Один, особенно настырный егрокс царапнул край каменного языка, на котором они лежали. Антэйн потянул Гранью ближе к себе, та предсказуемо оскалилась.

— Милая, ты бы перестала так волноваться, — тихо произнес он.

— А то что?! — сердито ответила Гранья.

— А ничего, — перекатившись ближе к теплому каменному боку, ответил Антэйн, не оборачиваясь к Гранье. — Просто это может быть вредно для ребенка.

— Что?!

— Поговорим об этом позже, — развернулся к волчице Антэйн. — А скажи, наши успели? Все-таки мы отвели не всех егроксов. Эх, сюда бы волков из Черного замка! Они бы порвали их в клочья.

— Болтун! — чуть менее сердито ответила Гранья и подозрительно покосилась на собственный живот. — А ты уверен?..

— Ты же волчица, — довольно ответил Антэйн. — Могла бы и по нюху понять! Ну так как, будем смотреть на твоего обожаемого Майлгуира?

Гранья проворчала: «С чего это вдруг обожаемый, просто он — король!», но послушно поползла к краю обрыва.

— Я ничего не вижу!

Антэйн, вдохновленный успехом, расположился рядом. Отшатнулся от очередной морды, клацнувшей близко от них пастью, а затем быстро привстал на локтях, выглядывая дорогу, терявшуюся в пыли, закатном мареве и кирпично-красных скалах:

— Кто-то отстал.

— Кто?! — взволнованно спросила Гранья.

— Кажется… Кажется, это Мэренн!

***

Все это началось не так давно. Все в ее жизни началось, по сути, не так давно — и надежда, и любовь, но грани настоящего всегда были незыблемы и нерушимы. Магия исчезла, сжавшись в межмирье, затаившись в барельефах волков, словно следивших за молодой волчицей глазами, куда бы она не двинулась по переходам Черного замка. Магия Нижнего мира свернулась темно-серой бездной в глазах ее короля, которого она полюбила, еще не зная ни его историю, ни его первую, погибшую любовь. Майлгуир, спасший мир когда-то, был просто тем, на кого она равнялась, кому подражала. Зачитывалась молодая волчица не любовными романами, а балладами о подвигах, жалея, что на ее долю не выпало ничего примечательного, что ее жизнь проходит среди дозоров и редких стычек с вивернами и троллями, когда-то, говорят, самыми волшебными созданиями Светлых земель. Одну или две тысячи лет назад, когда похищенная королева Верхнего мира прокляла его владыку, его любовь и его магию, все волшебные создания начали вырождаться или пропадать. остались одни виверны, которых не выкосило даже проклятие — или Тень, как ее еще называли.

Мэренн, мечтая увидеть хоть одну феечку, заглядывала в кувшинки — их любимую обитель, но в лучшем случае натыкалась на сердитого шмеля, усевшегося на ночлег, разбуженного ею и крайне недовольного.

Кто же знал, что любовь и магия обрушатся именно на нее? Сильный маг — сказал про нее Майлгуир. Мэренн не верилось, но не верить супругу она не могла, просто не могла. Маг, пусть и бывший, не может лгать, а для игры в слова он сказал слишком мало.

Однако когда мир, освещенный словами любви Майлгуира, поблек, когда ее, лишенную воли, выкрал Антэйн, она стала видеть иное. Не сказать что приятное или красивое. Девы смерти сопровождали ее, сидя на ветках или стоя вдоль дороги. Она узнала их, пусть и не сразу. Не только по длинным изумрудным нарядам и очень правильным, словно одинаковым у всех лицам. Не лесовик чай, чтоб рядиться в зеленое! Алые зрачки на бескровных лицах и алые ногти, отрастающие до размера доброго кинжала. Словно забывая о мороке, баа-ван почесывали этими когтями спину, и Мэренн ежилась — по рассказам, пили кровь они этими когтями тоже замечательно.

Потом они перестали ей казаться такими уж страшными, стали ближе и живее. Они манили ее к себе, звали, обещая помощь во всем — и что вышло? Она позвала их, и Майлгуир чуть было не погиб вместе с Антэйном. Во время бессонной ночи, лежа на груди мужа, Мэренн видела одну деву смерти так ясно и четко, словно живую. Та не звала ее, но смотрела печально тоже всю долгую ночь. Майлгуир морщился, будто ощущал чуждую близость, тревожился, сводя брови. Силу терять ему было никак нельзя, и Мэренн тихонько касалась губами его щек и век, и тревоги покидали его.

