Ким повернул замок, вошел в прихожую.

Клацнул выключателем и бросил ключи на тумбочку.

Идеальная прихожая постепенно обрастала хламом, и большая часть этого хлама осталась здесь с прошлого года. Ким и Робин жили на 75-роуд недели две, квартира стала их серой зоной, местом, где ни один из них не чувствовал себя однозначно дома или в гостях. Продолжая работать на Седьмом, Ким приносил сюда свои рабочие распечатки и флешки, журналы и газеты, а Робин установил в большой комнате старый ноутбук, чтобы смотреть хронику.

Ким увидел куртку. Черную куртку с красными лампасами на рукавах. У него никогда такой не было, да и Алекс тоже не носил спортивные вещи. Замерев, он постарался совладать с ярким шаром надежды, прокатившимся по телу.

— Робин? — позвал он.

Из комнаты доносилось чье-то бормотание.

Приоткрыв дверь, Ким увидел, что в полупустой гостиной работает телевизор, а на диване сидит Робин. Картинка выбила из него весь дух. Ким столько раз себе представлял, как, наконец, увидит его, — и где же фейерверки и мощный саундтрек? Если бы они находились в фильме, то что-то эпичное обязательно бы случилось. Робин оглянулся и улыбнулся, облегченно, мягко. Будто Ким пришел к себе домой, где его и ждал Робин. Словно ничего не случилось. Он поднялся с дивана, и Ким тут же бросился его обнимать, едва не сбил с ног. Он прижался к нему, обвил руками плечи.

— Ким…

— Тише, ничего не говори, дай мне пару секунд, — прошептал он, продолжая утыкаться Робину в изгиб шеи. — Я очень рад тебя видеть.

Он почти растворился в теплых, родных объятиях, панацее, будто сбросил с себя тысячетонный груз, задышал легко.

Но вместе с тем Ким ни на секунду не забыл о новых реалиях, о Дэвиде Маккензи и о том, что Робину придется рассказать ему все, чтобы выработать стратегию. А потом они, возможно, поговорят откровенно и Робин расскажет, как оказался втянут в эту херню. Но всему свое время. Пока Ким радовался, что Робин дал ему шанс помочь, предстояло свести воедино информацию из нескольких источников и поскорее познакомить Робина с Эли.

Он осторожно отстранился, оставив руки на чужих плечах.

— Ну, расскажешь?

— А ты? — Робин вымученно улыбнулся. — Нанял адвоката?

Отойдя на шаг, он позволил Киму рассмотреть его новый стиль.

Никаких обтягивающих джинсов и рубашек навыпуск, никаких пиджаков и галстуков ярких цветов. Мешковатый свитер и спортивные штаны, делающие его фигуру почти неуловимой. Но, конечно, рискни Ким схватить его за задницу, он бы почувствовал те самые выпуклости, что сводили его с ума.

— Нанял, — кивнул он. — И для протокола: это ты взр…

— Да.

Ким кивнул. Он постарался сохранить нейтральное выражение лица. Не хватало еще, чтобы Робин подумал, будто его осуждали.

— Маккензи сказал правду. И в Арконе, и в Сент-Луисе это делал я.

— Как? Каким образом?

— Договаривался, давал взятки. Однажды я использовал вирус, чтобы поменять данные в системе.

— Джина.

Робин оглянулся, сжав губы в тонкую линию. Он почти дрожал, но скрестил руки на груди в защитном жесте.

Скорее всего, они ступили на тонкий лед. Предать Джину? Ким не верил в осознанное желание Робина подвести ее под уголовное обвинение. Не верил, и точка. Джина все время маячила на горизонте, пока они были вместе, стоило ей только пальцем пошевелить, а Робин уже бежал делать одолжение.

Тем временем Робин созрел для ответа:

— Я не хотел ее подставлять. Боже. Я думал, ее ничего с Арконой не связывает.

— Ладно, хорошо.

Они снова замолчали. Ким прислушался к новостному репортажу по телевизору. К счастью, там хотя бы сейчас говорили не о Невидимке.

— Ты думал, что я не причастен? — Робин посмотрел ему в глаза.

Он медленно сел на диван.

— Вообще-то нет. Сначала я, конечно, понадеялся, что это ошибка, — пожал плечами Ким. — Но ты ведь из Грейспойнта.

— И что?

— Ты на себе прочувствовал последствия ядерной катастрофы.

— И что? — уже громче повторил Робин.

