Олег лежал, оперевшись на ствол дерева, прижимая действующей рукой развороченный живот и не понимал, почему еще жив, вопреки всякому здравому смыслу организм отказывался погибать, этот мир не отпускал попаданца. Рана была, без сомнения, смертельной; даже не принимая в расчет болевой шок, с кровавой кашей вместо внутренних органов человек прожил бы пару секунд от силы, заталкивая внутрь собственные кишки, обычно на выживание уже не надеешься, подобное даже в прошлом технологическом мире с развитой медициной назвали бы безнадежным случаем. Оставалось всего одно объяснение происходящему — система; даже будучи выпотрошенным как куропатка с точки зрения игровой логики у него могли оставаться запасы жизненных сил — те самые хэпэ, и сейчас система спорила за его жизнь с реальностью, пока что одерживая верх. Все эти мысли пронеслись в голове, пока он рефлекторно пытался свести края рассеченной плоти, пережимая багряные потоки, заливающие покрасневшую землю, разум вопреки всему был чист и ясен, несмотря на невыносимую боль, терзающую его. Перед Сколотовым, подогнув ноги, опустился Вилка, подставляя спину, его намек был предельно ясен, осталось только решить, хочет ли Олег еще побарахтаться в этом аду. Сейчас мысль прекратить все страдания кардинальным образом не казалась настолько дикой или невозможной. Месяца за полтора он успел получить все разновидности ран, перетерпеть многие часы невыносимой боли, получить несколько психических травм, подсесть на наркотическое заклинание и сейчас если выживет, как пить дать обзаведется посттравматическим расстройством не хуже любого афганца. Разум все еще прикидывал варианты, а рука уже тянулась схватиться за твердый позвоночник нежити, его страх был все еще здесь, как всегда подталкивая своего хозяина под руку, неизвестность посмертия пугает сильнее любой, даже самой жалкой жизни. Смерть хуже любых травм или ранений, за ней нет никаких вариантов и не место надеждам на лучшее.
Незнамо как взгромоздившись на спину нежити, Сколотов зафиксировал свое положение, зажав поврежденную руку между костями и здоровой начал выводить активатор магии света. Никакая система не поможет выжить если он сам ничего не сделает, жизнь уходила из тела по капле, ясное осознание отведенного времени пульсировало в голове.
“Главное, не потерять сознание, иначе все будет зря, а впереди еще скачка на восставшем животном, вот и узнаем, способно ли живое существо пережить продолжительный контакт с источником некроэнергии”.
Саму поездку Олег помнил смутно, в голове отпечатались только упирающиеся в тело твердые кости, оставлявшие множество синяков при каждом скачке нежити, толчки от этих ударов терялись на фоне общего состояния, похоже, боль превысила какой то внутренний предел чувствительности, и все ощущения будто отрубило, вместо живых тканей остались пустые деревяшки, не способные передавать электрические сигналы наверх. Перед глазами все размазывалось в беспорядочное месиво красок уже на расстоянии вытянутой руки, очертания деревьев терялись, в какой-то момент обратившись раздражающим мельканием коричнево-зеленых полос. Сколотов упорно складывал последовательность активации базового исцеления и надеялся, что оно поможет, кроме рабочей руки, на которой сосредоточилось все внимание, остальные конечности лежали мертвым грузом, исполняя роль крючков, удерживающих его от падения. Голос не вернулся, все, на что осталось способно горло, — выталкивать кровавые сгустки, багровыми пузырями выступавшими на губах, изливаясь изо рта на пожелтевшие кости позвоночника некрооленя. Голова раскалывалась, как будто кто-то с упорством забивал в череп длинные гвозди, отмеряя ровно по сантиметру здоровой кости, вгоняя стальные шляпки ровными рядами резким ударом. Это ощущение с ядовитым туманом пробиралось внутрь, доходя до самой человеческой сущности, до глубин души: нашептывая, уговаривая, угрожая. Магия смерти терзала сознание не хуже, чем разбитое болью тело страдало от ран. Если бы он мог двигаться, то, не сомневаясь, спрыгнул бы на полном ходу, лишь бы все прекратилось, однако заклинания исцеления шли одно за одним, установка на их безостановочное создание работала как надо, и разум даже не связывал действие магии света со своей жизнью, иначе пораженное отчаянием сознание тут же прекратило бы каст. Скачка продолжалась целую вечность; до того момента, как Вилка остановился и скинул свою ношу на землю, по внутренним ощущениям, прошли долгие годы.
