Братец — полная моя противоположность, как по полу, так и по характеру. Внешне мы тоже не особо были похожи. Лицом я походила на отца, он — на мать. Цвет волос у меня был даже светлее, чем у Емитсу, а у Тсуны почти как у Наны. Зато у Тсуны шевелюра стоячая и густая, как у отца, а у меня — тонкие, совсем не пышные волосы.
После того злополучного дня что-то точно в нём изменилось. Причём не в лучшую сторону. Он стал очень неуклюжим, то есть выходя за пределы нормы: мог запросто наступить на свою же ногу, запутаться в ногах, сбить что-то на пути, в конце концов, даже упасть с лестницы. Как будто он потерял ориентацию в пространстве или два разных человека брались за руль управления. У меня, как всегда, были подозрения… Но я не уверена, связана ли затуманенность сознания, которую я тогда почувствовала, с изменившимся поведением или всё дело в явно полном запечатывании.
Нана вычитала где-то, как исправить врождённую неуклюжесть, а когда занятия дома не помогли, стала водить его куда-то.
Когда Тсуне стукнуло четыре года, встал вопрос, отдавать ли его в садик. Узнала я об этом сама, когда заинтересовалась кучей брошюрок и визиток, внезапно заполонивших дом. Тут-то и встала передо мной дилемма.
С одной стороны, мне постоянно скучно, и оттого всё свободное время я трачу на весьма вяло идущее обучение. С другой — в детском саду вряд ли можно будет заняться чем-то интересным. Но если я не буду выбираться из дома чаще, я, скорей всего, свихнусь в четырех стенах. Решающим аргументом стало то, что в детском саду я смогу притереться с детьми и влиться в школьный коллектив будет легче.
Так я думала… Конечно, мне придётся подождать ещё один год.
Уговорить всё ещё сомневающуюся Нану, которая тряслась над детьми под гнётом материнского инстинкта, не составило особых усилий, надо было лишь долго капать на мозги – она такой напор не выдерживала.
И вот, пришёл мой черёд выбраться в большой мир.
Всё началось вполне терпимо. Надев на нас белые футболки с эмблемой садика на спине, оранжевые шорты и такие же оранжевые панамки, Нана взяла за руки меня и Тсуну и отвела в садик, передав в руки других взрослых.
Первый день прошёл вполне сносно. Нас разделили на маленькие группы по шесть человек и дали каждой группе своё обозначение. Я попала в группу имени вишни. Через время, как я знала, нас перемешают, и эмблема тоже изменится.
Настало время познакомиться с группой. Воспитательница, назначенная присматривать за «Вишнями», представила нас остальным, а затем попросила назваться всем. И тут нас познакомили с распорядком дня: вначале игры в помещении, затем час на урок с перерывами, прогулка на улице, обед и сон, после чего опять игры.
В процессе, как я потом поняла, многие группы выгуливали вместе.
Следуя расписанию, нас оставили в помещении и выдали огромную коробку игрушек. Дети послушно взялись играть, а я застыла столбом. Картина, представшая перед взором, заставила меня осознать всю глубину… Один мальчик, Кента, ковырялся в носу и елозил игрушкой — жертвой абстракции — по полу, второй ползал, словно не научившийся ходить, при этом катая машинку: по полу, по всем поверхностям, по одногодкам. Две девочки уже раздирали огромную яркую куклу, которую обнаружили в коробке. От недостатка словарного запаса, не иначе, они ограничивались грозными «у» и «моё». В завершение одна девочка дергала меня за футболку:
— Эй, эй, поиграй со мной в мячик. Эй, эй!
Кажется, мой глаз не перестал дёргаться, даже когда я перекинула пустую коробку и забралась под неё. Мне требовалось срочное успокоение. Слава всем богам, что с утра некоторое время было потрачено на знакомство, поэтому я быстро дождалась обеда.
После обеда в той же комнате игр расстелили футоны и предложили нам на них спать. Не такие уж толстые матрасы — это ещё ничего. Вот обеденный сон — это проблема! Я уже как с полгода не спала днем. Организм перестал требовать этого слишком сильно. Но я нашла выход. Я баловалась со своей силой, концентрируя её в разных областях тела. Это можно назвать тренировкой, ведь я уже успела заметить прогресс. А ещё, пока остальные дули в обе дырки, я собиралась с силами, чтобы пережить остаток дня.
