— Я видел сон.

— Очень хреновый сон! Ты звал кого-то и никак не просыпался! Хлеще моего лунатизма.

— Я говорил с бабушкой Анкой. Ох, твою мать! Как голова болит! Что за безумие происходит, Бен?

— Не знаю. Но давай надеяться, что мы доживём хотя бы до конца выходных. О, подожди, что понадобилось дяде в четыре часа утра. Алло?

Себастьян с трудом заполз на стул и теперь сжимал край стола так крепко, как только мог. Во рту всё пересохло, хотелось пить, спать и хоть немного разобраться со всем, что творится вокруг. Бенджамин, облокотившись одной рукой на стол, другой прижимал телефон к уху и напряженно слушал дядю. Крови уже не было, да и сам он выглядел куда лучше, только царапины всё ещё словно кровоточили. Странно. Никаких глубоких порезов, с чего бы?

— Нет, он в порядке. Да, я передам. А ты не хочешь объяснить? Ладно, созвонимся утром.

Бенджамин кинул телефон на стол и едва ли не с укором взглянул на брата.

— Дядя спрашивал, в порядке ли ты. Ему почудилось, что с тобой беда.

— С чего он это почувствовал?

— А я вот откуда знаю? Он сказал, что завтра позвонит. Знаешь что, давай я сделаю чай, и ты мне расскажешь, что тебе нашептала бабушка.

— Что насчёт кладбища, Бен? Что за чертовщина произошла там?

— Тебе снится мёртвая старушка, а у меня было свидание с древним предком. Но призраки оказались сильнее.

Бенджамин поморщился и промокнул салфеткой явно саднящие царапины на груди. Кровь не останавливалась.

— Они обещали, что скоро возьмут дань. Им всегда мало. Они сказали, мы можем выбрать, кто уйдёт первым.

========== -5- ==========

Около десяти лет назад, спустя полгода после смерти отца

Бенджамин тесно прижимал к себе незнакомку среди бурлящего танцпола. Пирсинг в её языке легонько щекотал, а металлический вкус смешивался с клубничным от блеска для губ. В неоновом свете её выкрашенные в белый волосы светились, а кожаная обтягивающая юбка едва прикрывала задницу.

Пьянили не разноцветные многослойные коктейли, а общий драйв от битов музыки, движения и яркой ночи.

Кажется, они много танцевали, а потом забились в какой-то тёмный угол, мешая поцелуи, настойчивые ласки и жар тел.

Они вышли из клуба в холодную, оглушенные громкой музыкой и собственным смехом, к уже ждавшему жёлтому такси с молчаливым водителем. Адрес назвала незнакомка, её волосы слиплись от пота, а под тонкой футболкой не было белья. Бен не очень хорошо знал район, в который они приехали, но ей так казалось надёжнее. Насколько вообще может быть надёжно звать первого встречного домой.

В тёмной и тесной квартирке они стремительно избавились от одежды под грохот какой-то динамичной музыки от соседей сверху и едва ли не вместе рухнули на чуть скрипнувшую кровать.

Бен помнил быстрый и порывистый секс, прикосновение её сосков к горячей коже, короткие выдохи и запах клубники. Помнил, как хотелось пить — непременно ледяной воды, а внутри царапала мысль, что жизнь всё равно не станет прежней. А потом они просто уснули, он ещё чувствовал её тепло сквозь дремотный сон, а потом остались только яркие сны с пятнами неона.

Он очнулся от холода в пустом вечернем парке. От сильных порывов ветра со скрипом покачивались ветви деревьев, один из немногих фонарей противно и надоедливо мигал, вот-вот собираясь погаснуть.

Бенджамин сел на ближайшую скамейку — прямо на спинку, ботинками на деревянном влажном сиденье, и обхватил себя руками, щурясь на яркий свет телефона с почти разряженной батарейкой.

В такие моменты он ненавидел себя. Выпадающие куски жизни раздражали и толклись пустотой часов и минут, назойливо и болезненно. Не знать, где ты был, что делал, с кем говорил. Не жить. Стать на время мёртвой оболочкой, всего лишь механизмом из крови, сосудов, костей и мышц.

