– И что же я тебе сделал?

Прячет руки, одну другой держит.

– Они! Вы все! Почему она отдала меня?

– Кто?

– Моя настоящая мать!

– Она ведь погибла, Ярик… Разве не так?

---------------------

– Но почему? Почему?! Я знаю, что ты думаешь: я не вашего рода! Вроде барбоса к стае прибился. А фиг! Понял? Шиш тебе! Я больше твоего Межич! Потому и отдала, что отец – первый мужчина у неё был, а кто первый у женщины, тому она и принадлежит, и все её дети – его дети, я сын ему! А ты вообще… Ты вообще…

– Ну-ну…

– Да что ты мне сделаешь?! Мёртвый – мёртвому?! А-ха-ха.

– Ничего я не собираюсь тебе делать. Интересно стало, говори: что со мной не так?

Плеер уходит в дремучие дребеня, ветер северный. Ярик затыкает его, хлопнув по клаве, и чуток успокаивается.

– Брат, я хочу быть Межичем, понимаешь? Я был счастлив им стать! Почему так недолго, за что? Всё что я должен был тем родителям: не издавать громких звуков. Не бегать, не смеяться! Ты просто ничего не помнишь… Не в три года, меня забрали в семь, я тут в первый класс пошёл. А они, они… Даже когда салют, не разрешали мне поорать вдоволь! Какой уж барабан! Шуметь нельзя, свистеть, ни в коем случае: услышат, выследят. Что помогло? А ведь я так любил петь в детстве: в лесу сидел кузнечик! Аха-ха.

– В траве.

– Ещё добавь, что это плохо кончилось. Много стрекотал.

– Тоже версия.

– На улице праздник, оркестр военный! Я бегу за ним! А они за мной… Ловят: «Тссс… Не шуми, не хулигань… Придёт дядя и заберёт тебя». Ха-ха, пришёл и забрал! Лучше бы сразу! У дяди в доме: ори, сколько хочешь!

– Чего-то я не припомню такого за тобой.

– Я тоже не припомню. Не успел… Ты с отцом в тир ходил? Играл в стрелялку? Да тебя ещё не было! Я хочу быть таким, как все Межичи! Рычать как он! Стрелять как он! Хоть мёртвым наверстать! Я хочу вернуться.

Куда именно? Да и фиг с ним, братишка на эмоциях. Переспрашиваю:

– Что в моём случае не так?

– Не родной ты.

---------------------

Я пожимаю плечами:

– Известный факт.

– Неее… – гаденько тянет он, морщась от себя самого. – Все знают, Межка: брат Севы Вячеславовича, твой настоящий отец твою кровную мать взял… не девственницей. Для Межичей принципиально, ты же должен понимать. Тем более что поздно узнали. Ты уже родился. В первую брачную ночь твой отец не церемонился, и не заподозрил ничего. Кровь есть? Есть. А когда тот парниша, её первая любовь, вздумал с собой увезти, всё и открылось, что школьниками они под ручку за гаражи ходили…

– Но так и так выходит, что я – Межич.

– Ты – дурак или глухой? Я говорю, муж не первый у неё был, а для женщины главное – кто первый! А хочешь знать, почему тебя отдали? Без обид. Однажды за тобой в садик пришли пораньше, глянули, а ты девочкам косы плетёшь!.. Косички – девчонкам! Банты им вяжешь! Ну, сам посуди, Межич это или нет? Они и решили, что усыновлением дело ещё можно исправить… Что приёмный отец будет построже, и ты… – замялся. – Прямо сказать если: та родня отказалась от тебя.

Ярик совсем успокаивается, начинает картинки на ноуте листать, добавив только:

– Судя по твоему характеру, как они рассчитывали, так всё и получилось.

Я задыхаюсь. Тяжело выныриваю из болотной, застойной воды и тоже хочу…

– Орать... Ярик, ты хочешь рычать и мурлыкать джаз?.. Раз уж я подглядел, признаюсь: и я до сих пор хочу плести девчонкам косы. Откровенность за откровенность, мы квиты, братан. Спасибо, что рассказал.

Присев, я заглядываю ему в лицо.

– Ярик, я брат тебе.

Убитая какая рожа.

– И я брат тебе, Межка.

– Не повезло тебе с братом?

– Чё болтаешь…

– Он уже уходит. Рычи!

============================================================

9. Мёртвые кормят живых.

