не стали его трогать. А пастух вынул свою дудочку, заиграл, и ежи плясали до самого утра, до тех пор, пока на смену старой не пришла новая стража.
Опять позвали короля. Он смотрел, дивился, но и на этот раз не захотел выдать свою дочь за пастуха, а приказал бросить его в яму, утыканную острыми кольями.
— Не боюсь я и страшных кольев! — сказал пастух королю. — Все равно не скажу «будьте здоровы!», пока не отдадите за меня дочь!
Повели и бросили его в яму на сотню острых кольев. Но и на этот раз ничего дурного с ним не случилось. Глаза пастуха озарили темноту, и, падая, он изловчился проскользнуть между острыми кольями. Упал на дно ямы невредимым.
Утром он уже сидел на краю ямы и играл на дудочке.
Король понял, что так просто ему с пастухом не справиться, и придумал новую хитрость. Он велел запрячь коляску и посадил рядом с собой пастуха. Лошади мчались, словно вихрь. Вдруг они подъехали к серебряному лесу.
— Вот, — сказал король, — я подарю тебе этот лес, ежели ты скажешь «будьте здоровы!»
— Не скажу я этого! — упрямо ответил пастух. — До тех пор не скажу, пока не отдадите за меня дочь.
Помчались дальше. Теперь подъехали к золотому замку.
— Я подарю тебе этот золотой замок, — сказал король, — ежели ты скажешь «будьте здоровы!»
— Не скажу я этого и сейчас! — услышал король в ответ. — А только тогда скажу, когда дочь за меня отдадите.
— Ладно, — сказал король в отчаянии. — Что поделаешь, пусть она будет твоей!
Они вернулись во дворец, и король разослал гонцов по всей стране, приглашая гостей на свадьбу дочери с пастухом. И задали же тогда пир на весь мир! На первое подали как раз мясо с хреном. Хрен был такой крепкий, что король чихнул, да так, как никогда не чихал.