– Не ищи со мной встреч! – яростно сквозь зубы проговаривает Марк. – Иначе все плохо закончится! – сдавливает мои скулы, причиняя боль, и из глаз непроизвольно брызжут слезы, но скорее от потери надежд. Марк никогда не был настолько жесток со мной, я вообще не узнавала этого человека. Он сейчас настолько чужой, что мне хочется выть. – Я ведь могу тебя убить, Вероника, не доводи до греха, не показывайся мне на глаза! Ненавижу тебя, тварь! И себя ненавижу за то, что растрачивал себя на такую двуличную шлюху, как ты! – в этот момент я еще не осознавала, что между нами все кончено, просто смотрела в любимые глаза и беззвучно шептала «нет», отрицая его режущие, уничтожающие меня слова.

А потом он тоже на минуту замер, тяжело дыша мне в лицо, смотря мне в глаза и что-то неуловимо изменилось. В его глазах была та же боль и дикая тоска, как отражение моих чувств. Но мне все это – казалось, поскольку Марк резко меня отпустил и быстро зашел в квартиру, закрываясь на все замки, оставив меня на лестничной площадке в слезах и с болью, которая лишала сил. Не помню, сколько просидела на лестнице под его дверью, размазывая слезы. Как страшно, когда человек, кажущийся родным, любимым вдруг становится чужим и недосягаемым, словно мы никогда не знали друг друга. Мне казалось, я умираю… Хотелось соскочить с места и долбиться в его двери. Требовать, чтобы выслушал меня и понял, как мне страшно жить без него. Что каждый день превращается в пытку, и я все чаще задумываюсь о реальной смерти, которая избавит меня от страданий навсегда.

В глубине души я все еще надеялась, что Марк остынет, и у нас все наладится. Ведь не может же наша любовь пройти бесследно, ведь сильные чувства не проходят, чтобы не случилось. Но в один из дней я вернулась домой и обнаружила, что Марк вывез все свои вещи: одежду, бумаги с рабочего стола, ноутбук, разные мелочи, любимую кружку, оставив мне вторые ключи и бумаги на квартиру в прихожей. Села на тумбу в прихожей, рассматривая бумагу, где написано, что квартира принадлежит мне и, наверное, в этот момент потеряла последнюю надежду. Оглянулась, чтобы посмотреть в зеркало и обнаружила маленькую записку. Раньше, когда Марк рано уходил на работу, не желая меня будить или поздно приходил, когда я сплю, он оставлял мне маленькие послания на самоклеящихся бумажках для заметок. «Люблю тебя, моя Лисичка», «Доброе утро, солнышко, твои любимые булочки на столе», «Готовь вечером свою прелестную попу, я ее отшлепаю. Заметил царапину на машине». Таких записок накопилось очень много, и я их хранила в выдвижном ящике. А в этой было написано всего два слова, которые окончательно меня разрушили. «Смени замки». Всего десять букв размашистым почерком, которые означали, что все действительно кончено.

Сорвала эту чертову бумажку и кинулась в ванную, открыла корзину для белья и обнаружила там старую футболку мужа, которую он забыл, уткнулась в нее лицом и реально завыла как животное. В этот момент я возненавидела Марка за то, что он отобрал у меня последнюю надежду. Кажется, я сошла с ума. Я уже не думала ни о чем, ни о родителях, которые меня не поймут, ни о дальнейшей жизни. Ни о чем, кроме навязчивой мысли уснуть и больше не проснуться. Я эгоистично хотела остановить эту невыносимую боль. Швырнула футболку Марка на пол, открыла шкафчик с лекарствами, нашла снотворное и высыпала полную горсть в руку. Засыпала таблетки себе в рот, открыла воду, налила стакан, и….

И не смогла. Я настолько жалкая что, не смогла распрощаться со своей болью. Выплюнула таблетки в раковину, прополоскала рот и побрела на кухню. Достала бутылку коньяка, свернула крышку и сделала несколько обжигающих глотков прямо из горлышка, пока не задохнулась от крепкого алкоголя. Поморщилась, отдышалась и выпила еще и еще, преодолевая рвотные позывы, пока не закружилась голова, комната не поплыла перед глазами, и все вокруг стало неважно.