Уже спустя пару дней я достигла единения с вселенной. Причём даже без чтения эзотерики.
Мне всего лишь надо было забраться куда повыше или подальше от остальных и наблюдать за играми детишек, как подобает взрослому — снисходительно. Когда я всё переоценила для себя, стало проще на всё смотреть. Состояние внутреннего равновесия позволяло сохранить психическое состояние в норме. Боюсь, в ином случае у меня бы быстро шарики за ролики поехали.
Единственной проблемой оказался Тсуна, с группой которого нас частенько объединяли. А он у нас слишком домашний и привязанный к своим мальчик. Выручила воспитательница, которая как раз умела справляться с такими проблемами, но иногда я всё же вынуждена была спускаться до обычных смертных… то есть детишек и изображать бурное участие в играх. Это утомляло зверски, но увы, японское общество требовало объединения с окружающей группой и познания духа коллективизма. Эх, не стать мне, видимо, Королём Шаманов…
Абстрагироваться от происходящего было хорошей идеей. Тараканы, правда, не поддержали: они-то предлагали устроить мини-апокалипсис и даже возглавить его. А теперь они маялись от скуки. Правда, недолго. В садике были полки с учебной литературой. На коротких уроках воспитатель пыталась в игровой форме нас с ними познакомить. С одной из этих простеньких книжек я и засиживалась в уголке.
Через пару месяцев группы перемешали, и группу детишек на год старше вместе с Тсуной объединяли теперь с другими ребятами во время прогулок. Я вздохнула спокойнее: теперь ни у кого нет права меня отвлекать.
В целом книжки эти, конечно, не для моего склада ума, но здесь есть необходимая информация для прокачки языка. У меня и так его уровень выше, чем у одногодок, но уж равняться на них я не собираюсь.
В новой группе была другая воспитательница, и её всерьёз взволновала моя отстраненность от коллектива. Это было проблемой, а мне лишние проблемы были не нужны.
— Кира-чан, почему ты не играешь с другими?
Я чуть сменила угол, чтобы выглянуть из-за воспитательницы и осмотреть примитивные организмы, занятые бессмысленными занятиями.
— Я занята, — вернулась в обратное положение.
— Но ведь всё время рассматривать картинки скучно!
Я окинула её взглядом, прикидывая, чем можно её убедить, и стала перечислять:
— Сегодня я съехала с горки, перелезла по лестнице и просидела в песочнице полчаса. С игрушками мне не так интересно играть. К тому же я не картинки рассматриваю, а читаю.
— О, так давай сегодня перед тем, как все будут ложиться спать, ты почитаешь нам всем?
Бли-и-ин. Ну ладно, медленно, но я уже могу прочесть простенькие предложения. Сказки тут не совсем и сказки, а скорее перечисление похождений персонажа, состоящее из коротких предложений.
Эта неожиданная идея оказалась хорошей практикой. Теперь я не только заучивала иероглифы и их произношение, но и повторяла всё вслух, что в свою очередь повышало запоминаемость.
— Эй ты, я хочу покататься на качелях.
Я подняла взгляд и, продолжая раскачиваться, посмотрела на говорившего. Двое моих новых одногруппников, кажется, Деичи и Иоши.
— Отстань, — коротко бросила я.
— Эй, я хочу покататься! — повторил Деичи ещё более настойчиво.
— И что с того?
— Дай мне покататься!
Блин, это, похоже, «хотелкин».
— Отвали.
— Слезь!
— А то что? — с интересом приподняла я бровь.
— А то… а то я твою книжку порву!
Я хмыкнула и… спрыгнула с качелей. Такие финты я проворачивала с остальными детьми ещё в далёком настоящем детстве. А вот здесь это не было так распространено и даже строго запрещалось.
Мальчишки уставились на меня круглыми глазами, а я подошла на расстояние вытянутой руки к «хотелкину» и по совместительству самому драчливому и спокойно констатировала:
