— Ты, мразь, только попробуй еще раз ее коснуться, — Диана сделала жест рукой, и вторженку спеленало тенями.

— Ах, — Алая застонала, когда тьма сдавила ее до треска в ребрах, — твои объятия всегда самые крепкие, сестрица, по-моему, это уже было, но сейчас семейные нежности не к месту, — черные щупальца треснули и разорвались под напором вспыхивающих кровавых капель. — Сегодня мой день, я наконец познакомлюсь с нашей красавицей, и с твоей стороны совсем невежливо подглядывать. Будь умницей, скройся с глаз.

— Как ты сюда попала? Она запретила тебе приходить, — Диадара проигнорировала слова сестры, приготовившись к бою, тени в комнате удлинились, загнав свет в угол, где располагался светильник.

— Вчера запретила, сегодня разрешила, — Алая хихикнула, слегка прикусив губу, — наша таинственная вторая малышка очень обеспокоилась происходящим и посчитала, что я подхожу для решения проблемы лучше всего. У нас договоренность: моя помощь в обмен на свободу, теперь я имею право на свой кусочек любви.

— С каких пор тебя интересует любовь, ты безумная, двинутая садистка?

— Боль и есть любовь. Никого люди не ранят так сильно, как любимого человека, потому что им известны их слабости, известны их уязвимости, удар от любимого всегда болезнен, всегда в самую цель. Твоя боль, сестрица, такая же, возвращаешься, завывая и крича, все ради нее, она заставляет тебя это делать, раз за разом, все ради любви. А потом и половинки стали возвращаться в таком же состоянии, я никогда так не восхищалась вами, никогда не чувствовала себя ближе к своим сестрам. Давай! — Алая раскинула руки в стороны, запрокинув голову. — Покажи мне свою любовь. Избей, разорви на части, заставь меня страдать, так, как заставляешь сейчас ее.

— Что?! — Диана посмотрела назад, Сольвейн на кровати часто-часто дышала, на ее лице проступил болезненно-красный румянец, а тело мелко дрожало.

— Мы обе тут, представляешь, какая это нагрузка, тем более после фокуса Лисвэн. Ты сейчас палач, твое присутствие убивает нашу малышку, и все из-за любви, ты так беспокоилась, что примчалась забыв обо всем, устроила ей настоящий ад.

— Оля, прости, я, я… — Диадара резко обернулась. — Делай свое дело, иначе по возвращении я тебя уничтожу, даже ценой своей жизни, — тени отступили, свет вновь разогнал тьму по углам, в помещении осталась только одна сестра.

— Это просто волшебно, береги ее, малышка, кто еще так тебя изувечит во имя самого светлого на земле чувства? — Алая прильнула к посиневшим губам Сольвейн, через несколько секунд дрожь прекратилась, еще спустя немного времени лицо красавицы расслабилось и налилось здоровым цветом, — Соль открыла глаза.

— Кто…

— Тс-с-с… не говори ничего, а то станет хуже. Голова болит?

Сколотов попробовал оценить свое самочувствие, но, кроме давящей боли в висках, ничего не было, так что он просто кивнул головой.

— Прекрасно, значит, живешь, на том свете, поговаривают, боли нет. Жуткое, должно быть, место. — Алая присела на краешек кровати, — меня зовут Марием.

— Маша? — Олег с трудом воспринимал слова, и из имени незнакомки уловил только первую букву.

Алая сползла на пол и, встав на колени, с остервенением начала мастурбировать, заталкивая в себя, на всю длину, два пальца.

Сколотов, не имея возможности пошевелиться или повернуть голову, заметил только, что его собеседница пропала из поля зрения, а снизу послышались приглушенные стоны:

— С тобой все в порядке?

— Да, да, да! Я так и знала, это настоящая любовь, чудесное имя, я именно такая, — содрогнувшись от нахлынувшего оргазма, Алая облизала пальцы и поднялась. — На сегодня достаточно, или мое сердце не выдержит, — она опять наклонилась и подарила Соль еще один целебный поцелуй, отчего та заметно оживилась.

— Ты сестра Дианы? Не надо больше, тебе будет плохо, когда вернешься, — уже без усилий Олег смог говорить и даже приподнялся на подушке.

— Да, Диадара — моя драгоценная сестренка, как же я могла отказать, когда ее возлюбленная страдает. Я выдержу, ничего страшного, для меня это мелочь, — Маша печально улыбнулась, заставив Сколотова почувствовать себя конченной скотиной.

