Цыганская музыка была мне хорошо знакома с детства. Ее очень любила и любит моя мама. Когда я была совсем малышкой, в стране гремел цыганский театр «Ромэн», и когда он приезжал на гастроли в наш город, мы с мамой обязательно ходили на все концерты. Был даже такой случай, когда мне было всего 6 лет. После концерта я увидела на улице руководителя этого театра, Николая Сличенко. Я подбежала прямо к нему и сказала:

– Дядя Коля Сличенко! Если я спою тебе, ты возьмешь меня в свой ансамбль?

И я запела! Запела все, что только знала цыганского, естественно, безбожно перевирая слова! На его красивом лице было искреннее удивление и восхищение. Я это понимала даже тогда! Когда я закончила петь, он взял меня на руки и сказал.

– Ты пока еще очень маленькая! Давай мы сделаем так! Ты вырастешь, закончишь школу, и приезжай ко мне в Москву! Тогда и поговорим…

И я пообещала что приеду! Мне было 6 лет…

И вот теперь мне 15, и я шла на репетицию цыганского ансамбля. Еще издалека я услышала чарующие звуки скрипок и гитар. Поднявшись по винтовой лестнице на второй этаж, я увидела молодого парня, который виртуозно играл на гитаре и также пел совершенно волшебным голосом какую-то цыганскую песню. Увидев меня, он почему-то улыбнулся. Искренне улыбнулся и продолжал петь. Как оказалось позже, он был старшим сыном женщины, которая основала этот ансамбль и руководила им. У нее было совершенно удивительное имя. Заррина Амановна. Парня же звали Забар, как героя из фильма «Табор уходит в небо».

Среди девочек участниц и танцовщиц, а так же как и среди взрослых женщин (многие из девочек были их дочерьми) моя внешность вызвала недоумение и откровенный смех… Ну как же! Ведь это же удивительно: такая уродина возомнила о себе, что и она может выйти на сцену!

Но к моему удивлению, у руководительницы было насчет меня другое мнение. Она увидела во мне нечто, что она тогда называла «манерность». Я думаю это то, что сейчас называют «харизма». Конечно, всерьез меня не воспринял никто. Но среди девочек-красавиц нашлась одна ангельская душа 14 лет от роду, имя которой было Альбина. Она и решила научить меня всем танцам. И вы не поверите! Научила!

Я была просто одержима идеей научиться хорошо танцевать. Я приходила на репетиции за два-три часа до начала, когда там еще не было совершенно никого. Я танцевала, танцевала и танцевала, отрабатывая, оттачивая каждое движение. Поначалу не получалось вообще ничего. Потом начало получаться, но плохо. Потом чуть получше, средненько, так себе, потом лучше и лучше. То, что я часами репетировала сама, никто не знал. И вот в один день, несколько месяцев спустя, меня поставили танцевать вместо заболевшей девочки на репетиции. И хотя никто от меня ничего не ожидал, я вдруг очень гармонично влилась в общий танец и общую картинку. На лице Заррины Амановны было искреннее удивление и потрясающая искристая улыбка, на лицах же остальных не читалось ничего хорошего. Кончилось все это тем, что когда заболевшая девочка вернулась, меня решили оставить в танце. Хоть это мало кому понравилось, так решила руководительница, и возражения не принимались. В танце, если честно, я не имела ни отточенной техники, ни той гибкости, которая была у более красивых и талантливых, но люди в зале чаще реагировали именно на меня! Забар как-то сказал своей матери:

– Знаешь, мама, я не знаю, как это объяснить, но когда она танцует в группе девочек, смотреть почему-то хочется только на нее. Она завораживает, притягивает! Остальные и красивее ее, и танцуют лучше, но смотришь почему-то только на нее! Почему?

Мама улыбнулась и ответила ему:

– Потому что в ней есть то, чего нет у других. Магия!

Потом улыбнулась и добавила:

– Ты еще не поймешь!

Этот разговор передал мне сам Забар, когда я, не выдержав насмешек и словесных уколов других девочек и их мам, тихонько плакала в каком-то углу в пустом помещении. Вечный угол. Мой спаситель. Мой друг и защитник. Моя маленькая планета, где можно было стать невидимой и хотя бы выплакаться и опять начать дышать, наглотавшись обид.