Марк

Никогда не думал, что моей фатальной ошибкой станет любовь. Никогда не думал, что могу так обмануться в женщине, которую боготворю. Может, я и сам виноват. Недодал, недолюбил, уделял мало времени, недостаточно зарабатывал, дарил мало ласки – черт его знает, чего не хватало Веронике. До сих пор не могу поверить, что она просто прожженная тварь, которая так искусно притворялась, строя из себя мою маленькую девочку. Ищу ей оправдания и занимаюсь самокопанием. Но жизнь, сука, такова, что факт остается фактом. Кому, как не мне, знать, что слова, мольбы и слезы – фальшивы, всегда стоит верить только фактам, а они неумолимы, бьют меня наотмашь жестокой реальностью. И я загибаюсь от очередного точного удара. Если раньше я думал, что конкретно подсел на Веронику, и мне нравилась эта зависимость, то теперь ОНА стала моей смертельной неизлечимой болезнью. Мучительным вирусом, который въелся в каждую клеточку тела и медленно меня убивает. А я хочу излечиться….

Увидел ее голую, растрепанную, в кровати с голым уродом, и мне реально снесло крышу, я и сам не помню, что творил, что говорил, помню только сперму на ее животе и кровь ее любовника. Я убивал его в какой-то горячке, в ярости, похожей на агонию. Если бы меня не скрутили, я бы реально убил, уничтожил ту тварь, которая отобрала у меня счастье. А может, мне надо было благодарить этого мудака. Он ведь открыл мне глаза на истинную сущность моей жены. Так я вроде щедро его отблагодарил всеми сбережениями, что у меня были, плюс деньгами с продажи машины.

Потом в СИЗО остыл немного, провылся в подушку, разбил все костяшки на пальцах, оставляя на стенах кровавые узоры, и начал мыслить, прокручивая в голове детали. Точно вспомнил страх, недоумение и полную растерянность в глазах Вероники, словно она сама только очнулась и не понимает, что происходит. Ее глаза умоляли не верить в происходящие. И я зацепился за эту гребаную надежду, начиная искать жене оправдания. В СИЗО я сидел чисто формально, связи располагали иметь чистую постель, нормальное питание и средства связи. Мой арест майор придумал для успокоения души пострадавшего, который трахал мою жену. Урод требовал засадить меня. Откуда не возьмись, почти сразу появился адвокат, требуя прозрачного расследования и, мать их, справедливости. Побои, записи с камер, где я добиваю мудака, быстро оказались у них в руках. И мне все больше и больше начало казаться, что вся эта грязь воняла подставой. Но не был понятен мотив. Это план Аркадия и Вероники, чтобы избавиться от меня или все же личная месть с использованием моей жены. И я молил всех богов, чтобы это было второе.

Попросил Женьку, моего подчиненного, которому доверяю как себе и знаю еще со школы МВД, добыть мне все записи с камер клуба отеля и найти таксиста. Пробить подноготную Аркадия и по-тихому допросить Вероникиных коллег, персонал отеля и клуба. Пересматривал обрезки видео, где фигурировала моя жена, и терял призрачную надежду, кадр за кадром она ускользала из моих рук.

Внутри клуба камеры были расположены так, что их компания не попадала под наблюдение, только обрывки, по которым ничего не понятно. А вот на выходе моя изрядно пьяная, немного шатающая жена была вполне довольна, она смеялась, запрокидывая голову, пока этот мудак вел ее до машины. Таксист рассказал, что парочка всю дорогу хохотала, а потом обнималась. В отель Ника тоже шла по доброй воле, буквально вися на своем начальнике. Но главное не это. Окончательно добил меня их поцелуй, от которого меня вывернуло наружу, и казалось, что внутренности выедала серная кислота. Моя маленькая любимая Лисичка, девочка, которую я носил на руках и видел в ней свое продолжение, сама повисла на шее у этого мудака и откровенно целовалась, пока он грязно лапал её за задницу. В этот момент я пожалел, что не убил его и не свернул шею Веронике. Да она была пьяна, но это никак её не оправдывает! В этот момент я поверил в слова Аркадия, что она давно мне изменяет. Я даже не удивился признаниям коллег Вероники, которые твердили, что моя жена и их начальник флиртуют. Все это доказывало, что моя жена – лживая, похотливая тварь. Я был настолько ослеплен своей любовью что, не замечал очевидных вещей. Или она гениальная актриса, двуличная шлюшка, которая играла передо мной милую невинную девочку.