Дополнительное домашнее задание? Особый надзор? Хуже не придумаешь.

— Время — может быть, а вот шансы на успех стремятся к нулю, — только и выдавила я. Ну, а что тут еще скажешь. В лотереях мне не везет, а иначе, чем на удачу, буквы я отметить не смогу. — Я могу идти?

Не дождавшись ответа, я поднялась с места и принялась заталкивать в сумку пенал. Тот словно стал в два раза больше и не желал пихаться в привычное отделение, отчего мне очень хотелось чертыхнуться, но я лишь трясла свою поклажу, чтобы в неё всё утрамбовалось. Ох уж эти женские аксессуары.

— Нами. — Я замерла. Итачи впервые назвал меня по имени с тех пор, как стал учителем. Хигураши — исключительно так он ко мне обращался. — Скажи… Ты меня избегаешь?

Вопрос не в бровь, а в глаз, и от него меня бросило в холодный пот. Я не ожидала, что Учиха окажется столь прямолинеен. Мой настороженный взгляд устремился на него. Сэнсэй больше не проверял свои листочки, и всё его внимание было приковано к моей персоне, отчего стало совсем не по себе. Я должна была реагировать на столь очевидное замечание быстро, но оно буквально выбило у меня почву из-под ног, и ответить я смогла лишь через несколько до невозможности тихих секунд.

— Что?! Нет! — неловко улыбаюсь и отмахиваюсь. У меня всегда был такой противный писклявый голос? Учиха чуть склонил голову набок и выжидающе посмотрел на меня. Не поверил… — С чего вы взяли?

С чего он взял? Сейчас, не дай боже, тебе припомнят все разы, как ты изображала предмет мебели, когда Итачи проходил мимо.

— Хотя бы с того, — ответил сэнсэй, — что прошло две недели с начала учебного года, а мне впервые удалось обменяться с тобой более, чем парой слов, — и он не преувеличивал. Так и есть.

Между нами повисло молчание. Ноги вдруг одеревенели, и я прислонилась к парте, чтобы удержать равновесие. Похоже, что уйти, как ни в чем ни бывало, уже не получится.

— Слушай, я не собираюсь тебя пугать и навязывать своё общение, — снова заговорил Итачи, голос его звучал успокаивающе, без единого намёка на обиду или раздражение, — но…

Что-то внутри меня взбунтовалось, и мне стало тесно находиться с ним в одной комнате. Захотелось немедленно убраться прочь, и попытку Учихи завязать беседу на доверительной волне я ошибочно приняла за предоставление свободы выбора.

— Что ж, хорошо, — откликнулась я, поправляя на плече сумку и устремляясь к выходу. Достаточно с меня на сегодня нравоучений и разборов полётов. — Тогда всего доброго, сэнсэй.

Я намеренно выделила последнее слово. Оно — как стена, которая ловко воздвигается между нами, напоминая о всех условностях и границах. Неважно, что было раньше. Важно, что теперь. Я — ученица, а он — учитель, и любое нарушение этой закономерности будет непристойным. Так я думала, и так должно было быть. Но то, что произошло дальше, совершенно поломало мои планы.

— Не веди себя, как ребенок. — Я замерла, так и не дойдя до двери и не обернувшись. Почему я остановилась? Меня задели его слова? Захотелось доказать, что он не прав? — Ты и сама знаешь, что нам есть, что обсудить. — Звук ножек стула, с жалобным стоном царапнувших пол, противно коснулся ушей. — Ну так что? — слышу позади меня размеренные шаги. — Ты и впрямь так торопишься? — голос прозвучал совсем близко. Похоже, он остановился в паре шагов.

Закрыв глаза, я тяжело вздохнула. Моё поведение — чудовищно. Итачи не заслужил такого отношения. Не заслужил, чтобы я огрызалась и сбегала. Только не он. Он помог мне, когда рядом никого не оказалось, без сомнений подставил плечо. И, уж тем более, он совсем не виноват, что тогда стал свидетелем моего личного дна.

