— Прости, — Кирилл плотнее кутается в тяжёлое одеяло. — Ни черта не помню. Только слова Якова…
— Чем он так тебя достал?
Теперь его очередь рассказывать. Чувство вины жжёт изнутри: он подставил под удар своих же и во всей красе доказал, как прав Яков в своих убеждениях против стражей. И хуже всего то, что разбираться придётся Николаю.
Всё вкривь и вкось. Кирилл слишком увяз в своей тени, которая день за днём уже два года разъедает изнутри. Однажды Саша сказал ему, что он может остаться один. Возможно, так будет лучше для всех.
Николай выглядит измотанным и уставшим, но рядом, как и всегда. Якорем не становится случайный страж. И Кирилл благодарен за это, ведь себя он считает давно потерянным в тех глубоких тенях, где сохли губы, текла кровь и врезались под кожу мелкие камни.
— Кирилл, — спокойный голос Николая заставляет вынырнуть из тяжёлых мыслей. — Я тебя не виню в том, что ты сделал с Яковом. Просто давай дипломатию ты оставишь мне, ладно? Но это было эффектно!
Странно видеть едва заметную улыбку у того, кого считают непробиваемой скалой. Впрочем, Кирилл видел её куда чаще остальных. После медленных размышлений он уточняет:
— Скорее, чертовски погано.
— Не утрируй. По крайней мере, мы знаем, что ждать от Якова теперь. Но всё завтра. Иди спать. И чтобы в Службе я тебя не видел!
Кирилл не спорит. Только прихватывает с дивана на кухне ещё один плед, мечтая залезть сейчас в самые горячие угли или огромный костёр.
Под тусклым светом ночника над кроватью Кристина читает книгу. Футболка с нарисованным красками драконом ей явно велика, как и короткие шорты, а глаза едва не слипаются. Но она всё ещё здесь к его искреннему удивлению. Вскидывает голову на скрип кровати и вынимает из уха зелёный наушник.
— Ты весь дрожишь, — ещё одно одеяло накидывается поверх двух пледов. Но куда теплее осторожное объятие Кристины со спины.
— Бывают такие времена, когда мёрзнут даже маги огня.
— Я бы отдала тебе сейчас весь свой огонь, если бы знала, как.
— Уже достаточно того, что ты рядом.
Она отстраняется и заглядывает ему в лицо с какой-то тревогой и заботой. Кончики пальцев проходят по залатанной рассеченной брови вниз к шее, по свитеру до его ледяных ладоней в ожогах. Замирают.
Медленно и осторожно она вызывает крохотные искры — для него. Они тут же тухнут под неумелым обращением или её текучей прохладной магией милина. Наклоняясь вперёд так, что он видит в глубине зрачков ясные блики воды, Кристина шепчет как тайну для него одного:
— Тогда в ночи я испугалась. Испугалась, что ты не вернёшься из того мрака тени, что была вокруг тебя.
— Этот мрак во мне. Засел в самих костях и крови.
— Возможно, ты просто слишком свыкся с этой мыслью. Но ярче свет только во тьме.
Она нежно целует его и прижимается всем своим теплом тела, закутывая их обоих с ног до головы во все пледы и одеяла. Кирилл всё ещё дрожит в ознобе. Но ему кажется, что внутри шевельнулся крохотный уголёк уютного костерка в лесу.
Он не замечает, как засыпает.
***
Два года назад
Под стук трости по деревянному полу кабинета Шорохов коротко передавал дела Николаю, застывшему в некотором оцепенении посреди тёмного кабинета.
— Николай, я принял решение назначить тебя исполняющим обязанности начальника Службы стражей.
Кажется, тогда его чуточку качнуло.
Он уже руководил действиями отдела стражей, координируя патрули и оперативников, ему дублировали все служебные записки на имя Шорохова, а директор Школы стражей согласовал практикантов именно с ним.
— Игорь Евгеньевич, это честь для меня…
— Честь! — Шорохов фыркнул и немного неловко уселся на жёсткий стул, вытягивая поврежденную ногу. — Прекрати нести чушь. Я же вижу, что ты изо всех сил сдерживаешься, чтобы не послать меня в самые глубокие тени.
— Не стал бы этого делать. Я был там.
— Тоже мне достижение! Ну ладно. Принимай Службу — и нечего тут думать.
