Земля проклята.

В голове бились десятки аргументов, как опасно здесь оставаться, как ненавистны за выходные стали стены со старыми обоями в тёмный орнамент. Себастьян злился — на самого себя, секреты бабушки Анки, призраков, которые не поддавались контролю и объяснению.

Когда полупустая сумка была собрана, он, поколебавшись, всё-таки вернулся к Мируне с хлипкой надеждой отговорить её от одиночества в призрачном доме.

Она стояла у окна, слегка касаясь пальцами холодного стекла. Даже показалось, что она чертит на нём ей одной понятные знаки.

— Поехали с нами. Пожалуйста. Как я оставлю тебя здесь одну на растерзание призракам?

— Со мной всё будет хорошо.

— Да с чего такая уверенность? Если они не тронули тебя до сих пор, не значит, что не нападут потом. Я боюсь за тебя. Здесь же никого поблизости, а до ближайшей деревни и остановки автобуса около километра. Мируна, прошу, давай вернёмся в город.

Она молчала то ли раздумывая, то ли принимая окончательное и бесповоротное решение. Лямка сумки впилась в плечо, а сердце бешено стучало в груди.

— Езжай, Себастьян. Я хочу остаться. Возможно, мне надо побыть в одиночестве какое-то время.

Его сердце ухнуло куда-то вниз. Он цеплялся взглядом за её спину, раздумывая, имеет ли право давить дальше и тянуть отсюда.

— Хорошо. Я завтра же свяжусь с местными, Анка оставляла телефоны, и попрошу кого-нибудь сюда приехать, чтобы ты не была одна. Пожалуйста, звони в любое время.

Он медлил ещё некоторое время, но Мируна так и не обернулась.

Бенджамин ничего не спросил, когда брат через полчаса уже в пальто и с небольшой сумкой с вещами вышел из дома один и без ключей.

Пока машина грелась, Себастьян всматривался в окна второго этажа, надеясь уловить там какое-то мимолётное движение. Но только ощущал влажный металл крыши машины под пальцами от мелкой мороси.

Дом тишиной и темнотой вздымался среди осенних полей.

Хлопнула дверца, когда Себастьян забрался на сиденье водителя, чувствуя, как сводит скулы и бешено бьётся сердце.

— Давай останемся, — тихо и виновато предложил Бенджамин.— Может, так будет лучше?

— Нет. Мне не нравится это чёртово место, не нравится, что здесь творится.

Бен наверняка считал, что стал причиной поспешного отъезда брата, но Себастьян сам не хотел оставаться. Пообещав себе, что вернётся сразу после деловой встречи, он всё равно не нашёл внутри крепкой уверенности, что всё будет хорошо.

Ещё пять минут в тишине и тепле салона, и колёса зашуршали по гравию, а дворники мерно заскользили маятниками по лобовому стеклу, разгоняя капельки начинавшегося дождя.

— Лучше поспи.

Себастьяну казалось, за эти выходные он прожил свою личную бесконечность.

— Интересно, откуда бабушка Анка взяла черепа.

— О, в дневнике об этом есть. Она сама их обнаружила на чердаке, завёрнутых в чёрную ткань. Не поверишь, но их достал дедушка. Почему — не признался. Но я верю, что он сам чистил и вываривал. С его врачебной практикой неудивительно.

— А потом умер от рака.

— Семейное проклятие. Мы все умираем, Себастьян. Но я хочу жить. Думаешь, тот чудаковатый предок ещё появится?

— Вообще-то он похож на тебя.

— Ну нет! Я куда обаятельнее.

— Просто ты не мёртвый.

— Бен, ты спишь?

Ответа не было. Себастьян притормозил у обочины и сложил руки на руле. Половину пути они уже проехали. Связь стабильно работала, и он быстро набрал сообщение Мируне, тревожась за неё. Короткий ответ: «всё хорошо, я ложусь спать».

Её уже не хватало рядом. Бенджамин часто ворчал, что она слишком тихая и неприметная, а Себастьяну нравилось её незримое присутствие рядом. С запахом чего-то цветочного и пряного, в плотной ткани с узорами, с мягкой улыбкой. Так было раньше.

