Тут Коля все же закашлялся.

– Шучу, шучу, – сказала Настя, стуча его по спине. – Тяжести ты таскаешь в любом случае.

План был неприятно прост: проникнуть в сухой склад, набрать продуктов и скрыться. Подробности плана зависели от обстановки, которую предполагалось уяснить на месте.

– Скоро ужин, так что повара все на кухне. Проникаем на склад и крадем, – сказала Настя и вручила ему ранец для продуктов.

– Что будем брать? – сумрачно спросил Коля.

– Я знаю, что брать, – бодро сказала Настя. – Я дежурила два дня назад.

Некоторое время они постояли, как перед прыжком в холодную воду.

– Па-ашли! – сказала Настя. – Ходу, Коламбус!

«Коламбус»?

– Меня родители не хотели сюда отдавать, – говорила Кармен негромко, пока они шли. – Но я прочитала про школу и решила, что буду тут учиться. Ох, как я ревела! – с неожиданной мечтательностью произнесла она. – Я с детского садика так не ревела. С утра и до вечера. На все лады. Бабушка аж на дачу уехала.

– А у меня папа сюда переехал, – сказал Коля. – А мама со мной не справляется. Она хочет воспитывать, но у нее…

– Тихо! – резко прошептала Настя. – Здесь.

Они крадучись двинулись к черному ходу столовой, ведшему мимо сухого склада на кухню. Дверь была открыта («А если бы она была закрыта?» – успел подумать Коля), они на цыпочках прошли по короткому коридору.

– Здесь, – повторила Настя, тихонько толкая дверь.

И вдруг она стремительно запихала Колю внутрь склада и прикрыла дверь снаружи. Обалдевший Коля замер у двери, прислушиваясь к тому, что происходит в коридоре.

– Тамара Андреевна, здравствуйте! – раздался звонкий голос Насти.

– Ой, Настя, привет! – отозвался добрый женский голос. – Занятий нет сегодня?

– Есть, но я дежурная по корпусу, – сказала Настя.

– А, ну это дело серьезное, – сказала Тамара Андреевна. – Хочешь булочку?

– Хочу, но у меня тут еще дело, Тамарандревна.

– Конечно, Настя.

– У нас тут мальчик новый прибыл и потерял свой планшет, а где оставил, не помнит. Мне Андрей сказал тут посмотреть.

– Да, был один новенький на обеде, – озабоченно сказала Тамара Андреевна. – Ну пойдем, посмотрим быстренько, а то я уже тороплюсь.

Голоса удалились, и Коля наконец огляделся. Сердце колотилось как бешеное; в безоконной полутьме небольшого склада он увидел на полках ряды упаковок и тускло отблескивающих бутылей и бесшумно стал скидывать их без разбора в Настин ранец. Когда голоса стали громче, Коля сунул последнюю упаковку под мышку и, весь в холодном поту, выскочил в дверь, затем, коротко оглядевшись, припустил со всех ног по коридору, на улицу и в ближайший лесок. Он был уверен, что слышит за собой крики: «Держи его!» – но бежал и бежал, пока не увидел турники и брусья.

Он уже отдышался, но Насти все не было.

Через десять минут Коля, успокоившись и рассудив, что у Насти, видимо, есть серьезные причины задерживаться, направился с продуктами в колмогоровский корпус, прямо в Верховный Совет Бузы.

Его никто не остановил.

В аудитории К-212 было по-вечернему сумрачно и тихо. Подростки сидели, лежали и полулежали на столах и стульях, составленных самым разнообразным способом. Возле доски из трех парт было сооружено нечто среднее между троном и трибуной, где восседал Кеша в обнимку с гитарой. Катя, как и несколько часов назад, меланхолично выводила абстрактные линии световой указкой на доске.

Насти в аудитории не было.

– О, парламентер! – Несколько подростков подняли головы. – Где твой флаг, парламентер?

– Я не парламентер, – сказал Коля и поставил ранец на ближайшую парту. – Меня Настя отправила.

– Вы обокрали-таки столовую, – констатировала Рута, министр снабжения. – Я же ей запретила прямым текстом.

Колмогоры оживились, стали переглядываться, и в конце концов их внимание сосредоточилось на зримо увесистом ранце. Они и правда голодные, понял Коля. С утра? Или со вчерашнего дня?

