Натан перебросил меч в другую руку и приглашающе поманил своего противника. Оба бойца держались на одном уровне, не уступая друг другу, из-за чего сражение превратилось в состязание на выносливость, до первой, смертельной ошибки.

— Зачем? Зачем тебе это было надо? Ты был в совете клана, на самой вершине, люди уважали тебя, наверное, сильнее, чем нас с Цорхом, вместе взятых, ты вел Волих. Ради чего? Ради места шавки Ючгена?

— Шавки, говоришь? — Натан опустил меч. — Ты ничего не попутал? Для кого я был шавкой? Для него или для вас? Помнишь мое прозвище — цепной, весьма подходит помойной псине. Ох, добродетельные жители клана Волих такие трудолюбивые, сидят по своим норам, набивают подвалы жратвой. Они счастливы, пока есть идиоты, вроде моего папаши, готовые сдохнуть, защищая их шкуры, они с радостью прикроются тобой от клыков тварей и даже похвалят, если выживешь, чтобы поработать мясным щитом в следующий раз. Вот только не смей сходить с выбранного пути, сдохнуть во благо общества — большая честь, утешься этим, когда очередная клыкастая хрень вырвет твои кишки. Никто не сбежит от этой судьбы, иначе он узнает темную сторону народа Волих: их ненависть, презрение, отвращение. Теперь в их глазах ты не более чем грязь, не заслуживающая сострадания или понимания, — Натан полностью ушел в себя, пьяным голосом выплескивая на бывшего соратника годами точившую его болезнь духа. Его голос то срывался до хрипа, то поднимался почти до визга, перемежаясь всхлипами и шептанием. — Они думали, что сломали меня, подгребли под себя, заставили как марионетка дергаться под их указку. Защищай нас, решай наши проблемы, жертвуй, жертвуй, во имя процветания клана, а по-настоящему во имя жирных, сытых ублюдков — ненавижу! — Натан резко сорвался с места, осыпая ушедшего в глухую оборону противника ударами.

— Почему? Ты преодолел это, тогда в детстве, мне рассказывали! — убрав ногу от косого нижнего удара, Жан показал ложный выпад слева, пытаясь подловить взбесившегося предателя на контратаке. — Избавился от своего страха, сам избавился.

Натан хмыкнул, отведя лезвие рапиры в сторону, и со всей силы, перехватив меч двумя руками, рванул оружие вниз. Вывернувшаяся из ладони рапира зазвенела по решетке:

— Поведать тебе, как перебороть свой страх, малыш? Это очень просто! Найди что-нибудь более пугающее. Посмотри на этих мразей моими глазами, узри их истинное лицо, отвратительное и гадкое, после этого искаженные не покажутся такими уж жуткими. Просто животные. Что они могут? Убить? Разорвать на части? Право, это такая мелочь, наши уважаемые жители могут сжечь твой дух, заставить его гнить изнутри, вдавливая твою человечность в грязь, — Натан наотмашь размахнулся мечом, воздух застонал от многочисленных ударов, слившихся в неразборчивое мелькание. Жан вскрикнул, брызнула кровь; уклонившись от добивающего удара перекатом, он с трудом поднялся на ноги, зажимая пострадавший бок.

— Женщины, дети, старики — их ты так боишься?

— Не строй из себя дебила, слишком уж хорошо получается, не ровен час, поверю, — от стен отразилась громогласное хихиканье, Натан изменил стойку, опустив лезвие параллельно земле. — Кроме них паразитов, что ли, нет? А хоть бы и они, столько разговоров о воинской чести и смерти ради общего блага, ну так пусть поднимут свои задницы и защитят себя сами. Пустобрехи, как дело доходит до дела, только и могут убегать, подставляя друг друга под когти монстров.

Кровопотеря вытягивала силы, еще немного, и Жан уже не поспеет за своим противником. Он оглянулся по сторонам: сзади хлипкий заслон бойцов удерживал наседающих тварей, спереди ситуация зеркальная, из глубин канализации наверх пробивались не дохлые псины или волки, а настоящие чудовища, сражаться против которых в ограниченном пространстве туннеля — чистое самоубийство. И люди гибли, выигрывая своими жизнями лишние секунды. Мусорщик остервенело колотил стену, каменная кладка прогнулась, осколки летели во все стороны, но она держалась, принимая удары огромной, шипастой гири. Проклятая непрестанно материлась, ее голос из трубы отдавался глухим эхом, перемежаясь со взрывами и вспышками.

