Раньше, слыша выражение «холостяцкая берлога», я не совсем понимала, что оно означает, но, увидев жильё Учихи, сразу поняла — это она. В комнате не было ничего лишнего, всё строго необходимое: двухместный диван, рядом с ним — небольшой книжный шкаф, напротив — комод. Возле большого окна, по которому барабанили дождевые капли, стоял письменный стол, а на нем покоились ноутбук и настольная лампа. За всей этой скромностью обстановка показалась мне поистине спартанской. Вокруг царил идеальный порядок (не чета тому, что я однажды застала у Дейдары), но при этом в помещении чего-то не хватало. Оно было безликим, как будто бы ничьим, словно и не ждало хозяина домой. Просто жилье, которое предоставляет ночлег, не более, и от этого на душе стало как-то холодно и тоскливо.

— Ты давно здесь живешь? — прервала я затянувшееся молчание. Может, и не стоило его прерывать, но я, право, понятия не имею, как нужно себя вести, когда учитель приводит тебя к себе домой, потому что деть больше было некуда.

Только и успела подумать, что с меня капает как с гигантской швабры, как на плечи легло что-то большое и пушистое. Этим чем-то оказалось синее махровое полотенце, в которое я тут же укуталась, ощущая спасительное тепло на охлажденном от влаги теле.

— Может, полгода, — пожал плечами Итачи. Он что-то искал в ящиках комода, и я только сейчас заметила, как рельефно и небрежно мокрая футболка подчеркивает его красивое тело. У этого парня действительно было, чем залюбоваться, но мне вдруг стало страшно неловко на него смотреть, и я поспешила отвести взгляд. — Прости, халатов для гостей у меня нет, — вновь заговорил он, — но я могу дать что-нибудь из своего, если тебя это не смутит.

— Да, не откажусь, — без промедления отозвалась я. «Смутит». Хм. Меня вряд ли что-то смутило бы, даже если бы он предоставил мне костюм баклажана с маскарадной вечеринки. Лишь бы он был сухим.

Вручив мне аккуратно сложенные и, судя по всему, идеально выглаженные футболку и шорты, Учиха по-джентельменски уступил мне ванную. «Там тебе будет проще привести себя в порядок», — справедливо заметил он, а я спорить не стала и поспешила скрыться. Ему явно самому не терпелось избавиться от мокрой одежды.

Оказавшись в одиночестве и в непосредственной близости с зеркалом, я ужаснулась: от дождя вся косметика смылась, оставив на лице смачные серо-черные разводы. Боже… У Итачи просто фантастическое самообладание, раз он ничем не выдал, что выглядела я ни то пугающе, ни то смехотворно. Вода и мыло сделали своё дело, и больше Джокер на меня с отражения не смотрел. Он превратился в привычную мне рыжую девчонку. Правда сегодня у неё был крайне вымученный вид, что не удивительно.

Аккуратно повесив платье сушиться на веревке, протянутой над ванной, я переоделась в то, что мне предоставил сэнсэй. Конечно, размерчик был совсем не мой. Благо, шорты были с завязками, и я потуже затянула их на талии, чтобы не спадали. Футболка и вовсе смотрелась нелепо со своими рукавами, заканчивающимися на уровне локтей, из-за того, что плечи были не на месте, но выбирать не приходилось.

— Я выхожу? — спросила я из-за двери, чтобы, не приведи господь, не застать Учиху в чем мать родила (ну кто ж знает, насколько быстро он переодевается), и, получив приглушенное «добро», вернулась в уже знакомую комнату. Итачи в ней не оказалось.

Парня я застала на кухне. Поставив кипятиться электрический чайник, он взглянул на меня и едва заметно улыбнулся.

— А тебе идет.

Дежавю.

— А тебе идет, м, — улыбался Дейдара, кутая меня в свою толстовку, а я виновато поджимала губы. Теперь он замерзнет из-за моей недальновидности.

Я так торопилась к нему, что совершенно не учла, насколько холодно мне будет в одном свитере, если Тсукури предложит прогуляться после кино в этот осенний вечер. Так и случилось, а я, как всякая влюбленная девчонка, просто не смогла отказать себе в удовольствии побыть с объектом обожания еще хоть чуточку.

— Я же в ней утонула, — возразила я, на манер грустного клоуна поднимая руки. Из-за чересчур длинных рукавов было видно лишь кончики пальцев.

Он снова улыбнулся, и на его щеках появились небольшие ямочки. Именно за эти ямочки я особенно любила эту улыбку, и она, к моему удовольствию, не сходила с его лица весь вечер. Наверное, потому, что мы впервые пошли на то, что величалось страшным словом «свидание».

