— Хехе, что, за свою подругу-сучку мстить пришла? Я с ней был особенно вежлив, как она сладко стонала, — ублюдок мечтательно закатил глаза.
Запертая магией девушка сделала пасс руками, соединив их вместе.
— Что, все-таки решила попробовать? Ну давай, старайся, а мне, пожалуй, пора, с сегодняшнего дня я состоятельный человек, думаю, у Ючгена найдется парочка шлюх, дабы основательно с ними поразвлечься, а то твоей подружки надолго не хватило, ну да сама понимаешь — спешка. Можешь утешиться тем, что когда я займусь самой сиськастой, буду представлять тебя, большая честь, цени, — наемник развернулся, чтобы уйти, и не увидел, как лицо проклятой застыло маской, а ее губы растянулись в хищной усмешке.
— Ну уж нет, придется тебе задержаться, по-моему, я задолжала одному червю адские муки, — Соль развернула кинжал клинком вниз и вогнала в свою ногу.
Наемник споткнулся и упал:
— Что за?..
Вытащив лезвие из раны, она нанесла новый удар; кровавые капли брызнули в стороны, сопровождая каждый новый замах багровыми всплесками.
— Бля, что это? — Холера, подвывая, закатался по земле, баюкая совершенно целую ногу. — Что ты сделала, сука?
— Это только разогрев, мразь! — рука сменила хват, и окровавленный кинжал воткнулся в плече, Соль медленно провернула лезвие в ране, усилием воли подавив собственный крик. Зеркало боли передавало только часть болезненных ощущений человеку, связанному с основной целью заклинанием, так что приходилось мучить себя в два раза сильнее, чтобы ублюдок не смог уйти.
— Сколько ты там говорил, эта стеночка продержится? — Сольвейн не без удовольствия смотрела на корчащегося наемника. Они кричали в унисон, но болевой порог выродка оказался ниже.
Исцеляясь и калеча себя снова и снова, она тянула время, барьер медленно таял, час расплаты приближался. Осознавая происходящее, Холера пытался уползти от безумной проклятой, но каждая попытка заканчивалась очередной вспышкой боли, руки подламывались, и он падал лицом в грязь.
— Сучка, чтоб тебя!
— Сейчас мы с тобой познакомимся поближе, — проклятая прильнула к истончающемуся барьеру, в ее глазах пылало кровавое пламя, обещая бесконечную боль и страдания.
Хлипкая преграда со звоном лопнула, выпустив залитое кровью чудовище на волю. Сольвейн прыгнула вперед, прижав грязного наемника к земле.
— Ну, и что ты сделаешь сучка? Что ты можешь? Сиськами меня задушишь? Я кха-ха, сам тобой займусь, будешь верещать не хуже подружки, — Холера матерился, брызгаясь слюной во все стороны, но вырваться из неожиданно сильного захвата не мог.
Ничего не ответив, проклятая извлекла из воздуха странный нож с многочисленными крюками на лезвии, в рукояти которого сверкал кроваво-черный камень. Кинжал пробил плечо наемника. Соль положила ладонь поверх костяной рукоятки и надавила вниз, загоняя металл глубже в рану.
— Херово у тебя с фантазией, сучка. Пощекотать меня решила?
Сольвейн молчала, продолжая удерживать его на земле, молчала и ждала.
— Ей, ты там заснула, что ли? Пусти, и я обещаю тебе массу приятных ощущений, узнаешь, что такое настоящий мужик, хехе.
Время шло, наемник заворочался, опасливо поглядывая на кинжал.
— Ждешь, пока я от кровопотери сдохну?
Слабое трепыхание переросло в дрожь, грязные пальцы Холеры заскреблись по земле.
— Что ты делаешь? Отвечай, сука, что происходит?
Сольвейн наклонилась ниже:
— Я заставлю тебя пожалеть о том, что ты появился на свет.
Наемник глухо замычал, пытаясь вырваться из захвата, в его глазах появился страх, направленный на рукоять кинжала, все сильнее наливающегося багровым сиянием.
— Пусти, пусти меня, тварь!
Он дергался, раздирая спину о камни мостовой. — Убери его! — спазмы сотрясали тело наемника, он рвался, кричал, хрипел, содранные в кровь пальцы скребли по земле, на которой виднелись глубокие царапины и остатки ногтей.
— А-а-а, не-е-ет, хватит, перестань, убери, убери!
