— Спасибо, — вытянув перед собой руку, любовалась подарком. — И за то что спас — спасибо.
— Надеюсь, не пригодится. Береги себя, ведьма, — щелчок пальцев, и колдун растворяясь в тумане, завершил сон.
— Кощей!
Резко распахнув глаза, вцепилась в мягкую ткань и потянула на себя. Надо мной нависала Варенька, ее спросонья за грудки и схватила. Испуганная девица вырвала шерстяную рубаху из моих пальцев и возмущенно запищала:
— Сдурела?!
— Ой! Варя, прости!
— Прости… напугала чуть не до смерти. Ладно уж, — углядев в моих глазах вину, она махнула пухлой ладошкой, — собирайся. Пора.
— Чего пора?
— Ох, под топор меня подведешь, — запричитала девица. — Ты зачем сюда пришла?
— Так гадалку вызволять.
— Ну! Пора вызволять, — Варенька вынула из рукава серый сверток. — От сердца отрываю, — она протянула мне загадочную вещицу.
Разворачивала с опаской — мало ли чего эта пухлощекая краса-девица от сердца отрывать собралась. Оказалось, зря трусила. Дочь трактирщика принесла шапку-невидимку. Признаться, никогда бы по доброй воле первому встречному не отдала такое, а Варя… широкая душа.
— Выйдешь из погреба, найдешь лестницу ко второму этажу, — девица строгим тоном принялась объяснять путь, — поднимешься и окажешься в коридоре. У одной из дверей стоит стража, то и есть опочивальня твоей гадалки. Дождешься момента, когда дверь отопрут, и войдешь. Сегодня после обеда станут белье менять во всех комнатах. Соберете тюк, в нем и спрячься. Как чернавка придет за стиркой, твоя гадалка пусть шапку наденет и тихонько следом прошмыгнет. Белье на телеге через лес к проруби повезут — там разберетесь, как тикать. Все поняла?
— Все! — я решительно закивала. — Тебе, Варюш, как это в голову-то пришло?
— Думаешь, лаптем делана? — заулыбалась румяная девушка. — Погоди, я еще главного стряпчего перещеголяю, будет у меня на посылках из погребов муку таскать.
Сложно не поверить. Девица с головой в ладах, умна не по лицу. Не удивлюсь, ежели в царицы выбьется. Что ей главный стряпчий, когда царь, овдовев, до сих пор холостой ходит?
— Спасибо, век не забуду.
— Считай, в расчете, — Варя хлопнула ладонью по бочке. — Ты меня от папки спасла, на своей лошадке везла, а я тебе помогла.
Шапка-невидимка надежно скрыла от стражи и многочисленных чернавок, сновавших по первому этажу главного терема. Поднявшись по лестнице, как учила Варенька, с облегчением выдохнула — здесь из людей только пара молодцев у дверей Досады. Слава солнцу, не придется сновать между прислужниками, стараясь не задеть случайно.
Стражники несли службу исправно. Строго перед собой глядели и почти не щурились от струящегося из окон утреннего света. Недвижимые, словно идолы, ладони на сабле, шапки ровненько, но в застывших глазах тени играли, не то слезы даже. Чего они?
Заметила — засов отодвинут. Не заперта опочивальня Досады. Собрав всю смелость, что в дрожащем теле осталась, подошла ближе да прислушалась:
— Я вам устрою! — шипел мужицкий голос. — Как посмели упустить?! Всех в темницы отправлю! Всех до одного!
— Ночью проверяли, — оправдывался кто-то, — на месте была, спала.
Гулкий стук каблуков быстро приближался к порогу, еле успела отскочить от резко распахнувшейся двери. Стражник метнулся прочь, чтобы не зашибло. В коридоре появился Кышек. Тугое пузо ходило от глубокого дыхания, толстые щеки, что свекла красные, а уж из глаз злоба искрами сыплется.
— Ты ночью комнату охранял? — он ухватил за воротник кафтана молодца, что от двери убегал.
— Голова-батюшка, не я! — голос стражника пропадал, лицо скривилось от ожидания оплеухи.
— Ты?! — Кышек рванул второго парня за рукав.
— Мы утром поменялись, пришли, когда трапезу гостье принесли, — оправдывался бедняга, боясь поднять глаза. — Сразу засов отодвинули, а уж нет никого…
— Значит, давно убежала, — прошипел Кышек, отпуская стражников. — Туга! Что ты там телишься? Сюда, живо!
