Сидит как-то она на корточках перед кипой книг, перебирает одну за другой. Вдруг входит мужчина.

— Добри ден, — приветливо обратился он к девушке. — Ярослав Гашек.

И сразу подал записку. В ней говорилось: «Гражданину Гашеку разрешается пользоваться книгами на иностранном языке».

Когда Аня оторвала взгляд от записки, Гашек сказал:

— Не удивляйтесь записке. Я взял ее специально, чтобы у вас не было никаких сомнений. Время тревожное. А как вас зовут?

Девушка назвала имя и отчество.

Ярослав тут же вынул записную книжку.

— Анна, — повторил он вслух, записывая. А потом по слогам: — Вла-ди-ми-ров-на. Вот и познакомились: А теперь давайте работать.

Они стали просматривать французские книги. Гашек, увидев, что девушка и сама хорошо понимает по-французски, сказал:

— Я не силен в этом языке. Лучше займусь немецким.

А когда уходил, лукаво улыбнувшись, попрощался по-французски:

— Оревуар, камрад Анна Владимировна.

Девушка очень удивилась. Откуда ей было знать, что перед ней человек, владеющий и французским, и немецким, а также английским, итальянским, венгерским, польским языками.

— Товарищ Гашек, зовите меня просто товарищ Анна. Вам ведь трудно.

— У вас так не полагается. Всех зовут длинно-длинно.

На другой день Гашек снова пришел и занялся шкафом с немецкой литературой. Больше всего заинтересовался журналами. Внимательно просматривал их, часто что-то записывал в тетрадку, а некоторые номера откладывал в сторону.

Как-то в один из приходов он работал в другой комнате. Неожиданно раздался громкий хохот.

— Товарищ Анна, идите скорее, посмотрите.

Аня склонилась над раскрытым журналом. На странице была нарисована запряженная свинья, выкрашенная в зеленый цвет, а в тележке сидел какой-то улыбающийся человек с огромными усами.

— Это ваш знаменитый дрессировщик Дуров, — сказал Гашек. — Вот послушайте, что тут пишут немцы. Он приехал в Одессу и столкнулся с препротивнейшим губернатором по фамилии Зеленый. Тогда артист выкрасил свою свинью, запряг в тележку и поехал по городу. Народ все понял. Очень долго смеялись, злословили.

Гашек взглянул на карикатуру и снова заразительно рассмеялся. Потом попросил разрешения вырезать этот рисунок.

Встречалась молодая учительница с Гашеком потом и в комендатуре. И всякий раз он вспоминал остроумную выходку русского дрессировщика.

— Вы чем-то расстроены? — спросил как-то Гашек Аню. — Не могу ли я помочь?

— Нигде не могу найти подводу, — пожаловалась она.

— Зачем? Уж не хотите ли впрячь в нее свинью? — улыбнулся он. — Чем мы провинились?

— Ну что вы, товарищ Гашек, — ответила учительница. — Просто книги надо перевезти. А к кому не приду — у всех лошади на более важных работах. Вот и мыкаюсь.

— Почему же в комендатуру не обратились? Сейчас поможем. Обязательно. Ведь книги — это тоже очень важная работа. Очень, — повторил он многозначительно. — Уж поверьте мне.

Как и в Самаре, Гашек часто выступает перед красноармейцами на митингах, собраниях. Его речи, доклады пользовались огромной популярностью. Просто и доходчиво говорил он о сложных делах, горячо призывал к борьбе с врагом. И особенно часто пользовался поговорками, пословицами, шуткой.

В октябре был организован большой митинг трудящихся. Проходил он в Народном доме[2].

Поздно вечером 31 октября в комендатуру поступила срочная телефонограмма. Принял ее помощник коменданта Ф. Шпетульский. В ней сообщалось: «2 ноября в 14 часов по новому времени в помещении депо назначается общее собрание всех служащих, мастеровых и рабочих». Далее шла просьба выслать хорошего агитатора.

В начищенных до блеска сапогах и военной гимнастерке пришел Ярослав в депо. Встретили хорошо: многие его знали по выступлениям в городе. Зажигательно, с каким-то особенным волнением говорил он о значении русской революции для рабочих всего мира.

