— Оставь меня в покое.

Скай отошел от стены и направился в гостиную, намереваясь закрыть за собой дверь. Робин тут же перехватил его и неосознанно зажал у самой стены: бежать некуда, и руки Робина у него на плечах. Скай поднял взгляд, и Робин словно вдохнул их общий воздух. Ладони у него стали влажными, а мысли запутались. Он знал, что эти почти что объятия отзывались в нем теплотой.

— Мы когда-нибудь сможем быть друзьями? — спросил Робин.

А Скай сразу же оттолкнул его от себя.

— Уйди, иначе я вызову полицию.

***

Предварительное слушание по делу Маккензи помощник прокурора назначил на вторник.

В 11:00 все участники этого мероприятия собрались у Эли в адвокатской конторе, пробившись через стену из журналистов с камерами. Робин, войдя в холл, почувствовал себя очень сильно не в своей тарелке, тем более теперь ему даже страхами поделиться было не с кем. Ким с ним так и не поговорил, а Эли с тех пор, как узнал о том, что и ему тоже Робин врал, начал обращаться к нему на порядок холоднее. И Робин знал почему.

Адвокат и подзащитный должны работать в одной связке, иначе кто-то пострадает. Не сказав Эли о попытке убийства Итана, он подставил его. Проигранное таким образом дело могло бы поставить крест на карьере Эли, он имел право злиться на эгоизм своего клиента. Сейчас до Робина это дошло, а тогда он думал только о том, как было бы хорошо, останься его темные дела в тайне даже от Эли. Он спрятался в удобный угол шантажа, сняв со своей души множество грехов. И сейчас, перед слушанием, Робин хотел исправить свои ошибки хотя бы частично, хотя бы перед своими.

Он стоял по центру большой комнаты в окружении Эли, Кима и Эйвери — Нью-Йоркская четверка.

Так их прозвали СМИ. Все они фигурировали в деле Дэвида Маккензи: Эйвери и Робин — как ценные свидетели, Эли в качестве адвоката, а Ким — как человек, связанный с ними всеми, но непонятно как. И вопросов ему задавали больше всего, хватали за пальто, тыкали микрофоны в лицо. Но Ким держался достойно. Нью-Йоркская четверка стала главным событием в СМИ, и сегодняшний день они ждали не меньше журналистов. На предварительном слушании им, наконец, предстояло подтвердить свою теорию и пройти первую проверку на прочность. И кажется, только один Робин приходил от этого в ужас. Его не смущала надобность врать под присягой, но каверзные вопросы, которые могли задать адвокаты и прокуроры, заставляли серьезно нервничать.

Когда Эйвери уселся на диван и уставился в телефон, а Ким подошел к окну, оценивая масштабы массмедийного интереса через приоткрытую штору, Робин тихо позвал Эли. Тот прислонился к косяку красивых раздвижных дверей статусного кабинета. Держал в руках диктофон, а значит, обдумывал дело. Робина снова укололо сожаление, что он едва не разрушил карьеру Эли. Ну полностью мозги отключил.

— Можно с тобой поговорить, наедине? — спросил он.

Эли рукой указал на кабинет.

Ожидания Робина оправдались — внутри кабинет был обставлен шикарно, много разнообразных ящичков, широкий дубовый стол, за которым точно чувствуешь себя королем положения. И все-таки Эли до сих пор нравился Робину, то самое первое впечатление почти что братской поддержки никуда не делось. Он осторожно присел в кресло темно-синего цвета напротив Эли.

— Мне кажется, я должен извиниться.

Эли промолчал, но и бумаги перекладывать тоже перестал.

— Я не хотел тебе навредить, скрывая… ту информацию, — продолжил Робин. — Я не думал. Поступил как идиот, потому что не подумал…

— Ох, Робин.

Откинувшись на спинку стула, Эли посмотрел прямо ему в глаза.

— Тебе не стоит извиняться. — Вдохнув полной грудью, он на секунду затих. — Но я рад, что все именно так. Мы будем работать с тобой, и все получится, хорошо?

— Конечно.

— А теперь загладь свою вину перед Кимом.

От такой резкой смены темы Робин растерялся. Как и обычно, когда речь заходила о Киме, ему было сложно подобрать слова, чтобы не выглядеть влюбленным мальчишкой.

