«Ну вот, считай, поспал», – разозлился я на себя и пошел в светлую комнату для бодрствующей смены. Очутившись в кресле, я не смог придумать иного занятия, как снова уткнуться в книгу.

Зазвонил телефон. Я продолжал читать. Телефон не умолкал.

– Да возьми же ты трубку! – не выдержал я.

И тут заметил: кресло у пульта, где обычно дежурит караульный, пусто. Подбежав к пульту, я схватил трубку:

– Караульное помещение!

– Фо-о-о… бли-и-изко-о-о… – раздался шепот. Такой жуткий, что по коже пробежали мурашки.

– Эй, там, на посту! Кто прикалывается? – проворчал я, чувствуя, как холодеет в жилах кровь. – Трош, это ты?

Я взглянул на пульт и вдруг понял, что ни одна из лампочек не горит, а все тумблеры опущены – связи с постами быть не должно!

– Бли-и-изко-о-о… – снова раздалось в трубке.

При этом у меня возникло ощущение, будто на том конце провода шепчет целый хор голосов.

– Да пошли вы! – Я швырнул трубку обратно на пульт.

Только теперь я заметил, что в караулке подозрительно безлюдно. Нет бодрствующей смены, которая обычно дремлет в креслах, делая вид, будто читает устав. Не раздается позвякивание посуды из столовой, где Вовка Роганин должен мыть ее после ужина. Я осторожно заглянул в комнату начальника караула – и там пусто!

И вдруг по коридору прокатился такой жуткий вопль, что я в мгновение распахнул пирамиду с автоматами и трясущимися руками принялся разыскивать свое оружие. Заверещала сирена сигнализации. Я нашел-таки свой автомат, схватил его и закрыл дверцу пирамиды. Одновременно с ее хлопком сирена оборвалась. Пристегнув к автомату магазин, я замер, вслушиваясь во внезапно навалившуюся тишину. Мысли сбились в кучу. Первая: на караулку напали террористы, всех убили, а я чудом выжил! Вторая: всех сожрали монстры из «Царства сказочных грез»! Я даже сообразить не мог, что страшнее.

Сняв автомат с предохранителя, я осторожно выглянул в коридор. Никого! Скрипнула дверь, да так внезапно, что я чуть не пальнул от неожиданности. Хорошо, патрон не досылал. Преодолев несколько неуверенных шагов по коридору, я выглянул из-за угла и увидел, что входная дверь в караулку в конце коридорчика-тамбура распахнута и колышется на ветру. А ведь она обычно заперта изнутри и на улице около нее дежурит часовой!

– Смена, подъем! – закричал я и что было сил рванул в отдыхаловку. – Подъем, вторая смена!

Я ударил по выключателю, но свет не зажегся. Тогда, оставив дверь открытой, я принялся тормошить первого попавшегося спящего, с головой укрытого шинелью.

– Вставай же!..

Я резко сорвал с него шинель и отпрянул. Выпученными глазищами на меня таращился мертвец. В узкой полоске света, падающей сквозь щель приоткрытой двери, я увидел окровавленное лицо, изуродованное настолько, что стало невозможно узнать, кто это. Губы мертвеца дрогнули.

– Фо-о-о… бли-и-изко-о-о…

И вдруг кто-то схватил меня за руку…

Я подскочил на топчане, лихорадочно срывая с себя шинель.

– Эй, ты чё орешь? – раздался строгий знакомый голос.

Я растерянно уставился на склонившийся надо мной в темноте силуэт. «Провин!» – наконец догадался я. Взгляд скользнул по сторонам. На соседних топчанах восседали Рыбалкин и Агеев и, с улыбками поглядывая на меня, натягивали сапоги.

– Чё, плохо спится, товарищ рядовой? – как всегда в своей пафосной манере заявил Провин. – Так вообще спать не будете. Короче, подъем! Через десять минут построение.

Я смахнул холодный пот со лба. Неужели сон? Потянулся за сапогами.

