Энни, правда, могла бы хоть весь день простоять. Хоть со сломанной ногой. Даже на раскаленных углях и босыми ногами. Легко.

Она же воин. Да, к тому же, чудовище. Наверно, все бы посмеялись, услышав, что оно устало стоять и хочет где-нибудь посидеть.

Вместе с ней сегодня дежурил один парень. Он был настолько же симпатичным, насколько очень смешным было его имя. Энни не могла его даже полностью запомнить и беспардонно сокращала, чему он, кажется, был не против.

— Ирак, — громко позвала она его. Такая же светловолосая макушка, почти как у нее, обернулась к ней с противоположного конца столовой. Энни своим зорким взглядом выхватила улыбку парня, а через секунду тот пошел в ее сторону.

— Что, милая? — уже надоевшим кокетливым тоном спросил блондин, останавливаясь напротив. Энни уже давно перестала закатывать на его открытый и жалкий флирт глаза. Ей только до сих пор было интересно, чем он вызван, и как она вообще могла привлечь его внимание.

Первая его попытка пристроиться к Энни Леонхарт закончилась плачевно — она на автомате ударила ему в нос, когда он подошел сзади и обвил руками ее талию. Вторая закончилась немного лучше — правда, он, наверно, потом долго отмывался от вылитой на голову мясной подливки. Третьей, не по традиции, не было. Энни не ждала ее, но точно знала, что та будет. И сегодня их поставили дежурить вдвоем.

Из всех прочих двадцати восьми курсантов Энни достался именно Ирак. Она не считала себя особо умной, но все равно понимала, что это легко могло было быть как-то подстроено. Может, он подкупил чем-нибудь офицеров — билетами на одно из популярных кабаре или стыренными у соперников карточными фишками. А, может, просто весь мир был против нее.

Ей, собственно, не привыкать. А Армин, наверно, во всем этом бы давно разобрался.

— Там никто сейчас не идет? — спросила Леонхарт. Большинство времени Ирак стоял возле входа и высматривал кого-нибудь из офицеров. Кажется, готовил что-то нехорошее. Энни было безразлично.

— Нет, не думаю, что кто-нибудь вообще придет, — беззаботно пожал плечами парень, одаривая Леонхарт самой соблазнительной улыбкой.

Энни показательно хмыкнула, подошла к одному из столов, наплевав на стул, села прямо на него. Ирак громко присвистнул.

— Я вижу, что ты у нас плохая девочка, — ухмыльнулся он.

Энни подумала, что этот самодовольный тип полностью прав в своем утверждении. Разве что, немного далек от настоящей истины. Или слишком вежлив на словах.

Энни развела руки в сторону, положив их на стол и немного откинулась назад. Девушка прикрыла глаза, не желая больше видеть перед собой напыщенную рожу Ирака. Она бы еще представила себя совершенно одной в пустой комнате, куда бы через открытые настежь окна проникали теплые солнечные лучи. На ней бы была удобная гражданская одежда.

Было бы здорово все это хотя бы просто представить. Вот только, воображение у Леонхарт плохое. Даже после всех интересных и, порой, невероятных книжек она все так же далека от фантазий.

Может, у нее просто одной совсем не получалось мечтать. Энни вспомнила, как рядом с Армином она забывалась обо всем и действительно думала, что время с ним самое настоящее, и суровой реальности вообще не существует.

Она не видела Армина уже почти месяц. Райнер, однажды выбравшийся к ней в Стохес, с удивительной любезностью сообщил, что Арлерт в порядке и не думает больше о ней. Энни обрадовалась его словам.

Она потом спросила об Эрене, зачем-то поинтересовавшись еще и его делами. Райнер не удивился этому и живо рассказал о нем, еще о суке Аккерман и о других ребятах; добавил еще, как гордится ими всеми и напоследок рассказал парочку забавных историй. Браун все такой же сумасшедший.

Недавно Энни снился родной дом. Она была на кухне, на которой отец готовил что-то вкусное; запах, по крайней мере, был просто божественный.

Энни казалось, что она стала еще ниже, чем обычно. Леонхарт перевела взгляд вниз, заметив на себе юбку, а немного после поняла, что это платье. Светло-голубое, легкое и воздушное. Во сне оно Энни правда нравилось.

