Хмурый, встрёпанные тёмные лохмы и неизбывная печать решительного пафоса на лице — да, сходство просто поразительное. Гарри Поттер мог по праву зваться Пуфом-младшим. Нестерпимо захотелось вбить дурацкие круглые очки в эту противную, наглую морду, но Спайк чудом сдержался и сделал вид, что внимательно рассматривает своё отражение.

Троица гриффиндорцев так и стояла в молчании у входа, пока он не успокоился немного и не заговорил первым.

— Смотрите-ка, каменная башка, пустая башка и лохматая башка собственными персонами, — протянул Спайк с издёвкой, не отказав себе в удовольствии немного их поддеть. — Кто это подбил тебе глаз, Грейнджер?

— А тебе зачем, Малфой? — зло процедил Поттер, игнорируя просьбы той не связываться.

— Хочу послать ему цветы, — честно признался Спайк.

Скажем, лилии или каллы, штук десять, ладно, можно даже двадцать. Они чудесно смотрелись бы на свежем могильном холмике. Потому что даже Драко Малфой никогда не опустился бы до банального маггловского рукоприкладства (заклинания — совсем другое дело) по отношению к девчонке, грязнокровка она там или нет, и Спайк был с ним более чем согласен в этом вопросе, если не считать некоторых исключений вроде пресловутых Истребительниц, конечно, или особенно отмороженных демониц, которые иначе просто не понимают. Кроме того, речь шла о Грейнджер, и другие просто не имели права доводить её — это была исключительно его прерогатива.

Уизли и Поттер с завидным единодушием выхватили свои волшебные палочки, и именно этот момент выбрала мадам Малкин, чтобы выглянуть из-за стойки с парадными мантиями, вероятно, чтобы поторопить его, а вместо этого застала готовую вот-вот начаться драку.

— Я попрошу вас не размахивать своими палочками в моём ателье, молодые люди, — воскликнула она, всплеснув руками с зажатыми в них булавками.

— Не беспокойтесь, мадам, они не посмеют их использовать, если не хотят вылететь из школы, — успокоил её Спайк, многозначительно глянув на своих противников. Те чуть опустили палочки, но убирать их и не подумали.

Из-за вешалки к ним вышла матушка. Окинув представшую перед ней картину быстрым взглядом и побледнев даже больше обычного, она холодно потребовала:

— Уберите палочки, немедленно. Если вы ещё раз нападёте на моего сына, то это будет последнее, что вы сделаете.

У неё был такой вид, что даже до Уизли дошло: от проклятия их отделяет одно неосторожное движение. В прошлый раз Поттер с дружками заколдовали его, Кребба и Гойла так, что весь Мунго неделю потел, пока удалось исправить неудачно интерферировавшие заклинания и вернуть им нормальный вид. С того случая минуло едва ли пару месяцев, как на их головы свалились метка и задание. Любая мать на её месте нервничала бы, это она ещё на удивление хорошо держала себя в руках.

— Да ну? — Поттера подобные мелочи никогда не останавливали. Не то он был адреналиновым наркоманом, не то его кукушка уехала так же далеко, как и у Дру, просто в другую сторону, поэтому заметно было не всегда, а только в такие вот моменты. Чёрт возьми, этот отморозок уже начинал ему нравиться. — А что вы сделаете? Натравите на нас своих дружков, пожирателей смерти?

Мадам Малкин взвизгнула и схватилась за сердце:

— Как можно говорить такие вещи… рискованные обвинения… Да уберите, пожалуйста, волшебные палочки!

— А ты шовинист, Поттер, — встрял Спайк, пока ситуация окончательно не вышла из-под контроля. Всё же выпад был куда более болезненным, чем его автор мог представить в самых смелых своих фантазиях — среди пожирателей смерти у них не было друзей, даже тётка Белла без колебаний предпочтёт родной сестре Тёмного Лорда, — и матушка могла действительно сорваться. Он мягко придержал её руку, уже инстинктивно потянувшуюся было к волшебной палочке. — Как нехорошо.

Грейнджер и Поттер, очевидно, знали это слово: выглядели они до нелепости ошарашенными. Уизли не знал.

— Сам ты шовинист! — рявкнул он воинственно.