По всем законам драм в тот день должен был лить дождь, от которого не видно слез, пряди волос виснут сосульками, и одежда, мокрая насквозь, бесформенно липнет к телу. Но его не было. Вопреки ожиданиям, вселенной было плевать на то дерьмо, что происходило в театре моей жизни, и всё шло своим чередом. Даже наоборот — всё было прекрасно. Замечательный теплый летний вечер с ясным небом и полнейшим безветрием. Одна улица сменялась другой, десятки незнакомых лиц проносились мимо, но я не отдавала себе отчета, куда иду и зачем.

Я не помнила, как стемнело, как перелезла через хлипкое ограждение пешеходного моста. Я даже не помнила, как убежала из школы, но между делом вспышками сознания понимала, что забыла забрать из класса сумку, в которой наверняка трещал не первый час мобильник. В груди царила щемящая пустота, и голова раскалывалась, отяжелевшая от многочасовых рыданий.

Я не наклонялась сильно, цепляясь руками за перила за спиной, и вовсе не собиралась прыгать вниз, как могло бы показаться со стороны. Мне нравилось наблюдать, как вода огибает тяжелые опоры моста, и какой чернотой она мерцает, отражая небо. Хотя, признаюсь: мысль, что решись я сделать шаг вперед, и меня мало кто хватится, приносила мне странное чувство спокойствия и умиротворения. Просто нравилось думать, что мне удалось понять, какую роль я занимаю в этом мире — да никакую. Никто бы и не заметил, если бы я исчезла в темных водах.

Вокруг было тихо. Слишком тихо. Однако, когда я услышала весело гогочущую компанию, я даже не вздрогнула. В любой другой день я бы струсила и поспешила найти людное место, но тогда было плевать. Смех и веселые переговоры приближались, а я и ухом не вела в их сторону. Все звуки резко оборвались. Не трудно было догадаться, почему.

— Эй! — Я смутно понимала, что обращаются ко мне, но не реагировала. — Что вы де… — Голос показался мне знакомым, и лишь это заставило меня обернуться. — Нами?!

«Саске», — подумала я, но мозаика не сложилась. Уставшее сознание выхватывало всё новые и новые отличия. Это был не он, хотя я узнавала эту черную смоль волос и широко распахнутые не то в ужасе, не то в удивлении обсидиановые глаза на бледном лице. Кажется, он что-то спросил, но я не услышала.

— Итачи-сан, — наконец, узнала я его, испытав непонятную детскую радость от решенной загадки, и с губ само сорвалось его имя.

Следующие, что я помню, это как он быстро оказался рядом и, стиснув меня до боли в ребрах и вырывающегося воздуха из легких, с силой потянул назад, от чего с созерцанием воды мне пришлось распрощаться.

— Простите, — мой голос показался мне чересчур тихим, но, уверена, Учиха меня слышал. — Я просто хотела бы всё забыть. Сейчас всё хорошо. Ни к чему ворошить прошлое.

Секунды, что он молчал, показались мне вечностью. Только тогда я заметила, насколько громко тикают часы над доской. Почти так же шумно раскачивался маятник метронома, который стоял в кабинете музыки в начальной школе, и мне нравилось наблюдать, как раз за разом он отмеряет нужный ритм. Тик-так… Тик-так…

— До свидания, Хигураши. — Сталь и холод.

Сердце замерло. Смертельно захотелось обернуться, но я этого не сделала. Глаза защипало от подступающих слез, и я вылетела из кабинета. «Хигураши». Никогда бы не подумала, что моя фамилия может бить не хуже пощечины.

Я же сама хотела, чтобы разговор не состоялся. Сама сделала всё, чтобы огородиться от него. Отчего же тогда стало так обидно? Может от того, что я ждала, что он не станет играть по моим правилам?

— Ну… Мы опаздываем, — парнишка с темными, торчащими во все стороны волосами рассеяно улыбался, поглядывая на меня, а я старалась этого не замечать, разглядывая асфальт. — Ты идешь?

Итачи крепко держал меня за руку, как будто я собиралась сбежать. Ничего такого в мыслях и в помине не было, я прибывала в полной прострации, и даже не пыталась оправдать свою выходку, больше походившую на самоубийство.

— Нет, идите без меня, — ответил Итачи, и, когда его приятели отошли достаточно далеко, заглянул мне прямо в глаза и обреченно вздохнул: — Пошли, экстремалка-полуночница. Расскажешь, какая муха тебя укусила.

========== Глава 6. Будни ==========