— Серьезно, мужик, как, как ты это сделал?! — не переставал спрашивать Конни. Уж отбой давно был, но в казарме никто не спал. Вокруг кровати Армина собрались все парни, а ему самому только не хватало импровизированного трона из подушек. Учитывая, с каким только восхищением они на него смотрели.

— Не знаю я… — все также не переставал отвечать Армин. Не хотелось говорить правду. Не хотелось уже обсуждать эту тему вообще.

Эрен, похоже, был того же мнения, веля ребятам прекратить докапываться до него. А делал он сам это только затем, чтобы потом в одиночку домогаться до Арлерта.

Лучше бы Армин этого не делал. Серьезно. Так паршиво он еще никогда себя не чувствовал.

Микаса по секрету за ужином шепнула ему, что Энни ходила в медпункт, наверно, от того, что он сильно пнул ее в живот.

И показала большой палец вверх.

Пиздец.

Простите дед, родители и все ребята, которых сейчас он все-таки послал. Армин забыл уже о том, что ему только тринадцать, потому что солдатская жизнь велит забыть и не такое.

Армин всегда был начитанным парнем и читал, в основном, умные книги — больше всего о биологии. Он знал достаточно много о человеском организме еще до лекций здесь, но сегодня из всех его познаний выбивалось только одно предложение из какого-то старого учебника о том, что женщин в живот бить нельзя.

У них там это… как это… ежемесячно льется кровь.

Вслух не произносят, откуда именно!

И детей они рожают. Живот у них растет…

Если коротко, живот — это важная часть женского организма.

И он ударил ее, блять, в живот!!!

А что если теперь Энни не сможет иметь из-за него детей? Или у нее перестанут появляться эти… выделения?

Птьфу ты, лучше не думать о всяких выделениях. Лучше думать просто о детях. Они же вылезают из живота, правильно?

На утро, когда проснется Жан, Армин обязательно спросит его, откуда именно. Жан самый посвященный во всех неприличных делах. Армин с ним и повзрослел на пару лет сразу.

На дворе была ночь. Дружный мужской храп изредка перебивался уханьем сов и размышлениями Армина вслух о том, какое оно ничтожество.

— Хорош, Армин, — донесся шепот откуда-то сверху, — Перестань уже корить себя.

— Ты не понимаешь, Эрен. Я же ударил ее прям в живот… Это не только было больно, но и просто с человеческой стороны мерзко. Видел бы ты, каким взглядом меня оградил Шадис… Лучше бы он просто прирезал меня, а не отправил набегать круги…

— Я не понимаю, Армин, — голова Эрена резко свесилась возле Армина. Он вздрогнул, — ты сейчас жалеешь себя, или ее?

— Я…

— На наших тренировках я тоже ее бил. Да и остальных девочек тоже постоянно бьют. Они не жалуются. Это их долг, — Йегер уже говорил серьезно. Так серьезно, будто познал весь смысл солдатской службы. От Райнера понабрался…

— Да, Эрен, — лишь вздохнул Арлерт, — но это не отменяет того факта, что я, все-таки, мужчина и мне неприятно от того, что я сделал.

Эрен ничего ему не ответил. Он же тоже, все-таки, не баба…

Армин так и не смог заснуть. Заснешь тут, мать твою…

Хотелось просто прогуляться. По темноте и в полной тишине. Это бы точно сопровождалось очередными неприятными размышлениями, но все равно было лучше тупым лежанием всю ночь и попыткой заснуть. Заснуть было невозможно.

Уже пару раз Армин видел, как Жан, Райнер и Бертольд передавали друг другу какие-то длинные трубочки. Он думал, что это, может быть, какие-то конфеты, но однажды Эрен его просветил. Да, ему и в голову не пришло бы, что это самодельные папиросы. Табак.

Ребята тут же поднялись еще больше в глазах Арлерта. Они уже курили и были такими взрослыми. Армин тоже захотел попробовать, но Эрен дал ему подзатыльник. Было больно.

Потом Армин подошел к Райнеру и попросил у него. Он тоже дал ему подзатыльник. Очень больно.

Конни сказал однажды, когда они свободно разговарились, что тоже пробовал.

И он пробовал!

— И как на вкус? — тут же оживленно спросил его Армин. Конни был ниже его по росту, но в глазах вырос ого-го как!