Спайк невесело усмехнулся. Скорее уж расист. Бывший. Но говорить такое вслух он с несвойственным ему обычно благоразумием не стал, вместо этого продолжив мысль:

— Столько лет общаешься с Грейнджер и до сих пор не усвоил, что разозлённая ведьма в состоянии расправиться с обидчиком самостоятельно? Невероятно!

Теперь подвисли уже все трое. Потерянно топтавшаяся на месте мадам Малкин, похоже, решила сделать вид, что ничего такого не происходит, и наклонилась к Спайку:

— По-моему, левый рукав нужно еще немножечко укоротить, милый, дай-ка я сейчас…

Руки у неё дрожали, и очередная булавка впилась так глубоко, что он не удержался от болезненной гримасы и машинально отдёрнулся.

— А мне кажется, она сидит отлично, — Спайк стащил мантию через голову, пока его окончательно не превратили в гигантскую подушечку для иголок, и протянул её мадам Малкин. — Мы хотели бы воспользоваться доставкой.

— Да, конечно, — пробормотала та немного растерянно и прижала мантию к пышной груди, как родную.

— Благодарю, мадам, всего вам доброго, — тепло попрощался он и направился к выходу, по пути ощутимо задев одним плечом Поттера, а вторым — Уизли, а иначе они, чего доброго, так и не вышли бы из прострации до самого вечера; распахнул дверь.

— Матушка, прошу вас.

Она царственно кивнула и вышла, не удостоив прощальным взглядом никого из оставшихся в ателье.

***

Убедить матушку не сопровождать его в Лютный было делом сложным и поистине выматывающим, можно сказать героическим, но у Спайка, к собственному удивлению, всё же получилось, хотя он прекрасно понимал, что местная шпана вряд ли знает его в лицо и в курсе, кому и когда там Тёмный Лорд изволил поставить метку, поэтому аргумент «никто не рискнёт связываться с пожирателем смерти, это только Поттер такой безбашенный» на поверку не стоил даже выеденного яйца. Однако обещание посетить только «Горбин и Бэркс», а потом сразу же идти домой Спайк собирался честно сдержать. Для начала этого вполне должно хватить.

Лютный оказался совершенно пустынным: никто, по-видимому, не хотел вызвать даже подозрения, что интересуется тёмными искусствами в нынешние неспокойные времена. Искомая лавчонка была точно такой же тёмной и захламлённой, как ему помнилось, а продавец — и по совместительству один из владельцев — явно не обрадовался своему единственному посетителю.

— Юный Драко Малфой? Чем скромный Горбин может быть вам полезен? — сказал он с опаской.

— О, весьма многим, мой дорогой друг. Мы ведь станем друзьями, не правда ли? — лучезарно улыбнулся Спайк, оглядывая помещение и с каждой секундой убеждаясь, что шкаф подходящих размеров здесь был только один. Горбин промолчал.

Помнится, другие слизеринцы подняли Монтегю на смех, когда он рассказывал о своём приключении (как его мотало между лавкой Горбина и Хогвартсом, когда близнецы Уизли засунули беднягу в какой-то шкаф), но Драко Малфою его история запомнилась. Спайк указал на предположительно тот самый шкаф пальцем и спросил:

— Что это?

Горбин, всё ещё опасливо молчавший — точно воды в рот набрал, — изрядно помялся, прежде чем ответить:

— Обычная старая рухлядь.

Стало ясно, что по-хорошему сотрудничать он не желает — уж чего-чего, а обычной рухляди тот у себя не держал, — но Спайка подобные мелочи никогда не останавливали.

— Я заменяю своего отца, пока он отсутствует, вы знаете? — вкрадчиво признался он. — Надеюсь, вам не нужно объяснять, что это значит? Но я могу, если хотите, — тут он очень кстати вспомнил слова Поттера. — Или, быть может, у моих новых друзей это получится даже лучше, как думаете? Хотите с ними встретиться?

Смертельно побледневший Горбин — он явно правильно понял намёк — бросил осторожный, быстрый взгляд на левую руку Спайка. Тот едва заметно кивнул, и Горбин посерел — блеф сработал выше всяческих похвал. А это был чистой воды блеф: делать другим пожирателям больше нечего, как мотаться по его поручениям.

— Так мы подружимся? — ещё одна улыбка, не менее лучезарная, чем первая.