По живой луне отец показывал мне фамильное древо не раз и не два. Он меня достал с этим нафталином. В альбоме, в раме на стене, и так, и сяк: ветвящийся рисунок и обычная таблица с ремарками. Тот случай, когда я выказал пренебрежение: к чему всё это так уж хранить. Я думал о Баронском Парке, отвлёк он меня.

Отец:

– Если мы про них забудем, что, по-твоему, они будут есть?

– Па, но ведь фактически: если пирог оставить на столе, он так и будет лежать, черстветь… Еда предназначена для живых, мы её поглощаем…

– Вот именно! Ты не чувствуешь всей конструкции. Еда – наша, мы – их. Мы должны помнить это и за столом и вдали от дома, везде. Должны работать, трахаться, драться, воровать, испечь следующий пирог. Для них. Для себя. А они уже ничего не должны, всё сделали при жизни.

– Это я понимаю: выполнили предназначение, продлили свой род на земле… Но ведь это в прошлом. А по мёртвой луне они же такие… бездельные что ли.

Надоел я отцу.

– Как ты? – бросил через плечо, щелчком вверх. Ушёл.

---------------------

Ок, проверю на себе, каково это.

Следующие две недели по мёртвой луне я не ем. Ой, неспроста пирогов на кухне вдвое больше. Мать Рая сердцем почувствовала, хоть я ей – ни полслова.

Мне в животе не голодно, а странно. Неустойчиво, тревожно. Эта шаткость распространяется до кончиков пальцев. Не тремор, но близко. Растёт желание делать хоть что-то, любые беспорядочные движения, хватать, шарить. Не горячее, а тупое сонно-прохладное чувство.

К обедающим деду и Ярику меня тянет, но лишь ради компании. Они разок пригласили, больше не зовут. Я с ними тоже не объяснялся.

---------------------

Жар наваливается…

Жар спадает…

Утречко! Завтрак, ура!

– Ма Рая, ты лучшая ма из всех!

– Добавки?

– Нет! Хочу второй завтрак! И третий! И полдник сразу!

Отец, расчленяя кусок мяса в подливке:

– Ну? И что ты, кому пытался доказать?

Ма ушла в кухню.

– Ничего. Я понять хочу, разобраться.

Сначала я не заметил, как набросился на еду, теперь не заметил, как встал. Отец сидел, я стоял над ним.

– Па, что не так? Ты сам говоришь: я – аномальный случай. Я пытаюсь разобраться. Что, надо меня на опыты сдать? Ну, сдай.

– Подождать бы тебе!

– Чего именно?

– Пока все соберутся. Слава Румын приедет. Он скажет, как есть… – нож с вилкой замерли, отец мечтательно уставился в потолок. – Межка, весь род ждём! Давным-давно такого не было. А то, учёный выискался! Ты спроси вначале! Посоветуйся, а уж потом… Да и не будет никакого потом. Не понадобится.

Звучит впечатляюще. Род Межичей целиком я даже и представить не мог, как он здесь поместится.

============================================================

10. Дед

Род и впрямь собирался…

Мать Рая перестирывала залежалое постельное бельё, мыла окна и полы. Вынула из шкафов для торжественных случаев хранимую посуду. Я помогал, Полька кобенилась, но тоже участвовала – сервиз побила наполовину. Фыркнула и умотала со словами:

– На счастье! Всё, меня тут больше нет!

Ноябрь ещё потягивался в крайних солнечных деньках, когда Межичи начали съезжаться.

К нам полетели мейлы. Одни сообщали дату приезда, другие требовали ответа по мёртвой луне: спроси то, вызнай другое у деда. Чтобы не забыть, я по живой луне вопрос распечатывал крупным шрифтом, затем отдавал ему. Дед кряхтел, ворчал:

– Хм, не знаю, не знаю…

На чём всё и заканчивалось.

Но через раз я обнаруживал на обороте листа его корявые буквы. Запомнив дословно, по живой луне я оправлял ответ электронной почтой. Нередко латиницей, бывало и кириллицей со значками, на устаревшем языке… Тогда зарисовывал по памяти, отправлял картинкой. Я удивлялся: дед, вроде как, образование имел не среднее даже, а начальное. Плотник он. Странно и то, насколько часто просили узнать адрес в другой стране… Дед всю жизнь в нашем городишке прожил. Так или иначе, поддержание этой переписки стало моей обязанностью.

---------------------

Разгадка лежала на поверхности. Я без задней мысли однажды Ярика спрашиваю:

– Что дед мастерил-то, пока меня не было?