— О боже, Эд…

Управляться с членом было легче, пока Джозеф не предпринимал попыток засунуть его в самую глотку. Я шире открыл рот, когда на затылок легла рука, надавила на голову. На мгновение дышать стало нечем, я прикрыл глаза, чтобы они не слезились.

— Эдвард…

Снова стук двери, разговоры. Я слышал все это словно издалека. Словно у меня были заложены уши. Теперь я внимательно смотрел на Джозефа, позволил повозить влажным, в его слюне, членом по лицу. У меня уже давно стояло. Даже не думал, что отсос в кабинке туалета, где нас могут застукать, так вклинит, но на деле же меня вело от ситуации. Я схватился за ноги Джозефа, насаживаясь на член. Ритмично, глубоко, как в классических порнороликах.

От сна Джозефа не осталось и следа: глаза блестели, язык то и дело проходился по губам. Он выглядел голодным, завёлся не на шутку. Я делал то, что пришлось, чтобы разбудить Джо, с удовольствием. Перед моим внутренним взором проносились кадры пережитого сегодня вечером: кровь, опасность, жестокость, а теперь и грязный оральный секс в туалете. Я, врач, стоял на коленях и давал трахать себя в рот убийце. И ловил от этого кайф, сопоставимый с приёмом амфетаминов. Джозеф запрокинул голову назад, стукнувшись о кабинку.

— С вами всё хорошо? — послышался голос из соседней кабинки.

Я едва не подавился со смеху.

— Чувак, если бы тебе было так же хорошо, как мне сейчас…

Никто не ответил — незнакомец поспешил ретироваться. Джозефа уже размазало по стенке: он то пытался за что-то ухватиться, то принимался давить мне на затылок.

— Вот и отлично.

Отстранившись, я достал из кармана платок, вытирая слюну. Он засмеялся, схватил меня за пиджак, поставив на ноги. Прижал к стенке кабинки, целуя так яростно, что я опять начал задыхаться. Я провёл ладонями по груди Джозефа — весь тёплый, на взводе, на шее появилась испарина. Губы почти дрожат от возбуждения. Я дал себе минуты две насладиться этим вихрем, когда ощущений было так много, что не концентрировался на том, где и как меня касался Джозеф.

Просто он делал приятно, накрывая меня собой.

— Если ты кончишь, я вынужден буду сломать тебе палец.

— Сука, — Джозеф посасывал мою верхнюю губу, — хитроумная. Ты тоже не кончишь, должна же быть мужская солидарность. — Он провёл ладонью по моим джинсам, убеждаясь, что я был в таком же состоянии. Для того, чтобы кончить, мне хватило бы его рук. Но не ради этого я опустился до отсоса в кабинке: раз Джо нужно, чтобы я не получил удовольствия, так и быть.

— Холодной минералочки?

Джозеф Лайт

10:02

Не думал, что у Эдди хватит ума и смелости такое провернуть, но он оказался прав, помогло.

Мы вернулись в зал мокрые, но бодрые. Когда весело рассказываешь о том, как на тебя вылили пепси какие-то мигранты около аэропорта, а потом пришлось смывать сладость водой, никто не сомневается, что ты говоришь правду. Спасибо Америке за мигрантов.

Нас пропустили и посадили на самолёт. Потом был рывок, которым мне почему-то запомнился взлёт. Терпеть не могу, когда корпус трясётся, будто сейчас развалится, пока лайнер набирает скорость по ВПП.

На Багамах заселились под новыми, вымышленными именами. Фальшивые документы, как и предполагалось, не вызывали лишних вопросов. По пути мы почти не говорили, хотя я не чувствовал напряжения рядом с Эдом. Я молчал, потому что мне безумно хотелось спать, а он… Ему, как ни крути, было над чем подумать. Врачебная практика там, родители в Орлеане, другие дела.

Я вошёл в номер и улёгся на широкую кровать, не раздеваясь.

Стоило только подумать, признаться, что мы, кажется, оторвались и находились в полнейшей безопасности, как глаза начали закрываться. Тело наполнилось слабостью, я перестал чувствовать ноги и руки. Чувствовал рядом с собой Эда, втыкавшего в планшет, и засыпал.