Крик перешел в вой, а потом в жалкий скулеж.
— Вспоминай, — Сольвейн орала ему в лицо. — Вспоминай, они просили тебя о пощаде?! Вспоминай их лица тварь, ты должен помнить их, каждую оставшуюся секунду своей никчемной жизни, беззащитные девушки, ты их убил, и я заставлю тебя пожалеть, я устою тебе ад!
Багровый свет кристалла горел, как яркая звезда, освещая темную улицу болезненно-красным светом, крик наемника превратился в сиплое шипение, он сорвал горло, но не мог перестать рвать связки, боль впиталась в саму его суть, пропитала каждую клетку тела, поселилась в разуме и духе, захватила сердце ледяной хваткой ужаса.
— Убей… Убей меня, прошу, хватит, убей!
— Нет, ублюдок, ты будешь жить, пока осознаешь, что происходит, он не даст тебе сдохнуть, и для него нет пределов, не существует понятия — слишком много боли.
— Прости, простите меня, я… А-а-а, дай мне умереть.
Сольвейн держала кинжал железной хваткой, уже не беспокоясь об остальном. Окровавленные руки наемника скребли по собственному лицу, сдирая кожу, он рвал на себе волосы, выламывал зубы, уже еле соображая, кровавые слюни изливались изо рта, прерывая сипение булькающими звуками. Она смотрела ему в глаза и ждала, ждала одного-единственного момента. Вот любая осмысленность во взгляде пропала, зрачки расширились, а за ними оказалась пустота, человеческая личность исчезла, стертая безумной агонией. Теперь это был всего лишь верещаший кусок мяса, нет смысла мучить гору плоти. Один удар — точно в хаотично вращающийся глаз — избавил существо от страданий.
Сколотов без сил опустился на землю. Кинжал, созданный из лезвий и кристалла вожака недоволков, потух, металл почернел и осыпался гнилой трухой, оставив только камень. Идеальный инструмент пыток. Олег, получив его, и не знал, зачем подобная гадость может пригодиться, но природная запасливость отыскала место опасной игрушке в инвентаре.
“Вот зачем ты был нужен, иногда недостаточно убить человека единожды, хочется, чтобы он сдох раз сто, для этого ты существуешь?” — он вздохнул и уже собирался отправить камень обратно, когда от него отделилась крохотная частица. Сколотов повертел кристалл, на нем не было никаких сколов, все такой же идеально ровный. Подняв багровый осколок, он поднес его к глазам. “Семечко, странно, — спрятав неожиданное приобретение, Сколотов провел рукой по лицу. На ладони остались капли влаги: — Неужто дождь начинается?”
Он поднял глаза к небу, но то было чистым; еще несколько капель упали вниз, раздался тихий всхлип. Тело рыдало, соленые слезы лились обильным потоком, щедро поливая ладони, его потряхивало, но внутри царила пустота. Олег не мог в этот момент прочувствовать связь со своей физической оболочкой, Сольвейн имела возможность немного притушить горе через слезы, он — нет. Сколотову оставалась холодная пустота внутри, пустота и всепоглощающее чувство вины. Взгляд волшебницы бессмысленно уперся в серую стену напротив и застыл в тишине, прерываемой редкими всхлипами.
Сзади подошла сформировавшаяся из теней женская фигура и сжала недвижимую волшебницу в объятиях.
========== 33. Смерть под полой ==========
Деревянные щепки летели во все стороны, лезвие тяжелого меча врубалось в разнообразную рухлядь, приспособленную под тренировочные манекены. Это нельзя было назвать тренировкой, бессмысленные широкие замахи и косые рубящие удары на пределе сил больше доводили тело до изнеможения, чем приносили пользу хотя бы физическому развитию. Очередная самодельная мишень переломилась пополам, не выдержав издевательства, Сколотов отпихнул ее ногой и вытащил на середину комнаты следующую. Длинный полуторный меч взлетел над головой, но сил на удар уже не хватило, даже дурное отчаяние, безраздельно властвовавшее над сознанием в данный момент, не помогло продолжить издевательство над собой. Лезвие с громким стуком воткнулось в пол, а его владелица навалилась сверху на рукоять, обхватив ее обеими руками, как спасательный круг. Хриплое дыхание вырывалось из ходящей ходуном груди, а ноги мелко дрожали, героически удерживая тело в относительно вертикальном положении.