Половина пути. Вернуться во тьму полей и пустошей со старым домом — или двигаться к рассвету.

Себастьян предпочитал рассветы и движение вперёд.

Особенно когда рядом мирно спал брат.

— Поехали домой.

Бухарест встретил ночью, старыми улочками, незримым духом современного города, который никогда не спит, и запахом свежесваренного кофе.

Правда, не семейного, а из окошка Макдоналдса. В ночи мало что ещё работало.

Бенджамин очнулся уже около дома, сонно моргнул и почти сразу исчез в комнате, которую Себастьян держал для гостей.

Сам ещё долго сидел на кухне со стаканом чая — простого, из дешевого пакетика, безвкусного. Хотел написать Мируне, но отогнал назойливую мысль — скорее всего, она спит.

И когда Себастьян всё-таки уснул, ему снились холодные фигуры и проклятые пустые осенние поля, в которые уходил Бенджамин, чтобы больше не вернуться.

========== -7- ==========

Комментарий к -7-

Эта глава - эксперимент.

Она полностью посвящена одному персонажу. С воспоминаниями из детства, кусочком прошлого и моментом здесь и сейчас.

Если кому-то интереснее всё-таки сразу и про братьев, можете просто поставить ждуна, глава про Бена и Себастьяна будет прямо быстро.

Но мне бы здесь очень хотелось узнать, а насколько вот так интересно читать. И насколько при таком подходе получилось раскрыть персонажа.

Собственно, глава про Мируну.

Мируна плохо помнила детство.

Скорее, огрызки воспоминаний, яркие кадры. Смазанная картинка, как бывает, когда кружишься на карусели.

Она не помнила отца — мама всегда говорила, что им и вдвоём хорошо, но детские вопросы могут быть настырны и назойливы. Та сначала отмахивалась, а потом всё-таки призналась, что тот просто предпочёл другую семью.

Но в ней было столько заботы и тепла, которыми она окружала дочку, что Мируна действительно не ощущала неполноценность семьи. Это был их маленький мир, уютный и тёплый, с какао по вечерам, а позже — кофе или бокалом вина.

Что она помнила чётко, до сих пор, как однажды потерялась в парке.

Весенний солнечный день, когда хочется вместо старых кроссовок с трещинками надеть новые, яркие, пахнущие кожей, но некогда-некогда, надо торопиться — к запахам жизни, к солнечным зайчикам, к ветру, что выметает из сердца пыль и холод после зимы.

Мируна увлеклась игрой с каким-то мальчишкой и убежала на соседнюю площадку к широким деревянным качелям.

Тогда мать металась и кричала во всё горло, срывая голос, пока Мируна не услышала её среди шума и гомона на площадке. Она не понимала, почему мама так рыдает и едва не душит в объятиях.

Она не хотела, чтобы мама плакала и по-детски неловко гладила её по спине.

— Не волнуйся, мамочка, я в порядке.

— Я едва не потеряла тебя, Мира. Какая мать может потерять своего ребёнка? Идём. И держись ближе ко мне.

Мируна не догадывалась, как тяжело было матери не вовлекать её в свои трудности или проблемы. Никаких других мужчин или романов, только малышка Мира.

— Ты — для меня всё, — твердила та. — И я буду для тебя хорошей матерью.

Мама раскладывала пасьянсы по вечерам, гадала на кофе или в чаше с водой, включала пластинки старого джаза и зажигала свечи, рассказывая сказки народов мира.

Под шорох осеннего дождя Мируна слушала про троллей под мостом, фейри, которые теперь живут в городах на старых чердаках, про холодные мёртвые души, утягивающие в бескрайнюю тьму.

Мируна витала где-то между явью и сном, задрёмывая под маминым вязаным пледом.

И сказки кружили вокруг.

Правда, уже став старше, Мируна сама увлеклась темой призраков, от которой веяло чем-то привлекательным и интересным. Она не верила в рай и ад, но считала, что, должно быть, некоторые души остаются на земле. И плутают среди старой брусчатки городов и осенних туманов.

Мама всегда была где-то рядом: гордилась, когда Мируна закончила Университет Бухареста, помогала с выкройками, волновалась поздними вечерами.