— Дерьмо, — скривился Спрингер, покачав отрицательно головой на все воодушевление блондина.

— Как это? — удивленно распахнул большие глаза парень, — А почему тогда люди курят?

— Хах, а ты думал, что это на вкус как яблоки или конфеты? — заржал Конни. Затем он вмиг успокоился и посмотрел на Арлерта с самым серьезным выражением лица, на которое только был способен, — Табак курят, чтобы подчеркнуть свой возраст, мужик. Свою крутость! И еще, я слышал, что он как-то привлекает девочек. Ну, — лысый поиграл бровями, — ты понимаешь, — и подмигнул.

Ох. Армин неоднократно подмечал, что чувствует себя таким взрослым во многом благодаря своим друзьям. Как тут оставатьсям мелким дурачком, когда такие крутые ребята делают и рассказывают о таких взрослых и крутых делах прямо перед твоим носом?

Когда Райнер однажды шутливо спросил его, какой у Энни размер груди, Армин чуть под землю не провалился.

— Да, конечно, понимаю, — бодро закивал головой Армин, стараясь не краснеть. Конни хохотнул.

Чертов Конни! Он сам всего лишь на три-четыре месяца старше его, а строит из себя уже пятнадцатилетнего Райнера!

— А табак… — вернулся к прежней теме Армин. Конни громко откусил кусок неизвестно откуда взявшегося яблока, — Как думаешь, где его можно достать?

— Хочешь попробовать? — спросил Конни. Армин кивнул, что там скрывать, — Даже не знаю, чувак. У Райнера просить не вариант, он же наш второй папаша, знаешь — еще и пинка вдогонку даст. Бертольд уже третий, но хоть бить, наверно, не будет. В общем, те еще пидоры.

Как-то тот же Жан объяснил Армину значение этого слова. Лучше бы не объяснял. По моему, хуже оскорбления для нормального парня и придумать нельзя. Но ребята находили это смешным без какого-либо скрытого подтекста.

Ну а, Армин, как всегда слишком подозрительный и воспринимает все близко к сердцу.

— А Жан?

— Жан то? Он то даст, — Спрингер откусил, кажется, пол яблока за раз, — вот только будешь ему за это что-то должен. А этот говнюк ничего простого взамен не попросит. Знаешь же ты его.

— Да… — обреченно вздохнул Арлерт, — Но курить-то хочется.

Конни ничего не ответил. Он сменил тему на разговор о Саше и на то, как она ему нравится, но Армин уже почти не слушал.

Армин вылез из-под одеяла, опускаясь босыми ногами на пол. Пока парень одевался, на соседней койке Бертольт что-то пробормотал во сне, принял очередную немыслимую позу и засопел.

Холодно будет. Лучше сразу куртку накинуть.

В казарме было очень темно и, пока Армин искал куртку кого-то из взрослой тройки, парень молил, чтобы никто не проснулся. Не хватало еще, чтобы его здесь поймали за воровством.

Но это было весьма безобидное воровство. Одна папироска никому никуда не упреться. Их вон, видно, только у одного Жана целая куча! Не пересчитывают же они еще их, в конце концов.

На улице действительно было прохладно. Армин кутался в куртку, позволяя себе мысленно ругаться на того человека, который придумал их делать без застежек. Руки дрожали от холода, и он чуть не раздавил папироску, сжав моментом ее слишком сильно.

Далеко ходить не надо было. Арлерт нарезал пару кругов вокруг казармы с многострадальческим выражением лица и упал в итоге на скамейку.

В одной руке — коробок спичек. В другой — пропуск во взрослую жизнь. А Энни, интересно, правда любит курящих мужчин?

Первая затяжка далась с трудом. Армин отозвался громким кашлем и заткнул нос от неприятного запаха. Очень неприятный запах.

Он сделал вторую. Он же солдат! Как он будет убивать титанов, если даже не способен нормально покурить?

Никто в его окружении никогда не курил. Ни родители, ни дедушка. Родители Эрена тоже не курили, во всяком случае, он не видел. Но раз Жан говорит, что все взрослые курят, значит они просто скрывались. Жан уже взрослый, и он точно знает.

Третья затяжка пошла неожиданно хорошо. Он уже не кашлял, лишь морщил нос от запах и щурил глаза от дыма. Неприятные дополнения, конечно. Но кто сказал, что быть взрослым легко?