— Давай, мы должны переодеться. Ты как, уже нормально?
Слова Эйвери звучали как насмешка, ведь труп за то время, пока он ходил, никуда не делся, но Скай взял себя в руки и кивнул.
Он натянул на свои ноги джинсы и только потом сбросил с себя порванный хитон, Эйвери сделал то же самое. Они работали, как одна команда чистильщиков — собрали вещи, указывающие на Вакханалию, убрали даже рвоту Ская, хвала перчаткам и тому, что Эйвери обо всем позаботился. Копать оказалось не так тяжело, как он думал. Скай заставлял себя думать, что они копали яму для фундамента или в процессе археологических раскопок, но земля все равно выглядела зловеще и приковывала к себе его взгляд. А потом они завернули труп в мешок и бросили в яму. Без единого звука забросали его, разровняли землю и начали выбираться из леса.
У Ская появилось неприятное ощущение, что в этом лесу он оставлял не только свою человечность, но и свою прошедшую нормальную жизнь.
Пройдя половину пути, он без слов взял Эйвери за руку.
***
Вес сумки подгонял Ская вперед.
Предрассветные сумерки освещали путь, пока он пробирался между деревьев к машине. Ветки хлестали Ская по рукам и ногам, один раз он даже упал. Вскрикнул и тут же отправился дальше, позволив Эйвери схватить себя за руки. Он запретил себе оборачиваться, запретил останавливаться и показывать слабость. Подбежал к блеснувшему источнику, коснулся поверхности воды кончиками пальцев. Умыться бы! Умыться и убрать тошнотворный запах крови.
Он слышал, как под шагами Эйвери ломались засохшие ветви деревьев, и почувствовал, как легкая рука легла ему на плечо.
— Скай, пора идти…
— Сейчас, секунду, — Скай зачерпнул ладонями воду и сбрызнул лицо.
И проснулся.
Он перенесся из леса в свою постель, оказался на влажных от пота простынях, задыхающийся. Как он вчера вечером уснул — великая загадка, но часы на прикроватной тумбочке показывали полдесятого, значит, он все-таки отрубился. В голове стоял белый туман, воспоминания просачивались сквозь него, как свет между деревьями в лесу. Шум в ушах вернулся, усилился, раздвоился, будто ему зарядили по голове.
Скай помнил отрывками сон и реальность. Он не понимал, что из его воспоминаний являлось правдой, а что придумал его уставший мозг.
Ты все можешь, мальчик, взгляни, мир у тебя в ногах… Что ты хочешь делать? Создавать? Убивать? Творить? Ты хочешь его?
Скай поднялся на локтях, борясь с головокружением и странным эхо.
Медленно коснувшись лица, он потер глаза и оглянулся по сторонам. Комната, выделенная для него Эйвери, слишком светлая и буквально огромная, естественно, не изменилась. Потолок терялся в высоте, а из окна напротив кровати веяло прохладой, это Скай вчера не стал запирать его в каком-то странном приступе клаустрофобии. И теперь у него до потери чувствительности замерзли ступни, а руки подрагивали от холода.
Потянувшись на постели, Скай увидел, что на улице падали хлопья снега.
Рождество. Надо же, сегодня Рождество.
Он поставил ноги на пол и замер. Он так ждал снега, так мечтал об идеальном Рождестве с горячим шоколадом, камином, снежинками и Эйвери… Думал, что у них будет прекрасная возможность сесть на кухне с теплыми чашками и обсудить эксперимент. Теперь же они будут выяснять, что черт возьми, произошло на Вакханалии.
Посмотрев вниз, Скай наткнулся на выброшенный из сумки им вчера в спешке хитон. Вот. Вот доказательства. На нем остались следы крови и земли.
Лес, труп, земля, лопата, Эйвери…
Все до мельчайших подробностей, включая одежду трупа и то, как его кожа медленно покрывалась влажной вуалью, пока Скай сидел рядом, трусливо поджав ноги.
Его замутило, по спине поползли мурашки. Еще секунда, и им овладел бы настоящий ужас.
В громадном особняке стояла оглушающая тишина. Наверное, Эйвери еще спал… Скай наблюдал, как он сегодня ночью перед сном влил в себя полбутылки отцовского бренди, чтобы справиться с нервами. Шумно выдохнув, Скай запрятал хитон в рюкзак к другой грязной одежде и направился вон из комнаты. Эйвери сказал, что им предстоит глобальная работа — уничтожить одежду, в которой они баловались на Вакханалии, лопаты, остатки земли, помыть автомобиль от ДНК убитого.