Эдвард Дэй

10:43

Я не вышел из номера, даже когда Джо уснул. Нелегко убедить себя, что ситуация снова взята под контроль, когда ты на Багамах. То есть, внезапно на Багамах, хотя планировал в этот день вернуться в свою кровать в Нью-Йорке. И день уже не этот, а следующий.

Почему-то вместо ожидаемого наслаждения свободой меня настигла паранойя.

Никто не знал, где я находился и чем занимался, мама с папой не скоро позвонят, так что какое-то время я смогу вообще не подавать признаков социального существования. И всё же казалось, будто за моей спиной кто-то был. Наверное, чувство было связано с тем, что я впервые в жизни бежал. Впервые в жизни задумывался, прежде чем представляться собственным именем.

Я стал человеком без прошлого. По крайней мере, Джо дал мне шанс им стать.

От нечего делать я начал просматривать на планшете криминальные новости Нью-Йорка.

«Мёртвой найдена изнасилованная девушка».

«Полиция рассказала о мужчине, который науськивал собаку на прохожих».

«Дворник обнаружил останки двух тел в Сити».

Каждый день я сталкивался с сумасшедшими и маньяками. Джозеф хотя бы убивал ради денег. Мотивация всегда важнее всего: если её нет, то такого человека нужно бояться. Но предположим на секунду, что он был маньяком. Сдал бы я его полицейским? В том-то и дело.

Джозеф Лайт

16:14

Когда я проснулся, Эдвард раскладывал на столе обезболивающие, перекись и бинты. День клонился к концу, но моё самочувствие было значительно лучше, чем за предыдущие три дня разом взятые. Сон оказался беспокойным, но долгим. Несколько раз я приходил в себя, находясь на грани реальности, отмечал мелкие детали — вроде криво лежащего пульта от телевизора или задремавшего в кресле Эда; а затем снова отключался.

Я медленно поднялся, посмотрел в окно. Солнце почти спряталось за линией горизонта — за океаном, на котором отражалась дорожка света. Что-то подобное должны рисовать художники, стремящиеся изобразить свободу, безмятежность или новую жизнь. Нам с Эдвардом подходил третий вариант. Правда, сначала стоило поговорить с ним о случившемся.

— Что это за филиал Окли? — спросил я, когда Эд вернулся в номер.

Он пожал плечами и кивнул в мою сторону:

— Ссадины.

Точно, я и забыл, как, должно быть, жалко выглядел. Парни итальянца отлично постарались — голова не переставала болеть несколько часов. Но по сравнению с отходняком после наркоза мигрень казалась сущим пустяком. Эдвард уселся на диван, потащил меня за собой.

— Так ты не помнишь, кто это сделал? — Он смочил ватный тампон перекисью водорода и повернулся ко мне, раздумывая, с какой стороны начать. — Лучше сними халат.

Я сделал, как он сказал:

— Люди заказчика, я почти ничего не помню…

— И давно занимаешься этим?

Меня не покидало ощущение, что что-то было не так. Да вот же он, ответ, перед самым носом. Эд был слишком спокоен для человека, который недавно убил плохих парней, узнал, чем занимался его парень, сбежал с американского материка на остров не с самыми радужными перспективами на возвращение. Я подумал о том, как он переживал за свою карьеру, как корил себя за приём амфетаминов. Теперь ему был заказан путь в медицину вообще. И где же всё это? Истерики, самобичевание, анализ произошедшего, перекладывание вины?

Но я не из тех, кто начинал сложные разговоры.

— Раньше, чем мы познакомились, если тебя это интересует.

— И как… — Эдвард сосредоточенно прикладывал тампон к каждой гематоме, если доходил до царапин, брал новый кусочек ваты. Конечно, раны жгли, но я не подавал виду. Сидел ровно и смотрел ему в глаза, хотя он не поднимал головы. — Как тебя в это занесло?

— Лёгкие деньги, причём в таком количестве, что дают полную свободу. Я никогда не хотел сидеть на шее у отца.

Эдвард кивнул, переходя от руки к груди.

— Что-то не сходится, — через какое-то время заговорил он. — Не знаю, кто заинтересован в покупке органов так, — он взмахнул рукой, пытаясь найти подходящее слово, — спонтанно. Без проверок на совместимость. Может, я не прав, но наемные убийцы не самые лучшие доноры, они могут быть больны СПИДом, гепатитом, и это не говоря уже о группе крови, резус-факторе и…