— Это не так легко сделать.

— Я знаю.

Выйдя из кабинета, Робин увидел Кима на том же самом месте у окна.

Он посмотрел на него, стоя в тени. Выглядел Ким невероятно — вроде бы обычные классические джинсы, а ноги в них такие красивые, да и белая рубашка отлично подчеркивала его черные глаза. Эйвери, пронаблюдав эту сцену, совсем не скромные разглядывания Робина, закатил глаза. Эйвери почти на все как-то так реагировал, но Робина особо не напрягал.

За прошедшую неделю он больше всего общался с Эли, тот инструктировал его по показаниям, тренировал и учил. Ким его избегал, все время где-то шатался и приглашал Эли к себе, лишь бы не видеть Робина, а Эйвери заходил чрезвычайно редко: оставлял какие-то бумаги на столе для Эли.

Робин обошел диван и остановился на расстоянии шага от Кима. Тот скосил взгляд, но не повернулся.

— Что?

— Можем поговорить?

— Я не простил тебя, Робин.

— Ким.

— Да что?

— Я люблю тебя, — признался Робин. — Я не могу без тебя.

Он медленно взял его за руку, и Ким это позволил. В его широко открытых глазах Робин видел шок. Да он и сам не планировал говорить это сейчас.

Раньше Робин вообще редко говорил что-то настолько серьезное, хотя они встречались два года и жили вместе. Он не хотел ставить на их отношениях клеймо настоящей любви. Но после всего случившегося это уже не имело никакого значения, лишь его искренние чувства и возможность рассказать о них Киму. Снова. Убедить его в своей правдивости надежды на прощение.

— Я знаю, что тебе больно. Я не хотел этого… У нас с тобой были… были сложности, помнишь? Я не знал, сможем ли мы быть вместе. Но я всегда этого хотел. А Скай… Он хороший парень, я ему абсолютно не подхожу, но упорства ему не занимать. Вот и…

— Чего же ты хочешь от меня?

— Пойдем со мной на свидание, — вымученно улыбнулся Робин. — У нас с тобой нормальных свиданий даже не было. Я приготовлю свечи, ужин…

— А вот это уже угроза!

— Ладно, ладно, возьму еду на вынос.

Ким даже не усмехнулся, позволил Робину невинно приобнять его за плечо.

— Ну, что скажешь?

— Спроси меня завтра.

И тут послышалось громкое покашливание.

— Такое ощущение, что меня изваляли в сахарной пудре, ребята, — сказал Эйвери.

Ким подошел к ближайшему креслу и бросил в него подушкой. А у Робина на душе так легко стало в этот момент. Все-таки интуиция его не подвела: Ким избегал его не из-за того, что не хотел видеть, а потому, что показывал обиду.

***

Для того чтобы добраться в прокуратуру, Эли предложил им собственную машину.

Он включил на телефоне трансляцию, так что они прекрасно увидели масштаб бедствия. Всю площадь перед прокуратурой оккупировали журналисты. Но если бы только они!

Своеобразная процессия зевак продолжалась на противоположной стороне улицы. И в этом по большей части был виноват Эйвери: молодые люди держали в руках плакаты в его честь. Но были среди гостей и обычные американцы, которые хотели поддержать справедливость. Смотря на все это, Ким не удивлялся. Все произошло в точности, как и планировал Эли, да и с Эйвери они делали такую же ставку на мнение общественности. Кажется, вся эта возня была не по душе только Робину.

Он сел на заднее сиденье рядом с Кимом и, уставившись в смартфон и воткнув наушники в уши, слушал репортаж Седьмого канала. Ким видел только плашку «Нью-Йоркская четверка» — о, как этот город любил прозвища, правда, Киму так ни одного не досталось после Химика — и быстро сменяющие друг друга кадры. Тема Маккензигейта стала топовой в эти выходные. У дома Кима дежурили журналисты, Робину прохода не давали все это время, один Эйвери умудрялся как-то избегать назойливого внимания. Впрочем, сейчас это едва ли удастся кому-то из них.

На светофоре на Седьмой Ким положил свою ладонь на руку Робина. Тот сразу же убрал наушники.

— Что случилось?

— У меня плохое предчувствие.

Робин улыбнулся, без слов говоря «ну вот ты опять».