— Есть куда опытнее стражи…
— Да что ты? И кого ты порекомендуешь вместо себя? Ивана, который погряз в семье и детях? Или Никиту, возомнившего, что из стражей надо сделать культ? Николай, запомни. Служба — это зверь с когтями и огнём, и ей нужен сильный поводырь. А в тебе есть все задатки для этого — я натаскивал вас с Кириллом не просто так.
— Почему не Кирилл?
— Слишком порывист и неуправляем. Да и тень может вырваться из-под контроля в любой момент. Ты же почти его личный страж, ха!
— Почему вы отдаёте мне Службу?
— У меня возникли некоторые дела, которым я вынужден уделить больше времени, чем Службе. Но учти — я всё ещё фактический начальник и буду приглядывать.
Шорохов никогда не отступал от принятых решений. Николай с непривычной для себя растерянностью смотрел на то, как его учитель выходит, прихрамывая, из Службы. Никаких прощаний — только утром все сотрудники с удивлением обнаружат смену руководства.
Дела у него! А у Николая теперь целая сеть стражей по всей России со штаб-квартирой в Москве. И он не имел ни малейшего представления, что ему делать.
***
Николай сидит за дальним столиком в кафе напротив Службы и чувствует себя совершенно разбитым. Между ним и работой тёмные воды реки и мост выгнутой аркой, горький отвар в чёрной керамической кружке и утренний «Летучий вестник». За окном ещё темно, и в вырезанных глазницах оранжевых тыкв на подоконниках поблёскивает пламя свечей. В кафе только закутанная в шаль женщина и парень в толстовке с накинутым на голову капюшоном.
Тёмные отражения бывают у всего, тем более, у человеческих душ. Но для теней всегда нужен свет с противоположной стороны. Николай знает — Кирилл никогда не хотел стать таким, как прошлой ночью под воздействием засевшей под кожей твари.
Николай рванулся бы вперёд без раздумий, будь он не так выжат после битвы в мире теней и лихорадки последних двух дней. Но полог тени вокруг Кирилла был таким плотным, что любая магия скатывалась, как струи дождя по плащу.
Дальше полная сумятица, яростные требования Сони отдать Кирилла Управлению, тут же сомкнутые ряды стражей и внезапно хлынувший ливень: наверняка отдача от магии милинов.
Из тихой и гостеприимной квартиры Сюзанны Николай ушёл, пока все ещё спали, уставшие и замученные после долгой ночи. Лиза едва шевельнулась, когда вместо своего тепла он оставил груду одеяла, но и только.
Над головой покачиваются пучки трав, расточая немного пыльный и сухой запах.
Николай в задумчивости помешивает изящной ложечкой отвар, похожий на болотную жижу, а вместе с ним и хмурые мысли. И не только из-за жутковатого интервью с Анной на первой странице «Вестника», «жертвой нападения и пыток стражей».
В нём по-прежнему едва отдаётся магия земли.
Сухри учатся через неё взращивать маленькие хрупкие зёрнышки в недрах тёмной и влажной почвы. Под умелыми заклинаниями на руках распускаются нежные цветы, крохотные сочные листочки, а в воздухе тянет луговыми летними травами.
Стражей учат иному.
Крошить, взметать ураганы, создавать не жизнь — царапающие камни, щиты, пыльные облака, а землю исчерчивать рунами, изгоняющими теней.
Сухри потом исцеляют почву, которую попрали тени — или стражи, применяя тяжёлые заклинания против них.
У Николая всегда была сильна земля. Та часть, которая про глубокие недра и подземные пещеры с душным воздухом. Проросший мох на влажных камнях. Земляная буря и комья взрытой земли. Выжженная почва, которая никогда не даст прорасти крохотным семенам, а им так нужна забота и любовь.
Кажется, он уже забыл, что это такое. Его сердце испещрено трещинами и шрамами, куда болезненнее тех, что сейчас скрыты под бинтами.
— Может, завтрак?
Звонко стукнула ложка о чёрную керамику кружки. Николай поднимает тяжёлый взгляд на молодую официантку в фирменном фартучке сливового цвета. Она смущается и смотрит чуть вбок. Николай готов поспорить, что спрятанные в переднем кармашке руки чуть подрагивают.
