— Прости, друг, — сказал он негромко.

— Все в порядке, — так же тихо ответил Алек. — Расскажи нам все, что знаешь.

Горе углубило морщины на лице Джо, он откашлялся:

— Он выглядел оголодавшим. Ребра выпирали. Тайнан сказал, он его кожа была желтой, как будто печень отказала.

— Отравление металлом? — Спросил Алек.

— Да. — Пальцы мужчины скрючились, образуя когти.

Алек разделял его потребность рвать и метать. «Боль от такой смерти…» Вместо этого он сильнее сжал его плечо рукой:

— Останься со мной, Джо.

Тяжело вздохнув, старик продолжил:

— На нем были следы ожогов, порезов и ушибов. Пыток. Квадратные узоры покрывали кожу.

— Прутья клетки, — прорычал Калум. От ярости зрачки козантира стали черными. — Это объясняет отказ печени.

— Они держали моего мальчика в клетке. — Слова вырывались из Торсона. — Они его пытали, морили голодом, — он застонал, — клетка, козантир, клетка…

— Они заплатят, — тихо сказал Калум. — Лахлан был заперт, когда они нашли его?

Торсон вздрогнул, уставившись в пол, и Алек понял, этот мужчина больше вынести не сможет. Ему требовался лес: чтобы почувствовать деревья, траву и запах свободы, быть окруженным любовью Матери.

— Тайнан считает, что Лахлан сбежал, — сказал Джо. — Только было слишком поздно. Человек обнаружил моего мальчика и женщину на пороге своего дома, впустил их, а затем позвонил 911.

— Ясно.

— Когда полиция и скорая приехали, Лахлан был мертв. Женщина сбежала через заднюю дверь.

— Черт, — пробормотал Алек.

Наконец Торсон посмотрел на своего лидера. Старик знал Калума и Алека, еще когда они тайком читали комиксы в его магазине, но он не показывал, что помнит об этом. Сейчас он был очень близок к превращению и, вероятно, видел только черные глаза и ауру власти.

— Козантир, пожалуйста. Мне нужно.

— Мы справимся, Джо, — сказал Калум. — Выпусти свою скорбь на горе. Алек отправляйся с ним.

Когда Торсон направлялся к выходу, к нему тянулись и заботливо поглаживали руки, выражая общую печаль и поддержку.

Алек словно ребенка привел его в прохладную тихую пещеру. Не говоря ни слова, они разделись, и Алек взял мужчину за руку, так как Торсон замешкался. Затем Алек призвал волшебство. Его тело пошло рябью, разум опускался в инстинкты животного, как камень на дно. Существует только настоящее, а горе от потери ребенка погребено глубоко, под волной запахов и звуков.

Торсону нужен был лес. Его горе вернется, когда он снова станет человеком, но… станет легче. Когда его лапы коснулись земли, Алек почувствовал прикосновение Матери, ее любовь окружала его.

Подняв голову, он понюхал воздух. Уже в форме пумы, Торсон стоял на выходе. Алек ласково боднул его в плечо и повел на выход из туннеля.

Бледным холодным светом луна освещала низину за пределами пещеры, их окружил запах хвои. Алек оглянулся, чтобы увидеть блеск кошачьих глаз, а затем выскочил в темный лес. Джо следом.

***

Вик проснулась, но не двигалась, оценивая окружающую обстановку. Теплая гладкая ткань над и под ней, слабый лимонный аромат — простыни. Она лежала на кровати. Кровать была хорошая, гораздо лучше, чем бетон.

«Где она? Новая аренда». Господи, ее мозг шевелится слишком медленно. Дом был объят тишиной. Никакого зловония пороха, пота и крови. Дела шли на лад. Девушка открыла глаза и… вздрогнула. В лучах рассветного солнца на занавесках высветился яркий принт в виде львов, тигров и медведей.

— Тото, нам действительно лучше выбраться с этого места, — пробормотала Вик, свесив ноги с кровати с громким стоном. «Господи, блять, как же больно». Девушка потерла лицо. «Неужели она и в самом деле собралась искать людей, превращающихся в животных?» При свете дня эта мысль казалась безумной.

«Она не верила в это дерьмо, так ведь?» Тем не менее, укус и следы когтей на ее теле служили отличным доказательством.

«Кстати говоря, о следах когтей, самое время провести инвентаризацию, что легко сделать, когда спишь нагишом».