— Ну ладно, пора заканчивать, — он пригнулся, заведя руку за спину.

— Давно пора! Покажи свой лучший удар, малыш! — лицо Натана расплылось в мерзкой ухмылке.

Зал накрыла тишина, Жан не слышал ничего, кроме бешеного биения своего сердца, вся жизнь на острие рапиры. Один удар. Поражение или победа. Момент начала движения, мышцы взорвались болезненной агонией, сопровождающей преодоление человеческих пределов. Игнорируя боль, он видел только свою цель, стремился только к ней, в воздухе мелькнул брошенный кинжал, отбитый небрежным движением кисти, и жало рапиры, обогнув препятствие, врезалось в плоть.

— Хорошая попытка, вот только учителя у нас были одинаковые, для меня нет неизвестных приемов, — Натан опустил занесенный меч, обрушив его на незащищенное плечо. Лезвие разрубило кольчугу, разорвало кожу и застряло в ключице, раздробив кость. Упершись ногой в тело, он грубо вырвал оружие, еще больше расширив рану. — Старики бы тебя похвалили, отличное исполнение, достойное мясо для монстров, — зажав меч подмышкой, он вытащил рапиру, пробившую левую руку насквозь. — Смотри, достал-таки, — предатель разорвал ворот рубахи, обнажив крохотную кровоточащую ранку. — Самым кончиком дотянулся.

— Что теперь? — Жан перевернулся на бок, с трудом выталкивая слова из горла. — Тебе отсюда не уйти, как и нам всем. Ючген продал тебя, выкинул на помойку.

— Он тут не при чем. Ючген — гнида расчетливая, работать с предателями умеет и любит, он бы меня пристроил к себе под крылышко, я ценный материал, — Натан опустился на стул, подхватив с пола последнюю полную бутылку. — Просто нахуй он мне нужен. Когда он устроил все эти свистопляски с шантажом и вербовкой, тыкал в меня какими-то артефактами, угрожал, что всем расскажет, сколько я шлюх порешил в наркотическом угаре, я собирался послать его куда подальше, но тут меня осенило: ведь эта сука хочет разрушить Волих, перебить всех этих уродов. Так-то, просто наши цели сошлись.

— И какова новая цель? — Жан попробовал подняться, никто даже не обратил внимание на развязку дуэли, вой и грохот стоял такой, что ничего не было слышно, если ты не находился от источника звука в паре шагов, как они с Натаном.

— А нет никакой цели, — тот пожал плечами, — я об этом как-то заранее не подумал. Сидел, планировал возмездие, договаривался, обманывал, и когда все закончилось… Ничего, просто ничего. Даже как-то странно, первый раз в жизни мне совершенно похер. Бояться-то больше некого, злодеи исчезли, я победил, — Натан ополовинил бутылку с одного захода. — Вот, малыш, праздную. Ура! Победа! — пьяный взгляд предателя бессмысленно скользнул по комнате и остановился где-то за спиной барахтающегося Жана. — Чего приперся?

— Навестить тебя пришел, увидеть, кем ты стал.

Жан обернулся, сзади него стоял закованный в тяжелый доспех воин. С трудом подняв взгляд, он обомлел: “Не может быть — Гурвран Лу. Натан несколько раз показывал портрет своего отца, запоминающаяся внешность которого запросто врезалась в память”.

— Головокружительная у меня карьера была, батя, от ничтожества до советника Волих, от советника до предателя, от предателя до трупа. Опс, последнее еще не случилось, ну да ждать недолго. Ну что, есть повод для гордости?

Фигура в доспехах хранила молчание.

— Ну что, заткнулся? Раньше надо было думать, когда сваливал от нас! Теперь жри полной ложкой. Мать, она, она… всегда, — из глаз Натана полились слезы. — Ты сможешь, ты сильный, у тебя все получится и отец будет тобой гордиться. А когда я все сделал, что?! Что, блядь? Куда вы подевались, почему… Я же сделал, как вы хотели. Почему?

— Я пропустил тот день, когда ты стал настоящим мужчиной, сын. Меня не было рядом, но я хочу это увидеть, — об металл звякнула не пойми откуда взявшаяся цепь.

Натан упал на колени и подобрал ржавый металл, он засмеялся, мешая смех со слезами, они каплями падали на толстые звенья, разбиваясь мелкими брызгами.