Недельный сыр-бор в голове привел к тому, что он едва не оставил кошелек в «Мортон Уильямс» и потерял два парковочных талона!

Дело, конечно, заключалось не только в ссоре со Скаем, но и в Киме. Он стремительно вернулся в жизнь Робина, а тот — сюрприз! — его не забыл.

Почему все вдруг воспылали желанием втянуть его в отношения именно в этот момент?!

Робин громко фыркнул и встал с кресла.

«Настройся на работу, контролируй все», — призвал он себя.

Ситуация с Джиной почти сразу вышла из-под контроля, и теперь ему приходилось бороться с последствиями. Он трудился не покладая рук, чтобы найти другого козла отпущения, работал с людьми, отобранными из кучки подозреваемых. Мужчинами и женщинами, перешедшими, так сказать, на новый уровень. Остались те, кто находился на станции перед взрывом или в день взрыва, имел допуск к серверной и отдаленные мотивы. Робин старался найти ради Джины такие мотивы в сущих мелочах.

Он опрашивал даже тех, кто имел просрочки по кредиту, ведь теоретически им могли предложить деньги за помощь в подрыве бомбы на станции, дабы выбраться из долговой ямы. И надо сказать, что изнурительные многочасовые беседы только добавляли ему желания с кем-нибудь хорошенько потрахаться без сантиментов.

— Робин.

— Что? — Он на автомате повернулся к Джине и жестом пригласил ее войти. — Привет. Ты в порядке? Что-то случилось?

— Ничего нового. Нормально смотрюсь? — Джина указала на себя пальцами, и Робин одобрительно кивнул, осмотрев ее светло-розовый брючный костюм.

— Ты прекрасно выглядишь.

— Но не слишком хорошо? — она скривилась. — Я не должна выглядеть слишком хорошо, мне должны сочувствовать. Ким посоветовал. Я должна создавать впечатление измотанной жизнью женщины. Но я привыкла выглядеть всегда сногсшибательно, понимаешь? — Джина уселась на диван, и Робин после паузы устроился рядом с ней, поджав под себя одну ногу. — Мама двадцать лет вдалбливала мне в голову, что люди не пожалеют, а затопчут слабого, слабость показывать нельзя.

— Не переживай, я думаю, Ким знает, что делает.

Она сощурилась, сжав плечо Робина.

— Этот блуждающий взгляд. О чем ты думаешь?

— Чушь. Я здесь.

— Робин, если ты что-то узнал о расследовании, расскажи немедленно. — Она достала из сумочки зеркальце и открыла его. — Я иду на интервью, после которого с МАГАТЭ будет покончено. Раз и навсегда. И я имею право знать все новости, чтобы не облажаться там. — И со стуком закрыла зеркало, полюбовавшись собой секунду.

— Но все по-прежнему. Только допросы.

— Значит, личное? — не сдавалась она. — Мы же договорились, что не будем хранить друг от друга тайн. В этом заключается наша сила.

Робин положил руку на спинку дивана, ехидно усмехнулся.

— И поэтому о своей измене ты рассказала мне, когда пришлось?

— Я извинилась. И да, я рассказала. Я больше никому не говорила об этом вот так, как тебе. Майку я разболтала, когда об этом знал весь Нью-Йорк, а Тодду сказал телевизор. Так что призналась я только тебе. — Джина опустила глаза в пол, Робин заметил, как приподнялись уголки ее губ. — Так ты идешь со мной на интервью, потому что ты суперзаботливый друг, а не чтобы увидеться с Кимом?

— Эй, — Робин шутливо бросил в нее подушечку. Джина выставила руку вперед, и та отлетела на пол. — Он же тебе не нравится.

— Зато тебе нравится. — Она поднялась, разгладив брюки, которые оставались идеально прямыми. Подошла к двери и прикрыла ее, отрезав их от коридорного шума. — Я отлично помню, что он засранец, эгоистичный мудак и разбил тебе сердце…

— Он не разбивал мне сердце.

— Но он чертовски обаятельный засранец. Честное слово, я не могу ненавидеть его, когда смотрю на него.

— И моя проблема, — рассмеялся Робин.

— Зато когда не вижу, задушить хочется!

— Ну а мне не хочется.