«Один». Головная боль — пульсирующая, словно переносная магнитола на высоких басах. Комната ощущалась сауной. «Чудесно, у нее лихорадка».

«Два». Ощущения в левом плече, словно какой-то лев оторвал от него кусок. «Ох, подождите-ка — так оно и было. Учитывая, какая у нее была неделя, там возможно гангрена».

Вик с пессимизмом посмотрела под повязку. «Что ж, аллилуйя, никакой гнилостной зеленой дряни, но краснота вокруг раны свидетельствует об инфекции».

«Три». Под марлевой повязкой, следы когтей Лахлана на ее спине и боках выглядели красно-белым пособием по уроку геометрии, в котором параллельные линии не пересекаются. Ну, разве не миленькие из выйдут шрамы? Но они хотя бы не были заражены.

«Четыре». Девушка сделала глубокий вдох и застонала, когда невидимые ножи пронзили ее левую сторону. «Трещины ребер». Увы, от них нет другого лекарства, кроме времени. И мести. Вик с нетерпением ждала матч-реванш с обезьяной, именуемой Свэйном, она рассчитывала при встрече пнуть его по ребрам.

«Пять. Правое колено болит, но спасибо тебе, Боже, она может опереться на него и не упасть, как это случается у калек с судорогами. Я жива. Жизнь — прекрасна».

Пока шла через спальню, Вик фыркнула от смеха. Обои купил тот же маньяк, что и занавески. На стенах олени и лоси блуждали по лесу, словно дикие Бэмби (прим.: олененок — персонаж мультфильма студии Disney).

— Вам бы лучше надеяться, что львы останутся на занавесках, иначе вы станете завтраком, — предупредила она травоядных, а потом покачала головой. Достаточно плохо уже то, что она разговаривает сама с собой. «Разговор со стеной?» Следующая остановка — психушка.

Душ очистил ее разум. Вик проигнорировала радужную форель, плавающую вдоль нижней части голубой занавески для душа. Слава Богу, солнечной кухне и гостиной не хватало одержимости дикой природой. Кофе не хватало тоже.

— Нужно пройтись по магазинам. — Она ничего не сможет сделать без полной загрузки кофеином и ибупрофеном от боли и лихорадки.

Во-первых, ей нужно позвонить руководству. Старик начинал психовать, если не знал, где его агенты, даже если они на больничном. Сев за кухонный столик, девушка достала телефон и набрала номер.

— Уэллс. — Голос низкий, но настойчивый. Типичный Уэллс: говорит тихо, а затем выпотрошит острым ножом.

Не так просто угадать, ответит ли он на звонок именно сейчас. Она бы предпочла голосовую почту — электронный голос никогда не задавал неудобных вопросов.

— Сэр. — Тон безразличный, словно это просто уведомление. — Я уезжаю из города и отправляюсь в горы. На некоторое время.

— Какие-то проблемы, Морган?

— Нет, сэр. Ну, если подумать… — отличное вступление, не слишком навязчиво, — вообще-то, есть кое-что.

— Продолжай.

Здесь уже сложнее. Черт возьми, она никогда не лгала ему, и делать это теперь, словно сыпать соль в открытую рану.

— Я выпивала со старым приятелем из Афганистана. Он рассказал мне о бывшем морском пехотинце по имени Свэйн.

— Свэйн. — Она услышала скрип ручки, когда он записал имя, более дотошный, чем проктолог, Уэллс записывал все. Чертовски раздражает на первых порах, пока ты не узнаешь других людей, часто забывающих важные вещи… как один дебил в прошлом году, который забыл GPS координаты цели, отчего умер ее лучший друг. Она сглотнула. «Держись курса, солдат».

— В чем проблема, я предполагаю, она связана с этим человеком? — спросил Уэллс.

— Похоже, он издевается над бездомными, используя контакты в полиции для прикрытия. Не очень хорошо, когда такой «травмированный» морпех разгуливает по Сиэтлу.

После нескольких скандалов и драк, связанных с демобилизованными солдатами, военные ходили на цыпочках. Пусть даже это не в компетенции Уэллса, но он все равно что-то сделает.

Послышалось ворчание:

— Нет, это не хорошо. Имя твоего друга…?

— Я не скажу, сэр. Не хочу нарушать конфиденциальность.