Тео удивляется тому, что всё еще может во что-то верить. Более того, верить во что-то светлое в людях. Но, пожалуй, не в самом себе.

— Заканчивай хмурить брови, Поттер. Я собираюсь устроить тебе те еще каникулы, вот увидишь! — Борис не скрывает радости видеть дорогого друга рядом с собой. Он своего добиваться умеет, ведь уговорить Тео принять приглашение было непросто.

Рейс Амстердам-Антверпен занимает менее двух часов. «Не успели сесть, как уже нужно вставать», — ворчит Борис, впрочем, не особо расстраиваясь. За первые тридцать минут полета он почти допивает бутылку шампанского. Тео же ограничивается двумя бокалами и практически не чувствует опьянения.

После измены Китси и отказа Пиппы у Тео вместо смеха из горла вырываются только надсадные хрипы. Уголки губ тянутся вверх, обнажаются отбеленные зубы, а глаза горят черным огнем — черным, потому что он сжигает только изнутри. «Щегол» отныне в чужих руках. Так было в течение более чем десяти лет, но правда всплыла совсем недавно, и как с ней мириться, пока не до конца понятно. Как вообще мириться с жизнью — чертова загадка. Тео хотел бы возненавидеть Бориса, но не может. Сколько бы боли он ему ни причинил, Тео сам направит на себя лезвие и с самоотдачей полоснет по коже. Он долгие годы жил «Щеглом», вот только ни на мгновение не забывал, что после взрыва в галерее и смерти матери именно Борис снова научил его жить. Лас-Вегас сделал их несокрушимыми.

Горечь предательства ничем не разбавить, как и горечь утраты. Тео вздрагивает, когда Борис кладет голову ему на плечо, намереваясь вздремнуть во время полета. Осталось совсем немного, и это почти не имеет смысла, но Борису так хочется, а если он чего-то хочет, он всегда это получает. Тео всегда удивляла его способность восстанавливать силы, даже если это получасовой сон. В любом месте и в любое время, в любых условиях — поразительное проворство, земная магия. Наверное, и правда жаль, что рейс такой короткий. Тео не двигается, чтобы не потревожить чужой покой, и находит в этом положении странный комфорт. Ему самому не удалось бы заснуть, сколько бы часов ни довелось лететь.

Самолет благополучно идет на посадку. Проснувшийся Борис несколько раз хлопает в ладоши, сонно моргая и очевидно считая этот маленький ритуал беспрекословной традицией. Суеверный до мозга костей. Многое в нём так и остается недоступными для понимания простых смертных.

— Добро пожаловать в Антверпен. Ей-богу, люблю это место!

Город оказывается поразительно красивым. Через окно машины, управляемой верным и молчаливым Юрием, Тео рассматривает архитектуру мелькающих зданий. Отсутствием вкуса Борис никогда не страдал, разве только в выборе девушек в школьные времена. Впрочем, это было очень и очень давно, словно в другой жизни.

Привыкший к вечной суете Нью-Йорка и найдя в ней парадоксальный комфорт для своей беспокойной души, Тео чувствует себя немного не в своей тарелке, попав в тихий, уютный город, население которого в разы меньше его родного. Это сбивает с толку. Краем уха Тео слушает Бориса, который буквально поет соловьем: «бриллиантовый город», «жемчужина Европы», «лучшее, что я видел, а ты знаешь, что побывал я много где». Путешествия и переезды из неизбежных мер со временем превратились в любимое всей душой дело. Благо, весь накопленный опыт и впечатления наполнили Бориса смыслом, а не опустились на плечи неподъемным грузом. О себе же Тео знает главное: его всегда тянуло лишь в одно место на земле, и ему никогда не хотелось его покидать, но жизнь распорядилась иначе.

Центр и яркие районы остаются позади, Юрий везет их в направлении окраины. Там еще тише и малолюднее. Полная идиллия, удовольствие в которой Тео вряд ли найдет, потому что идиллия для него противоестественна. Борис хочет показать ему свой дом. Верится с трудом, что у него наконец-то появился настоящий дом, словно это нечто, возможное лишь в параллельной вселенной. Глубоко в душе Тео рад. Кто бы мог подумать, что из них двоих именно Борис остепенится первым. Что кто-то из них в принципе сумеет остепениться. Всю жизнь всё шло наперекосяк, и это стало настолько болезненно-привычным, что по-другому видеть мир стало невозможно. Исчезли и способность, и желание.

