— Нет, — пожал плечами Скай. — А ты?

Чуть улыбнувшись, Эли потрепал его за плечо, а потом перегнулся, чтобы достать до Эйвери.

— Больше угроз не было?

— Э-э-э, нет, — сразу же сказал Эйвери.

Скай в замешательстве повернулся к нему:

— Каких еще угроз? Боже, Эйвери…

— Все нормально. Мне годами присылают такие угрозы. Сейчас их стало… немного больше. Но это и понятно, у президента много друзей.

— Если ты в опасности, то почему до сих пор ничего не сделал? — воскликнул Скай. — Иди в полицию, пусть к тебе приставят детектива или…

— Потише, ребята.

— Я не в опасности, — закатил глаза Эйвери. — Хватит об этом, пожалуйста.

— Я не могу потерять и тебя тоже!

— Что? — нахмурился Эйвери.

Выдержав его долгий взгляд, Скай со злостью отвернулся. Перед ним встал образ Робина, который тоже выбросил из головы угрозу со стороны Фрэнсиса, а вслед за этим Скай вспомнил и свои грехи. Как мало он сделал, чтобы Фрэнсису не удалось воплотить свой план.

Он искоса посмотрел на Эли, такого жалобного, такого траурного. Чертов лицемер.

— Привет, ребята, — к их лавке подошел Алекс.

Потом с каждым из них лично поздоровалась Джина. Наконец, Лорелайн заняла место на краю, почти не смотря по сторонам.

Священник начал говорить, а взгляд Ская прикипел к маленькому окошку, через которое в церковь проникал свет.

«Это хорошо, — подумал про себя он. — Будто ты где-то рядом с нами, чувствуешь, слушаешь».

Он вытащил руки из карманов и посмотрел на красные отметины от ногтей.

Первой речь произнесла Эшли.

— Он был моей отдушиной на протяжении всех этих лет. У Робина была сложная юность, он рано повзрослел, лишился отца и брата. Бывает так, что люди становятся злыми и жесткими после таких травм, но только не он. Только не мой мальчик, мой свет, — сказала она.

Скай поднялся с места неожиданно для себя самого, когда с возвышения спустился друг детства Робина по имени Альберт. Он почувствовал, как волосы на затылке зашевелились от всеобщего внимания, но не остановился, а двинулся между рядами к пролету посередине. Он так много хотел сказать, но боялся, что разозлится, а с другой стороны — опасался произнести лишнего.

Где-то позади сидели отец с Мэри, и Скай думал, что отец и слова из себя не выдавит даже в такой день. Идя к небольшой стойке, установленной специально для прощальных речей, Скай ощущал поддержку лишь одного человека. Эйвери.

Он поднялся по ступенькам и повернулся к залу. Нашел среди сидящих Эйвери и после его кивка немного расслабился.

Прочистив горло, Скай поднял глаза.

— Все, кто был здесь до меня… они прощались. Логично, это ведь церемония прощания. — На его лице появилась нервная улыбка. — Мы говорим, что похороны — это прощание, возможность отдать дань уважения, проводить в последний путь. Но что делать тем, кто не может попрощаться? Что делать людям, которые не могут отпустить Робина?

Шумно выдохнув, Скай замолчал. Он вцепился в деревянную стойку, посмотрел на портрет Робина.

— Я не хотел приходить. Потому что я не прощаюсь. Но… Но другой возможности у меня, кажется, не будет. — Слезы заблестели на его глазах. — Поэтому… Робин, я надеюсь, ты меня слышишь. Надеюсь, что ты счастлив, где бы ты ни был. Я скучаю. Я злюсь. Ты бросил всех нас здесь сейчас… Злыми, потерянными. И боль не уйдет никогда, верно?

Быстро утерев лицо, Скай опустил глаза вниз.

Он был первым, кто позволил себе такие слезы, они бежали по его лицу и капали на деревянную подставку между его ладонями.

— Это ужасно — жить сейчас без тебя и привыкать, и… На самом деле, я не думаю, что боль когда-нибудь станет слабее, потому что такие утраты невозможно чем-то… — Его пальцы затряслись, и скрученный лист бумаги с черновиком прощальной речи с громким шуршанием упал на пол. — Робина невозможно заменить, понимаете? Он один такой, и я схожу с ума без него…

Когда Скай снова посмотрел в зал, он увидел Эйвери, идущего к нему.