— Прости, я…

— Ничего не говори, — кровавая волшебница обняла Сольвейн, прижав ее голову к груди, — ты наше сокровище, мы все готовы отдать за тебя жизнь, если понадобится.

— Я этого не хочу, — Сколотов еще туго соображал, его как будто било о камни в узком фарватере, каждое слово красавицы отпечатывалось в душе грузом вины. Он не замечал, как восторженно-кровожадная улыбка на лице волшебницы становится все шире.

— Отдыхай, мне сейчас придется уйти, позже познакомимся поближе.

— Прости.

— Ничего, главное, ты жива, боль — малая плата, — Маша махнула на прощание рукой, растаяв в кровавом тумане, и уже из него раздалось затихающее напутствие: — Пока побудешь одна, чтобы связь отдохнула.

Валяться, бездействуя, удалось не более получаса, пока болезненные приступы и звон в ушах не поутихли. Олег сорвался бы с кровати и раньше, но его останавливало опасение потерять сознание от резкого перехода в вертикальное положение. Отсутствие новостей с поверхности мучило сильнее всяких травм.

“Что там происходит? Монстры отступили или нет? Мы победили? Проиграли?” — эти мысли окончательно добивали воспаленное сознание.

Почувствовав себя немного лучше, Сколотов встал, натянул на себя иллюзию, оставив шмотки валяться на спинке стуле, и отправился воевать в костюме Евы. Коридоры Лабиринта были пусты, если наверху все еще шел бой — это нормально, все женщины и дети собрались в дальней части подземного комплекса, под госпиталь отдали комнаты ближе к выходу, а случайных людей тут быть не должно. Доковыляв до подъема наверх, останавливаясь перевести дыхание каждые пятнадцать метров, он кое-как заполз по лестнице, уже на половине пути уловив звуки сражения. “Все-таки еще не все, гребаные твари, да сколько их там?!” Пропустив мимо бойцов с носилками, Олег пробрался в дом, где был остановлен одним из охотников.

— Стой!

— Я в порядке. Где Коротар? Я могу помочь.

— Стой тут, — охотник упрямо загораживал путь, — сейчас позову старика, жди здесь.

“Похоже, кое-кто перестраховывается, — Сколотов прислонился к холодной стене: — На вид я, наверно, не очень боевой, но магичить можно в любом состоянии, пока мана есть”.

Коротар не заставил себя долго ждать; влетев в комнату как ураган, он схватил Соль за руку и вытолкал обратно на лестницу:

— Чего тебе не лежалось внизу? — его голос был сух и полон раздражения.

— А что, вам тут помощь не нужна? У меня глюки, или наверху до сих пор резня идет?

— Ты уже допомогалась, дальше некуда.

— В смысле?

— Да, блядь, в том самом смысле. Что это за кровавые ритуалы, что за ожившие кости? Ко мне уже с десяток ветеранов обратилось, хотели тебя по-тихому прибить, пока ты без сознания валялась, “дабы не плодить мерзость Лжецов”, — продекларировал Коротар с чужих слов.

— У всех на глазах, что ли?

— А может, ты и есть наследница Лжецов, — старик впечатал Сольвейн в стену, упершись рукой в плечо, — может, и стоило от тебя избавиться? Видит Яростный, если бы не Лисвэн, я так бы и поступил.

— Да иди ты в жопу, я не просто так надрывалась! Этих идиотов спасала, думаешь, мне в кайф кровищу хлестать? Но если не ритуал, мне после каждого обнуления маны минимум полчаса сидеть и медитировать, и сколько бы за это время искаженные людей перемололи, а? Пусть эти суки думают что хотят, я ни о чем не жалею и за сохранение их гребаных жизней извиняться не собираюсь!

— Ясно, а теперь послушай ты, — Коротар грозно сверкнул глазами, — этот твой обморок — результат этих ритуалов, и если бы не они, даже сидя по полчаса для восстановления сил, можно было все это время провести в сражении, не вырубаясь в кровавой луже блевотины. Получилось бы то же самое, плюс наши бойцы тебя бы четвертовать желания не имели, ну каково? Доходит до тебя? Пойми, я тебя на стену пустить не могу, не ровен час, захотят от тебя избавиться, а ты же живучая, по-тихому не помрешь, и будет нам посреди волны мясорубка между твоими Щитами и остальными.