— Почему же чехи идут против Советской власти? — спросил пожилой рабочий. — Мы вроде им ничего плохого не сделали.

Гашек точно ждал этого вопроса, готовился к нему.

— Да ведь не чехи идут, товарищи, — горячо заговорил он. — Не чехи. Владимир Ильич сказал, что против Советской власти идут не чехословаки, а их контрреволюционный офицерский состав. Чешские офицеры — враги не только русских, они враги и чешского народа. Несколько месяцев назад в Москве состоялся съезд, на котором чешские и словацкие коммунисты обратились ко всем пролетариям Чехословакии. Так вот, там говорилось, что место чехословацкого революционера — в России, а его обязанность — сражаться на стороне русских братьев за победу социалистической революции. Кто в этот час покинет Советскую республику, тот станет предателем интересов международного пролетариата.

Эти слова были встречены одобрительными аплодисментами. У Гашека появилось много новых друзей, товарищей.

С исключительным вниманием он относился и к военнопленным. Не раз беседовал с ними в лагере, что располагался за рекой Бугульминкой. Тепло, задушевно говорил с чехами и словаками, венграми, немцами, сербами, терпеливо разъяснял политику Советской республики.

— Никто не заставляет вас оставаться здесь. Полная свобода. Возвращайтесь домой. Но если вы — пролетарии, если вам дорога власть народа, то берите в руки винтовку и вставайте на сторону русских рабочих в борьбе против буржуев, мирового капитала. Придет время, и Советская Россия поможет вам установить народную власть на своей родине.

С радостью сообщал чехам и словакам об обращении Советского правительства к Чехословакии начать переговоры.

— Вот смотрите, — показывал Гашек номер «Правды» за 12 ноября. — В Красноярске восстали наши братья, требуют отправить их домой, а не на фронт. Понимают, куда толкает их офицерье.

В другой раз читал опубликованный в «Правде» за 15 ноября приказ Революционного Военного Совета Республики, в котором чехам и словакам предоставлялась полная гарантия для возвращения домой.

— Видите, — обращался он к слушателям, — приказано строжайше наказывать тех, кто расстреливает пленных. А вот читаю дальше: «Настал момент, когда обманутые и преданные английскими, французскими и русскими империалистами, чехословаки должны понять, что их спасение в союзе с Российской Советской властью, которая одна только может облегчить им возвращение на их родину. Теперь и подумайте, кто вас обманывает, кто запугивает, а кто добра хочет вам. Советская власть — наша, народная, и за нее надо постоять».

Очень любил Гашек по вечерам, когда в городе выдавалось относительное затишье, бывать среди красноармейцев комендантской роты. О чем только ни говорил с ними. Тут и рассказы о том, как слушал Ленина, что делал в Самаре, и о положении на фронтах, за рубежом… Часто вспоминал родину.

— Эх, друзья мои, — восторженно рассказывал как-то он, — если бы вы хоть раз побывали в Праге. Самый красивый город!

— Шупаксар — тоже красивый. Очень, — задумчиво произнес один из красноармейцев-чувашей.

— Верно, — ответил Ярослав. — У каждого есть свой, самый красивый город. А сколько памятников старины, дворцов! Смотришь на Вифлеемскую часовню и кажется, что сейчас раздастся голос магистра Яна Гуса. Это наш национальный герой, он поднял народное восстание против эксплуататоров еще 500 лет назад.

— Ого, давненько, стало быть, начали! — воскликнул кто-то.

— А в России разве недавно? Вспомните-ка Стеньку Разина, Пугачева… Знаете, очень хочу побывать на Волге, в тех местах, где Разин проходил. У нас тоже есть красивая река — Влтава.

Гашек мечтательно закрыл глаза. Задумался. А потом продолжал:

— Соскучился я, черт знает как! Россия прекрасная страна, а Прага — родина. Понимаете?

Красноармейцы одобрительно зашумели.

— Влтава… Как чисты, прозрачны ее серебристые воды. Сидел я как-то ночью на перилах моста…

И Ярослав начал рассказывать одну из своих бесконечных забавных историй.