— Тише, тише, ты молодец, — сказал тот, взял Ская под руку и помог ему вернуться на место.

Лорелайн показала ему большой палец.

— Проблема в том, Робин, что я боюсь тебя забыть. А с другой стороны, я боюсь, что этого не случится, — начал свою речь Ким. — Когда такие люди приходят в нашу жизнь, все меняется. Жизнь делится на до и после, и ты уже не можешь смыслить себя без этого человека. И я не могу. — Ким достал из кармана маленькое колечко из проволоки и надел его себе на палец. — Это… кольцо Робин подарил мне однажды вечером, когда мы вместе готовили ужин, подражая героям романтических комедий. Он рассыпал муку, вымазал меня в ней и выглядел абсолютно счастливым. Тогда я подумал, что, должно быть, он моя судьба. И я до сих пор так думаю, а это кольцо — одна из немногих вещей, оставшихся от него. Поэтому я буду его носить.

***

На поминки Ким приехал одним из первых.

Он решил, хотя и без спроса Эшли, помочь ей с организацией, но когда вошел в дом, то увидел, что она все и без него успела.

— Не спала с четырех часов утра, — коротко пояснила она и пропустила его в дом.

Ким уселся на диван и успел выпить с ней еще по две чашки крепкого кофе, прежде чем в двери постучали. Пришла подруга Эшли и несколько соседок, они тут же принялись расставлять еду и отодвигать кресла подальше. Сказали Эшли, что она может ни о чем не волноваться, сидеть в уголке и наблюдать. Выслушав их, Эшли склонилась к Киму и негромко прошептала, что больше всего на свете хотела бы пойти наверх и поспать.

— Красивое у тебя платье, — заговорил Ким, когда соседки переместились на кухню.

— Да, я решила, что сегодня не буду надевать черное. Лучше выберу платье, которое мне купил Робин.

— У него всегда был отличный вкус.

Дождавшись, пока Эшли отвернется, Ким рассмотрел ее повнимательнее. Он безбожно врал. На самом деле Эшли будто иссохла за такой короткий срок. Платье уже не казалось ей по размеру, щеки запали и губы истончились. Потом взгляд Кима переместился на коробку, которая с тех самых пор, как они выбирали фото Робина, лежала на столе.

Он поднялся, доковылял до нее и открыл. Взял фото, на котором Робин обнимал своего отца. Вот у кого Робин унаследовал и волосы, и глаза. А нос — изящный, как для мужчины, — подарок матери.

Ближе к двенадцати Ким подпер двери старой парой обуви, чтобы Эшли не приходилось каждый раз вставать и открывать их.

Людей было очень много, но почти никого из них Ким не знал. Дети, с которыми Эшли занималась до всего этого, мгновенно обсели ее, ограждая от нежелательного внимания. Увидев, что Эшли находится в относительной безопасности, Ким побрел через море людей в поисках Эли. Поминки — не лучшее время, чтобы начинать такие разговоры, но Ким решил сосредоточиться на этом, чтобы не думать о том, что Робин умер.

— Эли, надо поговорить. — Ким нашел его у стола с пирожными, беседующим с Алексом.

— Так говори.

— Наедине, — он многозначительно посмотрел на Алекса, и тот кивнул. Юридически Эли все еще представлял интересы Робина, а значит, Киму было о чем с ним посплетничать.

Они отошли под лестницу, подальше от свободных ушей.

— Я пойду в полицию и расскажу им о Фрэнсисе Боннэ.

— Что? Мы же договорились оставить все как есть.

— Это вы договорились, — Ким ткнул его пальцем в грудь. — Как можно оставить все как есть? Убийца гуляет на свободе, человек, ответственный за смерть Робина.

— Но… мы ведь договорились не показывать это грязное белье людям…

— Думаешь, я не знаю, что ты делаешь? — сощурился Ким. — Сейчас вы с Эйвери думаете только о деле. Сейчас, когда Робин жертва, а для Эйвери все так выгодно повернулось, ты решил махнуть рукой на справедливость. Но я на это не подписывался.

— Окей, ты хочешь пойти в полицию…

— Мы должны придумать план. Ты мне нужен. Придумаем для Фрэнсиса другой мотив, у него все равно нет доказательств против Робина.

— Ты так в этом уверен?

— Я готов рискнуть, — выпятил подбородок Ким.