Здесь и сейчас Робин казался точно таким же, как и год назад. И это разбивало Киму сердце раз за разом. Он решил не отвечать. Не озвучивать очевидное. Может быть, Робин уже слышал теорию журналистов о своей психологической травме. И, скорее всего, он не желал слушать ее еще раз. Хотя Киму она нравилась, в ней прослеживалась логика, Робин не просто так, слетев с катушек или из-за денег, решил взрывать АЭС, на него повлияли эти страшные события. Потеря брата и отца в самом начале жизненного пути.

Ким сменил тему:

— Ведь эти диверсии организовал Дэвид Маккензи, верно?

— Откуда ты…

— Он обвинил тебя в преступлении, которое сам и организовал. Может быть, он промыл тебе мозги, может быть, убедил в своей великой цели избавиться от американских АЭС. Я не знаю, да и мне, честно говоря, плевать. Помнишь, ты сказал, что не хочешь знать подробностей? — Ким присел на корточки перед Робином. — Когда я рассказал тебе про Химика. Ты сказал, что уважаешь мой выбор.

— Я уважаю твой выбор, — подтвердил Робин.

— А я — твой.

— Даже если мой выбор — взорвать АЭС?

Ким вздохнул, положив руки себе на колени, и поднялся.

Засунув руки в карманы брюк, он прошелся вдоль стены с расставленными на полках африканскими статуэтками. Когда-то Алекс любовно создавал здесь атмосферу английской курильни, приволок все свои книги, попросил у отца его коллекцию охотничьего ружья и купил классический диван честерфилд. А потом потерял к квартире интерес. С Алексом такое случалось. Квартира показалась ему чужой, неинтересной и неудобной. С людьми он поступал так же, и Ким даже про себя радовался, что от него Алекс точно никуда не денется из-за братских уз.

Робина Ким тоже всегда боялся потерять. Думал, что найдется кто-то третий, думал, что Робин остынет, и не заметил, как сам, своими руками уничтожил их отношениях.

Он бы и рад был проявить больше эмоций, задать больше вопросов, но всего за сутки Ким то ли перегорел, то ли смирился. И он чувствовал свою вину в том, что случилось с Робином. Она повисала между ними тонкой паутиной каждый раз, заставляя Кима ощущать себя причастным. Если бы они не расстались…

— Маккензи думает, что ты добровольно станешь козлом отпущения и никто не узнает, что он стоял за этими диверсиями, — наконец сказал Ким. — Я его разочарую. И это возвращает нас к началу: ты должен встретиться со своим адвокатом.

***

Лорелайн и Фрэнсис договаривались и навещали Итана в одно и то же время. Его состояние — без изменений. Их план по поиску Робина — без изменений.

Лорелайн расстраивалась с каждыми сутками, ощущая собственное бессилие. Но Фрэнсиса ситуация раздражала гораздо больше. Он уже неоднократно высказался по поводу бесполезности ее плана и бесполезности ее самой. Лорелайн отчасти и сама не понимала, почему терпела вспышки его гнева. У нее проскакивала одна догадка — Фрэнсис до жути напоминал ей отца. Единственного мужчину, который внушал ей и страх, и уважение одновременно. В детстве и юности Лорелайн из кожи вон лезла, чтобы он был ею доволен. Любое доброе слово отца становилось для нее сладким как мед. Те же ощущения она испытывала, находясь рядом с Фрэнсисом.

Бросить его одного, отказаться от плана означало бы сдаться и признать свой крах. А она не считала, что ее пора списывать со счетов. Да, Скай ей пока так и не перезвонил. Она планировала дать ему немного времени и потом снова поговорить с ним. А Фрэнсис настаивал на том, чтобы она днем и ночью наседала на бедного Ская, вынуждая его с ними сотрудничать.

Фрэнсис постоянно хотел все и сразу, а если план не давал ему это, значит, план херовый. И все же они продолжали приходить в клинику вместе, молча проходить приемную, показывая документы, разговаривать с лечащим врачом и, главное, проведывать Итана. От его вида сердце у Лорелайн сжималось, и она едва сдерживала в себе рыдания. Мысль о том, что он не проснется, виделась ей ужасной.

Лорелайн пришла первая. Она не стала проходить в палату Итана, решив дождаться Фрэнсиса. Усевшись на привычное место, Лорелайн сняла блокировку с телефона. Она пролистала до номера Ская, украденного, ясное дело, из Сети, и поводила туда-сюда пальцем. Что, если Скай уже забыл об их разговоре, а она ждет, что из плана выгорит успех? Она откинула голову назад, негромко стукнувшись о стену. Наверное, Скай был хорошим человеком, если не поверил ей, даже учитывая, что сказал Маккензи. Вероятно, наивным, но преданным. Лорелайн казалось, что эти качества в современном мире почти никто не ценил. Он просидела с закрытыми глазами минуту или две, пока не почувствовала, как рядом кто-то сел.