Из опочивальни в коридор выбежал бородатый мужик в легком кафтане, расшитом серебром. Борода с проседью чуть не до пупа, глаза, что кулаки мужицкие, навыкат. А на рукаве знак, отличающий государевых чародеев от прочих.
— И что, никто ничего не видал, не слыхал?
— Никто, ничего, — эхом отозвался Туга.
— Не палаты царские — ярмарка, скоморох на скоморохе, — Кышек замер, злобно глядя на колдуна. — За мной ступай.
Растерянный чародей несуразно заметался, но быстро взял себя в руки. Пригрозив кулаком стражникам, он ткнул пальцем на дверь комнаты и состряпал устрашающую рожу.
— Два раза повторять?! — быстро ступая по коридору, рявкнул Кышек. — Туга!
Выручила Досаду, называется. Решишь доброе дело сделать, а тут опять доля шиш под нос сует. Что за напасть такая? Знай я, что чертовка сама себя из полона вызволит, ни за что бы не сунулась в палаты государевы. Голова на плечах дорога еще.
Глядя, как Кышек с Тугой исчезли за поворотом, встрепенулась. Да чего же я стою? Тут явно дело нечисто, надо бы разузнать. Нагнала заговорщиков на пути к колдовскому терему. Шептались мужики, с опаской по сторонам глядели. Глазенки у обоих бегали, рукам все места не находилось. Обождав немного на крыльце, Кышек внимательно огляделся и, убедившись — лишних нет, распахнул перед Тугой дверь. Еле-еле успела следом юркнуть. Вдохнула шибко, чтобы в узкую щелку пролезть — шуба Яги размера прибавляла.
Кышек метался по залу, где мне вручали грамоту, словно зверь взаперти. Смурной, на лице страдания словно пером нацарапаны. На фоне тяжелого стола и просторного помещения бедняга казался совсем уж жалким толстым увальнем.
— Не надо было гадалку сюда привозить, — ляпнул Туга.
— Винить меня вздумал? — зло ухмыльнулся Кышек. — Горох на меня и так косо глядит за частые отлучки из палат… Так близко был, рядом совсем, — он уперся кулаками в столешницу. — Досада уже сегодня сказала бы, где книга.
О какой книжке речь ведет? Догадка больно схватила за горло, уколов, будто сотней иголок.
— Голова-батюшка, приказать чертовку сыскать? Наверняка еще в столице, гадина.
— Давай, конечно! Подымим шум, приказы раздавать начнем за спиной государя. Ты чем думаешь, когда такое предлагаешь, а?!
— Так я…
— Так я, — передразнил Кышек. — Я почти седмицу государя уговаривал. Пел ему, какая гадалка хорошая, как умело будущее предсказывает. И вот, когда Горох дал добро потешить себя провидением, когда чертовка у нас под боком была — упустили!
— Нет в том моей вины!
— Да твоей вины ни в чем нет, — буркнул Кышек. — По-твоему выходит и Косиселье ты не жег?
— Твой приказ был, голова-батюшка, не посмел ослушаться.
В голову ударило, будто дубиной, в глазах на миг потемнело. Эти ироды в Косиселье пожар учинили! Ждали наши в село колдуна наемного зельный круг поправить, а дождались смерти… Старалась дышать тише, но сердце заходилось, не давая успокоиться.
— Все мы одной ниточкой в клубок смотались, — Кышек вплотную подошел к Туге. — Как только великая сила коснется меня, не поскуплюсь ни на чины, ни на злато. А коли удумаете палки в колеса вставлять или сами на заклятье Вечности рот раскроете, — Кышек ухватил колдуна за бороду и потянул вниз, — я вас даже из Нави достану. Уяснил?!
— Уяснил! Ой, уяснил! — жмурясь от боли, чародей припал на колено. — Кто же супротив тебя из наших пойти осмелится? Все про твой норов знают, все боятся.
— Я сам себя иногда боюсь, — легко улыбнулся Кышек, отпуская чародея.
— Голова-батюшка, все тебя боятся, но по терему колдовскому недовольства бродят, — оправившись от унизительной трепки, заговорил Туга.
— Чем недовольны чародеи?
— Так молодец этот… которого ты приказал обучить уму-разуму, совсем дураком оказался. Уж бьются колдуны над ним, сил не жалеют, а что по дереву кулаком. Поговаривать начали, что сгубят его, сил, мол, никаких нет.
— Ты моя правая рука, Туга. Недовольства уйми. Жалованье подыми или чего там еще придумай, но с головы Яра и волоса упасть не должно.