Концерты давались часто, и раз за разом люди реагировали на меня все теплее. Я начинала нравиться зрителю. Глядя на все это, руководитель ансамбля совершает немыслимое. Она дает мне СОЛО! И не просто Соло! А соло цыганки КРАСАВИЦЫ!!! Понимаете? Роль легендарной Красавицы она дает МНЕ!

Я сначала наотрез отказываюсь! Это же невозможно! Но на одной из репетиций, когда вся группа присутствует, она просит девочку, которая танцует это соло сесть, и в середину круга просит встать Меня… Меня! О, ужас! О, восторг! Вокруг меня только насмешливые лица? Или так кажется маленькой одинокой Алле? Через много лет я узнала, что Забар был, оказывается, в меня влюблен, но тогда я бы все равно в это не поверила. Я привыкла быть нелюбимой!

Во мне что-то поднимается и подступает к горлу. Страх? Слезы? Гордость? Я медленно встаю со своего места. Беру шаль, набрасываю ее на плечи и становлюсь в центр круга. Звучит музыка. Звучат вступительные слова: «О ее красоте только на скрипке можно было сыграть! Да и то только тому, кто эту скрипку, как свою душу знает!» Звучит скрипка, и я бросаю шаль в воздух!

Я не помню как я дотанцевала этот танец до конца! Не помню, и все!

Но когда я подняла глаза на лица, только несколько минут назад смотревшие на меня с неприязнью и снисходительным смехом, я увидела недоумение и удивление. Вокруг меня стояла гробовая тишина. Наконец раздался голос руководителя…

– Этот танец будет танцевать только ОНА! Всегда! И Возражений никаких быть не может!

Надо ли говорить, что меня не полюбили за такую оценку руководителя ансамбля, а когда выяснилось, что я еще могу петь на хинди песни из популярных индийских фильмов, то две из них включили в репертуар наших концертов. Я не могу передать никакими словами восторга людей, которые видели и слышали молоденькую некрасивую девушку, поющую на хинди. Люди любили индийские фильмы! Меня после выступления иногда окружала целая толпа. Люди НЕ ВЕРИЛИ что это не запись, а я пою это САМА своим голосом! И я пела им. Они просили петь еще и еще. И на их лицах не было ни насмешек, ни отвращения из-за моего лицом с огромным крючковатым носом. На их лицах была радость, восхищение и счастливые улыбки. О, великая сила Искусства! Искусство делает тебя красивым, каким бы ты ни был внешне. Особенно если ты делаешь это от всего сердца, от всей души.

Несколько месяцев спустя, мой брат попал на один из концертов и увидел меня на сцене. Это невероятным образом облегчило мою жизнь! Он стал намного мягче, и отпускал меня без возражений на репетиции и концерты. Ну и что, что когда девчонки тусовались вместе, я где-то в уголочке сидела одна с книжкой. Мое одиночество и «изгойство», если и было мне в тягость, то совсем немного. Я с детства привыкла к этому. Но каждый раз, выходя на сцену, я думала об этих глазах. Иногда мне в голову приходила мысль: а вдруг он там? Вдруг он там сейчас, в зале, и смотрит на меня? И я танцевала… Танцевала для того, кто был от меня так далеко, что я даже представить себе этого не могла. Он был очень далеко… Очень. Но ведь я этого не знала и знать не могла! О Моя странная судьба.

Так прошел год и два.

И вот что-то страшное случилось в его жизни, когда мне было около семнадцати лет. В тот год во сне я видела его глаза, наполненные такой невыносимой болью и отчаянием, что при пробуждении мое сердце колотилось, как бешеное, и мне было трудно дышать. Ощущение в районе груди было такое, как если бы на меня положили многотонную бетонную плиту! Я не знала и не могла знать, где он был и кем. Не знала я и причину того, почему это происходило. Узнать это довелось мне через много-много лет.

В тот год в его жизни случилось несчастье. Он потерял свою мать, которую забрала скоротечная болезнь. Он же боготворил ее и не мыслил без нее своей жизни. Этого я не знала, но сердцем чувствовала, что случилось с ним что-то страшное. И тогда ежеминутно и ежечасно я мечтала только об одном. Я хотела, чтобы его боль, если не прошла, то хотя бы хоть немного утихла.