— Неплохо устроился, — резюмирует Тео, выходя из машины и рассматривая представившееся взору сооружение. Два этажа, современный стиль, светлые стены и огромные окна, чтобы внутрь попадало как можно больше света. Невольно вспоминается отцовский дом в Лас-Вегасе, и по телу проходят мурашки. Светло, но холодно — до появления там Бориса.

— Внутри еще лучше! — Борис сияет. Юрий получает заслуженный выходной и уезжает, а они двигаются вперед.

Признаться, Тео ожидает увидеть на пороге семью Бориса, однако дом оказывается пустым. Миссис Павликовская и трое их детей — реальность, кажущаяся удивительнее любой фантазии. Борис хранит их фото у себя в бумажнике, но не носит обручальное кольцо. Тео ни о чем не спрашивает, сдерживаясь из последних сил.

— Располагайся. Чувствуй себя как дома и бла-бла-бла. Сейчас всё организую. Я — радушный хозяин!

«Ты нисколько не повзрослел», хочется сказать, но это будет неправдой. За те десять лет, что они не виделись, Борис словно прожил тысячу жизней. Хорошие и плохие, долгие и короткие, но все насыщенные. К Тео приходит осознание, что Борису не составляло труда найти его в любой момент, но он решился на это только после утери «Щегла». Горько и досадно на первых порах, но затем негативные эмоции выветриваются, а чувства смягчаются. Святых здесь нет. Зато есть случай, который вновь заставил их тропы пересечься.

Расставаться не хочется до скрежета зубов. Тео пытается смириться с этой мыслью.

Горячий душ и чужая одежда, предоставленная тем самым радушным хозяином. Везет, что Борис предпочитает домашнюю одежду на пару размеров больше необходимого, иначе Тео ничего бы не подошло. Его почти пробивает на хохот: в детстве всё было с точности до наоборот, и если Борис одалживал у него пижаму, рукава были короткими, а штанины не доходили до щиколоток. Глядя на друга в таком виде, Тео хохотал как заведенный, а Борис хмурился. Не в черном цвете он казался совершенно беззащитным и оттого трогательным. Подобные моменты были на вес золота.

— Что, думал, я надеваю Прада, когда полирую собой диван? Ай, Поттер, что за денди, ничего не изменилось! — хотя бы один из них всё еще может беззаботно смеяться, и второй отвечает ему слабой, но искренней улыбкой.

— Я думаю, что ты вообще не человек, Боря, — сокращенная форма въевшегося в подкорку имени непривычно смакует на языке, Тео нравится. У Бориса черти пляшут в глазах — это нравится тоже.

Огромный диван в огромной гостиной еще как нуждается в полировке. Стол щедро заставлен едой и в особенности изобилует морепродуктами. Рядом стоит ящик пива. Немного странно, что не водки — видимо, настроение Бориса в той или иной ситуации определяется небесными силами. Наркотиков нет, о них даже не заходит речь. Что ж, Тео принимает такие условия на этот день. Им есть, чем заняться, объявляет Борис. Он включает на шикарной плазме старые фильмы, которые они вместе смотрели в детстве, и чокается открытой бутылкой пива. Тео задумывается, видел ли Бориса хотя бы раз настолько довольным жизнью. Он испытывает умиротворение, глядя на него. Собственные печали уходят на второй план.

Борис стал еще красивее. Его стрижка короче, чем была раньше, но пышные кудри такие же непослушные. Черные вихры, сводящее с ума совершенство. Он по-прежнему изящен, не лишившийся доли обманчивой хрупкости. В нём просматриваются черты мальчика, который когда-то давно стал лучшим другом сбившегося с пути сироты Тео Декера. Больше, чем другом. Всё внимание Бориса сосредоточено на подходящей к развязке комедии, поэтому можно продолжать рассматривать его без зазрения совести — старые привычки. Блеск юности в его глазах не испарился. Бледная кожа и чувственные губы не стали менее привлекательными, лишь наоборот.

Борис прекрасен. Со всем своим внутренним добром и злом. Со всеми демонами и благодетелями.