Пройдя длинный коридор, Скай оказался у лестницы.
По обе стороны на стенах, облицованных мрамором, висели гирлянды, под ним раскинулся зал с плиточным полом цвета сливок и елью ровно по центру.
Скай бы немедля спустился к ней в каждое из семнадцати Рождеств, которые он пережил.
Но на восемнадцатое он не сдвинулся с места.
— Это даже не смешно, — вопреки своим словам, Скай тихо рассмеялся, ловя отзвуки от стен. Он медленно сполз, упираясь ногами в ступеньку.
Если бы не Эйвери, Скай даже не выбрался бы из того леса. Он пребывал в таком шоке, что все делал на автомате. А так он здесь, проснулся в своей комнате, в безопасности. И мир такой же, как и прежде, хотя он убийца. Мир такой, как и прежде, а он, убийца, умирал от голода. Будь он дома, мама приготовила бы яичницу.
— Скай?
Резко оглянувшись, он заметил помятого, сонного Эйвери. Тот держался за косяк своих дверей, в черных штанах и помятой футболке. Скаю не пришлось присматриваться, чтобы уловить на себе его обеспокоенный взгляд. Со вчерашнего дня Эйвери на него только так и смотрел, даже немного с опаской. Будто не знал, что Скай выкинет в следующую секунду.
Подойдя к нему, Эйвери взялся за перила, устроился рядом.
Скай ждал от него хоть какой-то реакции. Или указания, что им пора разжигать костер для уничтожения доказательств, заниматься самой рождественской работой на свете. Но Эйвери лишь погладил его по плечу и предложил сделать завтрак. Неплохая идея, подумал Скай. Но едва ли он сможет размешать сахар в чашке так, чтобы не стучать ложкой о бортики.
***
После завтрака, который Скай выблевал, Эйвери занялся машиной, а он сжег на заднем дворе их одежду. Покончив с ней, он вернулся в дом, где Эйвери занимался обедом. Он повторял, что они должны вести себя подчеркнуто нормально, а про себя думал: ну какой в этом толк, если он пять минут назад вытер руки от сажи, а час назад мыл с мылом пол в своей комнате?
Одно с другим не вязалось. Для кого притворяться?
Эйвери объяснял, что это очень важно — оставить в доме признаки нормальной жизнедеятельности, и Скай махнул на это рукой.
Он отправился в подсобку, где застрял на несколько минут, глядя на длинные ряды консервированной кукурузы, сухих спагетти и оливкового масла.
Прислонившись к стене, Скай едва не заплакал. Как возвращаться к отцу? Как смотреть в глаза матери? Что будет, если о них узнают? Скай поклялся себе, что не разочарует маму, что поможет ей бороться с раком за жизнь, а сам встрял в жуткую историю. Переступив через собственные стыд и страх, он достал смартфон из кармана джинсов и набрал два одинаковых сообщения в мессенджере для мамы и для папы.
«Я буду делать вид, что все нормально, пока смогу», — сказал он себе, и вернулся на кухню.
Скай молча поставил банку с кукурузой на стол. Эйвери продолжал помешивать овощи в салатнике.
Он ненавязчиво рассказывал Скаю, что сам взялся за готовку, чтобы позволить кухарке погулять на Рождество (официальная версия) и она не приперлась раньше момента, пока они все уберут. Скай слушал его, кутался в кофейного цвета плед, стоя у окна, и смотрел, как качели и автомобиль постепенно облеплял рождественский снег. И этот самый снег заметал следы их лесного преступления, скрывал ту могилу.
Он не чувствовал рядом с Эйвери ничего.
Будто между ними осталась лишь темная тайна, и они больше не были друзьями, только соучастниками.
— Почему я не женщина? — обратился к нему Эйвери.
Скай промолчав.
— Ты знал, что женщины, оказывается, могут пользоваться такой себе оргазмической медитацией? — продолжал Эйвери вдохновленно, нарезая овощи. — Берешь палец и начинаешь гладить себя в левом верхнем углу клитора ровно пятнадцать минут. При условии, что у тебя есть клитор. — Он потер подбородок. — И палец.