— Мне нравится видеть тебя в своей одежде.

— И почему же? — хитро прищурилась я, предчувствуя ответ, который вряд ли впишется в рамки дружбы. И я не ошиблась.

Дей вдруг стал необычайно серьезным и притянул меня к себе за талию, пристально глядя мне прямо в глаза. От его взгляда и близости тела я забыла, как дышать, и жар загулял под кожей, хотя всего минуту назад меня трясло от холода.

— Потому что так мне начинает казаться, что ты становишься ко мне ближе, — прошептал он, и я ощутила на лице его теплое дыхание.

— Куда уж ближе? — так же шепотом спросила я, намекая на то, что блондин и без того прижал меня к себе вплотную. В ответ Тсукури загадочно улыбнулся.

— Есть куда.

Переместив руки мне на шею он медленно приблизился к моим губам и осторожно коснулся их своими. Легко, невесомо, почти целомудренно. И тогда все барьеры рухнули. Опомниться не успела, как мы уже жадно, до нехватки воздуха, целовались среди деревьев в парке. Целый мир вокруг остановился, словно в нем были только мы вдвоем.

— Я что-то не то сказал?

— А? — рассеяно отозвалась я. Итачи внимательно смотрел на меня, всё еще стоявшую в дверях кухни и, очевидно, сохранявшую молчание слишком долго. — А! Да нет! — ответила я, бодро встрепенувшись, и неловко улыбнулась, чтобы скрыть своё смятение: — Извини, задумалась.

Учиха выглядел несколько озадаченным, но, видимо, счел, что выяснять, что меня так унесло за пределы реальности, не стоит, и сменил тему.

— Ты голодная?

— Кусок в горло не лезет, — честно призналась я, усаживаясь за стол. — Но вот выпить что-нибудь горячее я бы не отказалась.

Словно расслышав мои слова, чайник весело затарахтел, оповещая, что свою работу он выполнил на ура, и отключился.

— Кофе не предлагаю, у меня только чай, — предупредил Итачи, на что я согласно кивнула.

Грея руки об обжигающую кружку, я наблюдала, как белой полупрозрачной дымкой из неё поднимается пар. Сэнсэй сидел напротив и молчал. Он тоже не спешил набрасываться на горячий напиток. Складывалось впечатление, что мы затеяли эти посиделки просто потому, что так положено. Этого требовала ситуация, правила приличия, если хотите. Не угости Учиха меня чем-нибудь таким домашним и нейтральным, и моё присутствие у него стало бы неловким. Я была бы не просто гостем, свалившимся, как снег на голову, а еще и совершенно нежеланным, которого лучше сразу же отправить спать и вытолкать, как только начнут ходить первые автобусы.

Наконец, решившись отпить из чашки, я поднесла её к губам и сделала маленький глоток. Мягкий, чуть сладковатый вкус и ягодно-молочный аромат. Меня посетило странное чувство диссонанса: такой чай в моём понимании был слишком… женским, и он совершенно не вписывался в образ жизни Итачи, который я уже успела нарисовать себе, увидев его комнату. То ли я зануда, то ли придира. Ну любит сэнсэй заваривать необычные напитки — что такого-то?

— Вкусный чай. Мама как-то привозила похожий из Китая, — неожиданно даже для самой себя заговорила я, ставя кружку на стол. — Он был в красивой красной коробке, и теперь мы храним в ней специи.

Что за чушь я несу? И, главное, зачем? Неужто меня и впрямь так угнетает молчание?

— У наших матерей схожие вкусы. Мне его моя вручила, когда я был у неё в гостях в последний раз, — подхватил Учиха, и я едва не испустила выдох облегчения. Похоже, что разговор склеивается.

Это очень было похоже на ту Микото-сан, что я помнила. Не часто мне доводилось бывать у соседей, но, всякий раз, когда такое случалось, в доме Учих витали уют, чистота и большое внимание к деталям. Да, и к чаям тоже. Стыдно признавать, но даже у нас с мамой, двух женщин, живущих под одной крышей, до такой атмосферы всегда было далеко. Микото-сан же неизменно выглядела опрятно, каждое её движение было грациозным, плавным. Прямо как у гейш, передачи про которых я обожала смотреть в детстве по воскресениям. Меня восхищали их красота, грация, ум и женственность, и эти же качества я видела в хозяйке дома Учиха. Однажды я с детской непосредственностью призналась ей в этом и, конечно же, сослалась на свою любимую «авторитетную» программу. Тогда Микото-сан весело рассмеялась, чуть ли не до слёз, и как-то совсем по-матерински стиснула меня в объятиях. Думаю, ей были приятны мои восторженные дифирамбы.