Папа пригласил ее за стол, говоря, что ей уже пора ужинать. Энни села прямо в центр, в нетерпении хватая в одну руку вилку, в другую — нож, раскачивая быстро ножками, не достающими до пола и ожидая еды. Пахло очень-очень вкусно.

Перед ней поставили большую тарелку, накрытую крышкой. Энни удивленно подняла брови, непонимающе смотря на отца, который только попросил ее поторопиться. Дальше у них обоих были какие-то важные дела.

Леонхарт беззаботно пожала хрупкими худыми плечиками, хватая крышку и удивлясь тому, какая она тяжелая. Она не удержала ее в руках, уронив на пол. Та с громким мерзким грохотом приземлилась.

Еда на ее тарелке была более мерзкой. Размером с червей, множество людей были собраны вместе, наполовину перемолотые и перемешанные в кашу. Ярко-красную и сильно пахнущую ржавчиной.

Энни точно не помнит, что было потом. Вроде бы она громко заплакала и попросила отца убрать это от нее. Он, вроде, посыпал еще овсяными хлопьями сверху, строго говоря, что это полезно и он о ней только заботится.

Дальше, платье на ней буквально растаяло, и на ногах появились белые штаны с очень грубой тканью. Потом, к ним потянулись одни лишь руки и начала напутывать сверху кожаные ремни. Светлая девочка все плакала и просила вернуть ей прежнее красивое платье.

Отец сердился и возмущался тому, какая непослушная у него дочь. Говорил о воинах и всей родной Марлии в целом. Эхом пронеслись слова Армина о заботе, что он когда-то дал, а дальше зачирикала птичка.

Леонхарт распахнула глаза, понимая, что погружается в этот кошмар снова.

Он слишком яркий. Слишком страшный. Слишком настоящий.

Ирак рядом даже обеспокоенно поинтересовался, все ли с ней хорошо. Энни не скрыто буркнула о том, что плохо спала.

— Ты знаешь, малышка, — наглость в его голосе превышала все допустимые пределы, — тебе нужен кто-нибудь, с кем спать будет никогда не страшно.

Энни утвердительно кивнула ему головой, чем только сбила парня с толку.

— Ты говоришь дельные вещи, Ирак, — спокойно поддержала блондинка, — у меня такого человека только больше никогда не будет.

Уверенность вернулась к парню. Даже чересчур.

Он подошел к Энни, бесцеремонно разводя ее ноги в сторону и вставая между ними. Энни откинулась на локтях назад, когда он подался вперед к ее лицу, желая, наверно, проговорить это в самые губы:

— Я всегда к твоим услугам, если тебе вдруг станет страшно, Энни.

— Я даже понятия не имею, чем вообще тебе нравлюсь, — сказала Леонхарт, всматриваясь в бесстыжие зеленые глаза. Они недобро сверкали.

— Как чем? — по-настоящему удивленно спросил блондин, пытаясь погладить Энни по щеке. Та всем своим видом ясно намекнула, что ему не стоит этого делать, и парень поспешно одернул руку, но бесстрашно продолжил, — Ты же душка, Леонхарт. Такая холодная и соблазнительная душка.

Энни подумала, что в другой обстановке и сказанные другим человеком, эти слова бы ей даже понравились. Леонхарт правда любила, когда упоминали о ее холодности. Она до сих пор скучала по своему кадетскому прозвищу.

Ирак, все еще стоя между ее ног, приблизился еще ближе. Стой они у стены, он бы уже впечатал Энни в стенку, но в нынешней ситуации она хоть могла отползти по столу подальше.

Правда, не делала этого. Энни никогда не волновало происходящее вокруг, но даже она никогда не думала, что когда-нибудь все дойдет до такого.

Почему-то именно сейчас ей не хотелось двигаться, когда Ирак начал одной рукой поглаживать ее бедро, а другой потянулся к талии. Он просунул ей руку под толстовку и медленно повел по спине. Хотел, наверно, добраться до лопаток, но, наткнувшись на завязанный угол повязки на груди, остановился так.

Он не скрывал похабной улыбки, смотря в леденые глаза Леонхарт. Девушка вдруг пальчиком очертила у него на щеке, кажется, сердечко. Блондин только больше разулыбался.

— Пойдем ко мне? — прямо предложил парень, не желавший больше тянуть кота за хвост. Леонхарт молчала, но ей и не нужно было ничего говорить; полное отсутствие сопротивления к откровенным действиям Ирака говорили все за нее.