— Доброе утро, Сандор.
— Доброе утро, миледи — ответил он не оборачиваясь.
— Спасибо вам — я выспалась впервые за очень долгое время.
— И тебе спасибо — тут он уже обернулся — спать в мягкой и чистой постели всяко лучше, чем в общем зале на скамье, где храпят и пердят сотни мужиков.
— В таком случае, эта постель ваша — быстро ответила она. И посмотрела ему прямо в глаза — спокойно, не краснея.
— Не боитесь, что ваши слова поймут неверно?
— Вы — нет.
— Ну и зря.
— Одно мое слово — и моя сестра убьет вас во сне.
— Хорошая ложь — он оскалился — Но ты забыла, что я ее знаю. Ты не приказываешь своей сестре, Санса. В любом случае — спасибо за предложение. Я подумаю. А сейчас мне пора.
— Подождите…
— Что — не хочешь, чтобы меня кто-нибудь увидел?
— Нет, мне это все равно. О моей невинности переживать в любом случае переживать уже поздно. — Ее изменившийся голос не укрылся от него, но он подавил порыв остаться, разговорить ее, вытянуть из нее все то, что она носила в себе — нет, сейчас точно не время. Поэтому он просто оделся и вышел.
Случайно или нет, но коридор оказался пуст. Он шел в задумчивости, и, должно быть, поэтому едва успел заметить серую тень сбоку, а миг спустя ему под ребра уперлось острие клинка.
— Что, пришла закончить начатое? Вычеркнуть еще одно имя из твоего списка?
— Тебя в нем больше нет. И списка больше нет.
— Надо же. Тогда какого хрена тебе от меня надо, волчонок?
Клинок сильнее вдавился в тело.
— Если ты причинишь моей сестре боль, я тебя убью.
— Я что, похож на того, кто может причинить боль твоей сестре?
— Именно.
Арья исчезла так же быстро и незаметно, как появилась, а Клиган, ощутив вдруг сильнейший голод, ускорил шаги в сторону большого зала. Боль — как же. Да она сама кому хочешь боль причинит. И ему — в первую очередь.
========== 4. ==========
VII. Кто чего хочет
В жизни Сансы наступило странное время — ее жизнь как будто раздвоилась. Днем она была все той же хозяйкой Винтерфелла в глухом платье, несущей на своих плечах весь груз ежедневных забот. Ночью, сбросив одежду, она словно сбрасывала броню, и из нее вырывалось на волю слабое дрожащее существо, которое цеплялось за каждую кроху тепла и защиты, что давал ей огромный угрюмый уродливый мужчина, годившийся ей в отцы. Каждый вечер он приходил, и каждое утро уходил, оставляя после себя смятые простыни и ощущение тепла там, где их тела соприкасались во сне.
Она теперь крепко спала, забыла о вине по вечерам и хотела только одного — чтобы это не кончалось. Чего хотел он — она не знала и не спрашивала. Но чем дальше, тем сильнее ее мучила тревога. Санса не боялась, что кто-нибудь обнаружит их и разболтает, не боялась сплетен и осуждения. Она боялась… Сама не знала, чего. Может его молчаливости, а может того, что он вел себя не так, как другие мужчины. Если бы он попытался нарушить их негласный уговор или стал бы ее домогаться, она бы знала, что делать — но в том-то и дело, что он не пытался. Какими бы тесными ни были их случайные объятия утром, он неизменно одевался и уходил, делая вид, что ничего не замечает — или и правда не замечал.
Каждый вечер Санса давала себе зарок поговорить с ним — и каждое утро на нее нападала немота. Она злилась на себя — ведет себя как глупая изнеженная девочка — но ничего не могла поделать. А война все ближе — скоро они выступят, он уйдет, и ей останутся только бесконечные вопросы и холодная постель. «Чего ты хочешь, Санса?» — строгим насмешливым голосом Арьи спрашивала она сама себя. Ответа не было. Открыться и посоветоваться — но с кем? С той же Арьей? Смешно. С Бриенной? Нет, она не будет смущать честную, прямолинейную и неопытную леди-рыцаря. С королевой? С ней Санса так и не сблизилась. С Браном? От этой мысли ее передернуло. Выходило, что только с ним самим.