В сумерках наступающей ночи в грязи валялось недвижимое женское тело, как заведенное, одной рукой складывающее магические знаки. Время от времени его окутывало золотистое свечение разной интенсивности, вспыхивая и опадая по несколько раз в минуту, разбитый огрызок человека боролся за свою жизнь, боролся, несмотря ни на что. А рядом стояла верная нежить, оберегая свою хозяйку, которая была целью существования, и эта цель — все что было у неполноценного псевдоразума восставшего.
========== 8. Я и еще раз я в пути ==========
“Какой, интересно, уже по счету раз я прихожу в себя подобным образом?” — прикидывал Сколотов, проверяя целостность организма на следующее утро; целостность была частичной, истратив всю ману, получилось не отъехать в чистилище, а вот исцелиться — нет. Рядом с местом вынужденной ночевки обнаружилось несколько трупов недопсов, навестивших Вилку ночью, основательно потоптанные останки неудачников тонким слоем размазало по траве. Некромантия оказалась самым удачным выбором, несмотря на все сопутствующие магии смерти проблемы, пусть суммоны и были неказисты с виду, зато самые что ни на есть полезные: и монстров прибьют, и от заклинания прикроют, и погрызенную тушку вытащат, хотя последняя опция релевантна только от крайней безысходности и желательно больше никогда не повторять подобные лихие скачки: противоестественная самой жизни магия пропитала всю душу насквозь, желание разбить голову о ближайший булыжник не отступало до сих пор.
Расположившись на травке, Олег задумчиво почесывал макушку, точнее, свой пантерий шлем, который, поощряя подобное обращение, одобрительно мурлыкал, как совершенно обычный кот. Это немного помогало терпеть боль от ран; Олег размеренно раскачивался из стороны в сторону, пытаясь полностью сосредоточится на приятном звуке, отгораживаясь от рези и жжения в районе живота. Мана копилась чертовски медленно и тут же уходила на лечение, принося одномоментное облегчение. Параллельно Сколотов пытался проанализировать прошлый бой, и если опустить частности, вывод напрашивался сам собой — ему просто рано связываться с подобными тварями, на этот раз даже самобичеванием не стал заниматься, предугадать неожиданную тактику монстров шансов не было; и не сказать, что он расслабился или пренебрег защитой, все было на месте: и барьер, и сосредоточенность на сражении, не хватило сил. Вожак недоволков со свитой находился в следующей весовой категории, повезло, что хотя бы ноги унес.
Олег тяжело вздохнул и обратился сам к себе вслух:
— Ну, что теперь? Запомнил, в какую сторону направился летучий корабль? Конечно, нет, нифига мы не помним, а если бы помнили, один хрен держать направление в чаще не сможем.
После этих слов голова сама собой повернулась направо, заглядывая за спину. Сколотов машинально попытался вернуть непослушную часть тела в изначальное положение, но шея не двинулась, ей мешал взбунтовавшийся ни с того ни с сего шлем. Вот оно, восстание искусственного интеллекта, только не в компьютерах, а в шапках, скоро клетчатая кепка возглавит бунт против человеков и пошлет в прошлое цилиндр-убийцу с заданием уничтожить мать джентльмена, придумавшего снимать головной убор в помещениях. «Вот сам пошутил осталось посмеяться, только опасаюсь что потроха вывалятся» — на этих словах Олегу пришла в голову невероятная догадка.
— Пантерыч, в ту сторону улетел дирижабль? — дух издал полумявк, который можно с натяжкой признать согласием. — Как, интересно, ты это узнал? — в ответ послышалось усердное фырканье и сипение носом, вроде как ушастая сущность намекала на свое обоняние, и тут стоило основательно задуматься. — Каким образом даже самый лучший нюх в мире мог учуять корабль, к которому мы вплотную не приближались, и успевший к этому времени умахать на пару десятков километров от места нашей встречи?