– Не «мы», а я, – сказал Коля. – Я решил, что ситуация требует от меня именно таких действий.

«И пусть эта ненастоящая испанка не выпендривается со своим благородством!» – добавил он про себя.

– Вот, Кеша! – закричал Гена, назначенный министром обороны. – Вот, Катя! Разве это не то, о чем я говорил?

Коля заметил, что ножка стула, которой он размахивал, сменилась на более увесистую, а кроме того, на ней появилась надпись «ядерная» и соответствующий значок. Гена вскочил на парту и простер импровизированную дубинку куда-то в верхний угол аудитории, между доской и окном.

– Братцы-горцы! – провозгласил он. – Даже малёк неразумный воспринял идею Бузы и поставил себя на служение. Можем ли мы не оправдать ожиданий таких, как он? Нет, не можем. Мы обязаны планировать конфликты и идти на конфронтацию. Так велят законы Бузы, ранее известные как диалектика.

– Сам ты неразумный, – пробормотал Коля себе под нос.

– Гена, – вздохнула Рута, – мы же обсудили уже. У тебя Буза априорно стоит выше теоремы, и теорема является лишь поводом для Бузы. Это недопустимо.

– Нет никакого «выше» и «ниже», – ответил Гена. – Буза и теорема дополняют друг друга, они комплементарны и образуют единство. Буза подразумевает теорему, теорема требует Бузы. Настоящей, полной, без компромиссов и невынужденных соглашений.

– Я устала с ним спорить, – объявила Рута. – Он министр, пусть выносит вопрос на Совет.

– Опять? – сказали две девочки одновременно.

Но остальные отреагировали одобрительными воплями:

– Дай-е-ошь Совет!

Гена, чрезвычайно довольный собой, оглядел своих сторонников и сказал:

– Пользуясь правом, данным мне должностью, выношу вопрос на рассмотрение Верховного Совета Бузы. Должны ли мы усилить и обострить ее? Я считаю, что должны, более того, я считаю, что это вообще вне всяких обсуждений. Обсуждать мы должны лишь то, каким образом мы захватим и распространим власть Бузы и декаданса на всю школу, а далее на всю планету. Упадок – это жизнь!

– Я против, – сказал Кеша устало.

Но его никто, кроме Коли и Руты, не услышал. Поднялся невообразимый шум. Все кричали одновременно, и большая часть планов касалась столовой и запасов продуктов; похоже, колмогоры действительно проголодались.

– Хватит! Стойте! – закричала Катя. – Мы можем, по крайней мере, не сегодня штурмовать столовую? У нас ведь теперь есть какие-то припасы.

Радикальные бунтари с несколько нелогичной готовностью признали, что да, пожалуй, это дело можно отложить. Катя взяла Настин ранец и начала вытаскивать из него то, что насовал туда Коля.

– Сахар! – Она вытащила пачку.

Сахар приветствовали криками и топотом ног.

– Еще сахар, – слегка упавшим голосом сказала Катя и вынула вторую пачку.

У Коли в районе солнечного сплетения появился нехороший холодок. Приветственных криков уже не было.

– Сахар. Сахар. О, масло! – Катя достала бутыль подсолнечного масла, затем выставила следующие за ней в ряд.

– Соль. Соль. Полпачки сухарей. Всё.

– Как всё?! – закричали колмогоры и Верховный Совет Бузы в полном составе.

– Всё, – твердо сказала Катя и перевернула ранец; из него выпал пожелтевший кленовый листок. – Итого: четыре пачки сахара, три пачки соли, три бутылки подсолнечного масла и упаковка сухарей.

И снова Коля обнаружил себя центром внимания полутора десятка подростков – и на этот раз он почувствовал себя еще более неуютно, чем ранее. Он встал.

– Ну, строго говоря, – рассудительно начала министр снабжения, – сухари и подсолнечное масло – это вполне себе продукты.

– Мы, конечно, титаны духа, – мрачно перебил ее Кеша со своего трона. – Но кушать, знаешь ли, хочется всегда, и желательно чего-нибудь более…

Он не договорил.

Дверь аудитории распахнулась, и Коля увидел Настю.

Чувство облегчения было сильным, но недолгим: Настя была не одна, а с Андреем, старостой факультета Колмогорова.

– Хау, братья-горцы! – сказал Андрей серьезно и поставил на парту два увесистых бумажных пакета. – Ин Буза веритас.