Случай представился скорее, чем она ожидала. Очередным утром, когда он проснулся, осторожно вытащил свою руку из-под ее головы и отодвинулся, Санса тоже проснулась — и, против обыкновения, положила руку ему на локоть. Сандор обернулся и вопросительно взглянул на нее, но ничего не сказал. Санса тоже молчала, вглядываясь в его лицо, точно ища в нем что-то. Он двинулся, точно собираясь уйти, но потом вздохнул и сел на постели лицом к ней, показывая, что готов слушать. Санса водила пальцем по смятой простыне, не зная, с чего начать. Наконец, решилась:
— Вам, наверное, все это кажется странным.
— Да.
— И все же вы продолжаете приходить.
— Как видишь.
— Почему?
Он снова вздохнул и посмотрел в сторону, а затем опять на нее, слегка склонив голову набок и нахмурясь.
— А почему ты предложила мне это? И почему именно мне?
— Я не знаю — почти прошептала Санса. Говорить правду, открываться было мучительно, но она продолжила. — Я правда не знаю… Сандор. Все спрашиваю себя — но ответа нет. Возможно я не узнаю никогда, и, умирая, буду все так же спрашивать себя. Знаю одно — без вас мне плохо. А с вами я становлюсь как будто сильнее.
— Разве ты слабая? — Он вдруг наклонился и уверенным жестом взял ее за подбородок, поднимая ее лицо кверху. — Я знаю, что ты сделала со своим ублюдочным муженьком.
Санса вывернулась и снова опустила голову.
— Я не хочу говорить об этом — голос звучал глухо.
— Хорошо. Но я хочу знать, чего ты хочешь от меня.
Она молча покачала головой.
— Я приду к тебе снова, когда ты будешь знать ответ. — С этими словами он встал с кровати.
Вот тут она испугалась, страх накатил на нее неожиданно и резко, как волна холодной воды.
— Нет, не уходите. Если вы хотите меня, то…
Он развернулся и снова наклонился над ней — теперь в его взгляде не было ни капли равнодушия. Наоборот, его темные глаза горели огнем.
— Лучше я скажу, чего не хочу — чтобы ты продавала себя и делала что-то против своей воли. Не унижай себя этими играми, Пташка. Я приду сегодня — и буду приходить каждую ночь. Но и ты мне кое-что пообещай. Я хочу, чтобы ты была честной со мной. Не хочешь говорить правду — молчи. Но никакой лжи.
VIII. И кто чего не хочет
Первые несколько дней Клигану было даже весело, еще бы, такое развлечение в однообразной, и одновременно полной напряженного ожидания гарнизонной жизни — но потом стало не до смеха. Разумеется, он пришел тем же вечером, про себя слегка посмеиваясь над собственными же опасениями, что его все-таки кто-нибудь увидит. И правда смешно — после всего, что было в его жизни, бояться быть найденным в женской постели. Ритуал изо дня в день оставался неизменным. Он стучал, ему открывали, приветствуя в лучшем случае кивком, затем они оба раздевались и ложились с краев огромного ложа, не касаясь друг друга. Но утра были другими: каждый раз они просыпались в объятиях друг друга, все более тесных. То он находил ее голову на своей груди, а волосы щекотали рот и нос, то ее ногу — на своем бедре или свою руку — на ее груди. Как правило, он просыпался первым и начинал одеваться, вслед за ним просыпалась Санса в одной сорочке провожала его до двери, они так же молча кивали друг другу и расставались до вечера. Днем каждый был занят своим делом и своими мыслями, но его мысли все чаще останавливались на ней. Что, седьмое пекло, происходит — с ней, с ним, вообще? Долго так продолжаться не могло, он это знал — значит, придется все-таки вытрясти из нее хоть какую-то правду.