Бенджамин ненавидел себя ещё и потому что часто оказывается вот в таком идиотском положении в полном одиночестве чёрте где. Каждый раз он надеялся, что громкие голоса вокруг, море людей и оглушающая музыка помогут остаться в реальности.

Можно вызывать такси или дождаться трамвая на ближайшей остановке, но ему эгоистично хотелось сейчас быть рядом с тем, кто для него надёжная опора.

Бенджамин набрал короткое сообщение.

«Ты можешь приехать за мной?»

Ответа не было какое-то время, может, стоило позвонить. Или звук выключен — в три часа ночи не все бодрствуют и курят сигареты на продуваемых всеми ветрами аллеях с шелестом листвы.

«Конечно. Кидай координаты».

Бенджамин ждал старшего брата.

И в ночном мраке, разбиваемом на светлые пятна от света фонарей и отсветов ярких улиц за домами, ему казалось, что сейчас можно выйти босиком по шершавому асфальту на перекресток и, раскинув руки, вызвать самого дьявола. Отдать хрупкую душу в вечность мучительного плена за возможность помнить каждый момент жизни.

Рокот байка пробудил от какой-то иллюзорной дремоты. Себастьян поднял стекло шлема и достал из рюкзака тёплый свитер, ни о чём не спрашивая. Бенджамин слишком хорошо его знал, чтобы видеть, как тот недовольно нахмурился — он переживал, что не был рядом.

— Ты в порядке?

— Кажется, да. Может, получу наутро гневное сообщение, какой я урод, что бросил девушку.

— Она переживёт. Садись уже, а то оба замёрзнем.

Бенджамин почувствовал облегчение и спокойствие — он не один.

И никогда не будет, пока рядом Себастьян.

***

Себастьян явно не одобрял призраков, особенно воскресным утром.

Когда Бенджамин по противно скрипучей лестнице спустился в прохладную гостиную в зелёных тонах, на ходу натягивая свитер поверх клетчатой рубашки, брат уже сидел за небольшим столиком и был с головой погружен в работу. Наверняка кружка с остатками кофе и коричневым кружком на странице блокнота не первая за утро.

Строгая белая рубашка, пусть и с джинсами, сейчас странно смотрелась в особняке, полном старинной мебели со следами времени. Бен вообще мог с трудом представить, как брат здесь умудряется работать, но наверняка погружение в мир финансов требовало не таких душевных усилий, как в мир призраков. Себастьян слегка щурился, и Бен хотел напомнить, что тот давно собирался к окулисту, но вместо этого не стал отвлекать от работы и подошёл к высокому окну.

На улице светлело осеннее позднее утро, а сквозь мутные облака пробивалось тусклое солнце с тонкими лучами. Где-то в полях мелькнула фигурка, и сердце Бена пропустило удар. Только не опять. Ему хватило встречи на кладбище и беспокойных снов. Он не помнил точно, но их хотелось смыть с себя горячей водой.

Костяную пыль, невидимую паутину и ощущение засохшей кровяной корки под ногтями.

К утру хотя бы рана на груди перестала кровоточить.

— Мируна гуляет в полях. Ей нравятся здешние места, пусть они и притягивают странные сны.

— Почему я не удивлён, — буркнул Бен, злясь на самого себя. Так скоро ему будут мерещиться призраки везде.

— Ты как будто недоволен её присутствием.

— Ничего подобного. Но мне кажется, что ей нравится то, что здесь происходит.

— Ты видишь призрак Делии. Не думай, что она воспринимает это так легко, как кажется.

Бенджамин понимал. Но не мог избавиться от ощущения, что Мируна сама здесь стала похожа на томного и тоскующего призрака, который теряется в мягком светящемся тумане.

Когда он уже направлялся в сторону кухни, Себастьян окликнул его. И обернувшись, Бен увидел не делового бизнесмена, а отца с растревоженной душой от потери дочери.

— Ты видел её ещё? Она что-нибудь говорила?

— Нет. Только те два раза в Бухаресте.

— Ясно. Я закончу с правками к договору, тогда можем заняться поиском дневника бабушки.

Себастьян тут же вернулся к работе, снова собранный и серьёзный, а Бенджамин молча вышел из комнаты, не зная, что нужно больше всем им — призрак маленькой девочки или возможность отпустить её навсегда.