– Говорил я тебе, Зверек, не читай всякую гадость перед сном! – Рыбалкин ткнул меня кулаком в бок. – Хотя, честно говоря, мне тоже всякая чушь снилась…

Мы лениво выползли из караулки. Солнце уже подкатило к сопкам, и небо на западе пылало красным заревом. Замершие в безветрии деревья больше походили на декорации. Мы нехотя поплелись к пулеулавливателю – металлическому щиту в углу площадки. То, что такие сооружения в караулках стоят не зря, говорила россыпь выбоин на щите. Где-то год назад с поста пришел сонный Шурович и перед тем, как отстегнуть от автомата магазин, передернул затвор и сделал контрольный спуск. Когда грянули выстрелы, он с перепугу вцепился в гашетку и чуть ли не полмагазина разрядил в пулеулавливатель. За сию оплошность Андрюха Шур суток десять отсидел на киче, а начкары с той поры тычут пальцами в пулевые ямки и назидательно вещают бойцам, насколько важно в карауле соблюдать правила.

– Заряжай! – скомандовал Агеев.

– А чего командуешь ты, Витек? – спросил Рыбалкин, водрузив автомат на сваренную из металлических труб раму перед пулеулавливателем. – Начкар где?

– Спит, – ответил я за разводящего. – Высыпается перед Петровичем.

– Вообще халявный тут караул, – с улыбкой сказал Вовка Роганин, пристегнув магазин. – Никаких тебе проверок, вводных, зубрежек устава. Не то что в части…

– Хватит болтать! – Агеев зашагал к калитке, по пути бросив: – Смена, за мной!

Мы, закинув автоматы за спины, не спеша поплелись следом.

– Эй, на собаке! – обернулся Рыбалкин. – Калитку закрой, убийца!

Сидящий на крыльце Слава Бабин приподнял край каски, на которой было нацарапано «Killer». Оторвать зад от ступеньки он не счел нужным.

– Витек, только давайте быстрее! – крикнул Бабин, усаживаясь поудобнее. – А то я тут уже задолбался стоять.

– И это ты называешь «стоять»? – усмехнулся Агеев.

Когда миновали калитку, Рыбалкин юркнул в кусты и вынырнул оттуда с гитарой.

– Ты охренел? – рявкнул Агеев.

– Я тихонько. Честно. На посту скукотища.

Разводящий покачал головой, сплюнул и побрел вниз по склону по вытоптанной за годы караулов узкой дорожке. Мы – следом. Вдали виднелся раскинувшийся по сопкам периметр ограждения из двух рядов колючей проволоки, между которыми тянулась отсыпанная песком дорожка. До ближайшего поста от караулки идти предстояло всего метров пятьсот. Он располагался почти у самых ворот внешнего ограждения. Вышки двух других постов стояли в дальних углах периметра: одна справа в самой низине, вторая – левее на сопке. Дорожка издали походила на светлый покореженный обруч, внутри которого едва проглядывалась серая заросшая травой и кустарником кирпичная коробка охраняемого нами склада. Справа от периметра между холмов сверкала узкая полоска реки, за ней синели поросшие лесом сопки.

– Что-то часовой молчит, – заметил Агеев, открывая ворота.

– Может, поближе подпускает? – предположил я.

От ворот до вышки оставалось метров семьдесят, и мне показалось, что часового там вообще нет. Мы неспешно пошли дальше, однако нас так никто и не окликнул.

– По-любому спит, мудила, – зло сказал Агеев. – Кто на посту, Шурович? И почему я не удивлен? Ну, я ему сейчас…

Мы подошли к вышке… но та оказалась пуста!

Я почувствовал, как к горлу подкатил ком. В памяти тут же всплыл недавний сон. А вдруг вещий? Я на всякий случай снял автомат. Конечно, по уставу, когда идет пересменка, и так положено выставлять часового для временной охраны и наблюдения, но мы обычно этим правилом пренебрегали – проверок ведь нет. Да и от кого охранять-то? Тайга кругом.

– Звереныш, да чё ты напрягаешься? – сказал Агеев, глянув на мой автомат. – По-любому этот крендель где-нибудь в кустах завалился… Шур! Ты где, обморок? Най-ДУ – убью!

И разводящий принялся пинать окрестные кусты. Да только Шурович так нигде и не обнаружился. Я заметил, что уже и Агеев начал нервничать.

– Может, он наверху завалился? – предположил Рыбалкин, обходя вышку. – Точно, вон же он!

Действительно, наверху из-за железного бортика вышки виднелся краешек каски. Агеев облегченно вздохнул.

– Шур! – закричал он. – Проснись, придурок!

Но даже после того, как вышку несколько раз пнули, отчего та загудела, словно груда металлолома, и обкидали камнями, каска даже не шелохнулась.

– Ну, я полез, – сказал Агеев и, перекинув лямку автомата через голову, пошел к лестнице.