— Так скажи ему это. — Джина закинула ногу на ногу. — Посмотри на меня. Я увольняюсь. Я развожусь. Остаюсь с Мелиссой одна. Я могла бы возненавидеть Кена, потому что из-за него я попала под удар. Мне стоило бы ненавидеть его и себя за то, что пошла на поводу у желаний и сломала свое семейное счастье. Но знаешь что, Робин?

Тот приподнял подбородок, слушая.

— Я не жалею. Не жалею ни капли. Я думаю, что это шанс, который выпадает не всем. Полностью поменять жизнь. Будь я проклята, если скажу, что была довольна прежней жизнью. Нет, Робин. Все пряталось глубоко внутри, спираль привычек, быта и всей этой повседневности затягивала меня, — она приложила руку к груди. — Я частенько думала про себя, какой же я психолог, если свои проблемы решить не могу?

Взяв ладонь Робина в свои руки, она вздохнула.

Робин сверлил взглядом обшивку дивана. Наверное, Джина сменила бы риторику, узнай, что второй шанс, сам того не желая, предоставил ей он.

Его бросало в холод при мысли, что правда всплывет.

— Так что, если ты до сих пор что-то чувствуешь к Киму, разберись с этим. Будь на кону только секс, я бы тебя первая к нему послала. Сказала бы — уложи его и получи долю справедливого удовольствия… Но здесь ведь не только это, правда? Ты его хотя бы разлюбил за те шесть месяцев, что прошли после расставания?

— С чего ты взяла, что я его любил?

— Два года, Робин. Серьезно. Пропускаем эту часть, когда ты отнекиваешься. Мне кажется, он тебя простил.

— Отлично, большой прогресс в наших отношениях, если учесть, что меня не за что было прощать, — ответил Робин.

Джина застыла на мгновение и улыбнулась.

— Ты же его бросил, — сказала она.

Робин промолчал, хотя мог бы достойно ответить. Он сбился со счета, сколько раз они друг друга бросали. И даже тот последний раз стал концом внезапно. Да, Робин сказал: «Мы расстаемся», собрал вещи, чтобы дать им перерыв, а себе — возможность остыть. Но всего за неделю, пока они не виделись, Ким умудрился переспать с какой-то случайной шлюхой. Он даже с тем парнем не был знаком.

Узнав об этом, Робин захотел взять и разорвать Кима на части. Буквально. Чтобы не видеть эту его снисходительную улыбку, не иметь дела с оглушительной по силе ревностью. И не слышать подробностей их тупого траха. Ким поступил с ним жестоко, так что Робин ответил ему тем же. Но если Ким был хорош в душевных травмах, то Робину лучше удавалось насилие физическое. Робин помнил, как припечатал его к стене и собрал в кулак воротник рубашки. Он едва сдерживался, чтобы не начать душить…

А потом Ким грустно улыбнулся, взялся за его руки и сказал всего одну фразу, после которой кулаки Робина разжались сами по себе.

Он прошептал: «Я вижу, тебе больно». И попал в яблочко, заставив Робина устыдиться и своей реакции, и чувств, и того, как его это задело. Он так сильно пожалел, что их пути сошлись, что Ким его очаровал, что Робин позволил ему забраться глубоко в его голову. Робин отпустил его, почти отпустил… Но в последний момент передумал, замахнулся и ударил его по лицу. Кулак Робина пронзила острая боль, голова Кима ударилась о стену, и он охнул, тут же прижав ладонь к кровоточащей красной губе.

— Теперь тебе тоже больно, — сказал Робин и ушел из его кабинета.

***

Джина и Робин сели в «хонду» ровно за два часа до предполагаемого интервью.

Немного нервно пристегнув ремень безопасности, Джи наблюдала через камеры в детском саду за играми Мелиссы и мягко улыбалась. Если уж честно, Мелиса была из тех детей, глядя на которых губы сами по себе растягивались в улыбке.

Робин скучал по ней, ведь раньше часто ее видел. Несмотря на позицию Тодда, несмотря на его ревность сначала к Джине, а потом и к девочке, несмотря на болезненную реакцию на разлуку с дочерью из-за своих дел по всему Нью-Йоркскому округу, Джина позволяла Робину проводить с Мел столько времени, сколько он сам хотел или имел возможность.

Словно мысли Джины шли в том же направлении, она сказала:

— Тодд согласился гулять с Мелиссой каждые выходные.

— Это же хорошо?

— Да, конечно. — Джина легла на сиденье, спрятав телефон. — Ей нужен отец. Но я вот думаю, что будет, когда у Мелиссы появятся… два папы?