Мэренн набралась храбрости и спросила Лагуна, видит ли он кого-нибудь, когда настойчивая баа-ван ши последовала за ней. Но тот лишь оглянулся и пожал плечами, слишком занятый сборами и всем происходящим.

Жаловаться на то, что дева смерти летит на призраке ледяного дракона позади кранхайла показалось Мэренн сущим бредом. Раз никто, кроме нее, этого не видит, значит, это всего лишь видение, не более того. Кто знает, не обретет ли баа-ван ши плоть и кровь, расскажи волчица о ней хоть кому-то? И она теснее прижималась к Майлгуиру — рядом с ним отступали призраки и пропадали кошмары.

Когда кранхайл грохнулся недалеко от дороги, и Майлгуир подтолкнул Мэренн, она побежала вперед что есть духу. Добежала до ярко-желтой светящейся дороги первая и упала без сил. Красная пыль в воздухе забивалась в легкие, не давала рассмотреть, как там прочие волки. А когда рука с кроваво-красными когтями, обхватив ее лодыжку, потянула ее с золотого пути, Мэренн успела лишь взмахнуть руками — и подумала, что на этот раз, кажется, это на самом деле. Она перевернулась, пытаясь уцепиться за что-нибудь, но лишь ободрала ладони. Радостный слитный вздох баа-ван ши показал, что их там определенно больше одной. Но когда Мэренн обернулась, намереваясь дорого продать свою жизнь, никаких прекрасных дев в зеленой одежде не было. А вот егроксы были. И били каменными хвостами по каменным бокам, и скалились, приближаясь со всех сторон.

— Майлгуир! — отчаянно вскрикнула Мэренн и смолкла.

Она понимала, что обречена. И отползала только потому, что не могла иначе. Лишь потому, что ее смерть грозила гибелью не ей одной.

Егроксы приближались.

***

Майлгуир увидел, как быстроногая Мэренн первой добежала до заветной дороги, покрытой желтым металлом — не золотом, проводником и любимцем магии, а пиритом — желтым железом, огненным камнем, высекающем искры при ударе. И успокоился. Железная дорога желтого цвета, широкая и относительно ровная, служила гарантом безопасности. Он обернулся, отсекая двуручником каменную лапу. Она отлетела в сторону, но вскоре опять притянулась к обрубку плеча. Хорошо, что вместе с припасами им выдали и оружие!

Мэллин, легкий и верткий, прыгнул на грудь егрокса, присевшего для прыжка, и тот рассыпался на отдельные булыжники.

Антэйна и Граньи не виделось — ближайший останец, на который они могли забраться, и под которым бесновались разъяренные егроксы, еле проглядывал из багровой пыли — но Майлгуир не ощущал потери в сердце, значит, все волки были живы. Лагун на бегу рассек очередного зверя и догнал Мэллина, уже стоящего на золотом пути. Затем все остальные шестеро воинов достигли желтой дороги, но чувство тревоги не покидало волчьего короля. Егроксы скалились, рычали и шипели, брызгали вместо слюны каменным крошевом — но не могли пересечь края дороги. И тут слитное смазанное движение привлекло внимание Майлгуира — причем какое-то неправильное, неверное и просто невозможное! Сердце задавило так, что стало понятно: беда. Он оглянулся — и в кругу каменных зверей увидел Мэренн. Свою жену, которая вот только была в самом безопасном месте, за спинами волков!

Егроксы приближались.

— Майлгуир! — отчаянный крик Мэренн сразу же оборвался.

Не допрыгнуть, не выхватить, не спасти. Осталось одно.

— Видят старые боги, я этого не хотел!

Егроксы во всех сторон прыгнули в центр — туда, где была его Мэренн.

Прыгнули — и застыли.

Тряхнуло так, что он упал, больно стукнувшись коленом о некстати подвернувшийся камень. Но это было уже неважно. Это было в первую очередь невежливо, как сказал бы Джаред. Во вторую — опасно, в третью — Майлгуир будет не в силах даже идти в ближайшие сутки.

Но магия над магией, черная аура поглотителя силы, увеличенная камнем от Кернунноса, волной прошлась по горному кряжу, роняя с ног всех живые создания и полностью лишая жизни создания магические. Треск стоял такой, словно одновременно били десятки молний. Шипел камень, будто разогретый и брошенный в ледяную реку.