Да, она рискнула бы спрыгнуть этажом ниже, благо, падать без серьёзных последствий, благодаря квиддичу, умела — даже с довольно большой высоты, их этому специально учили — и десять футов не казались такими уж страшными, но на камень — вместо привычного песка — с разбега, наискосок и тоже под обстрелом? Мерлин, ну почему было не заинтересоваться тем заклинанием, при помощи которого Дамблдор однажды спас Гарри во время матча? Сейчас оно пришлось бы как нельзя более кстати. Да к тому же лестничные площадки не настолько велики, чтобы не опасаться и вовсе промахнуться. Если бы только удалось оторваться сильнее, чем на две трети коридора… Увы, теперь уже не выйдет: эту анфиладу и лестничный колодец разделяет всего один переход, ещё и не слишком длинный.

С другой стороны, Вейзи и Харпер ни за что не решатся повторить такое безумство, максимум спустят друг друга заклинанием, но на это понадобится время, намного больше времени. Может статься, если у неё всё получится, то и Макгонагалл не понадобится. Стоит ли повторить отвлекающий манёвр с Летучемышиным сглазом, выиграть небольшую фору и рискнуть? Но он не сработал во второй и третий раз, ничуть не замедлив преследователей.

Джинни мучительно колебалась: всегда остаётся вариант дать открытый бой. Шансы не в её пользу, но они есть. Между тем тихое эхо медленных, осторожных шагов приближалось, становясь всё громче. Они не торопились, но им и незачем. Приняв решение, она плавно скользнула на корточки.

После феерического посещения Отдела Тайн в прошлом году мама взялась то и дело — словно бы ненароком, невзначай — вворачивать тут и там советы и уловки, которые можно назвать «Тысяча и один способ одурачить противника и победить, если вы хотите выжить любой ценой». На прямой вопрос, откуда она всё это знает и почему не скажет прямо, мама отговорилась тем, что юность её прошла в неспокойные времена и на жизненных примерах информация усваивается лучше, а потом не менее прямо добавила, что отец — если услышит — будет не слишком доволен, что она устроила тут военный лагерь и учит детей бесчестным приёмам. Настаивать Джинни не стала, но на ус мотала исправно. Гарри и Рон, попавшие на самый конец курса молодого бойца, кажется, так ничего и не заподозрили — она и сама-то, признаться, поняла далеко не сразу, — а вот Гермиона посматривала странно, но молчала.

«И этот садовый гном как выскочит мне прямо под ноги, я аж растерялась, веришь? Ведь не ожидаешь, что на тебя напрыгнут снизу, верно?» — сказала мама как-то раз.

Харпер и Вейзи, резко заглянувшие за колонну, тоже не ожидали удара снизу и целились палочками на уровни груди. В стену ударил луч бледно-жёлтого цвета, и на секунду даже показалось, что они её так бы и не заметили; одновременно с этим Джинни попала в опорную ногу Вейзи — как самого опасного и массивного — заклинанием Флиппендо, и тот, едва закончив движение палочкой и уже начав её опускать на звук, завалился набок, судорожно взмахнув руками. Выпрямившись и левой рукой толкнув Харпера — на голову ниже и в два раза субтильнее, почти её габаритов, — правой Джинни послала Летучемышиный сглаз, но ни падения, ни результата сглаза уже не увидела, что было мочи рванув дальше по коридору.

И уже на втором шаге поняла, что не бежит, а летит — падает, — и едва успела прижать руки к телу и извернуться так, чтобы приземлиться левым боком, при этом не расквасив нос и не сломав палочку; лодыжку прострелило болью: скотина Вейзи умудрился схватить её за ногу. Джинни взвыла — не столько от боли, сколько от досады: о прыжках можно забыть — и, обернувшись, со всей силы лягнула его по голове свободной ногой. Он зарычал, но не отпустил, и она ударила ещё раз. И ещё один. После этого его хватка ослабела, и Джинни сумела выдернуть пострадавшую ногу из захвата, отползла к колонне и встала, цепляясь за украшавшую её лепнину.

Вейзи так и остался лежать — скрючившись и прижав руки к лицу, — а вот Харпер как раз разобрался с летучими мышами и первым делом наколдовал Протего, обжегшее сетчатку яркой голубой вспышкой от вложенной в него силы. Под его защитой он принялся тормошить Вейзи. Джинни наставила на них палочку и, пробуя наступить на пострадавшую ногу — было больно, но не слишком сильно, будто та сломана, а, скорее, похоже на растяжение, — пыталась сообразить, каким заклинанием можно продавить щит, но не прибить насмерть этих гадов. Ничего толкового в голову не приходило, а Вейзи уже немного очухался и поднялся; отдавая им право первого хода, она с вызовом спросила:

— Ну?

Чтобы её проклясть, Харперу придётся снять щит, и тогда появится некоторый простор для манёвра.

— Ты у меня за это кровью умоешься, сука, — прошипел Вейзи, отнимая от лица руку; на его щеке Джинни с удовлетворением отметила темневшие в скудном лунном свете следы от шипов — наколдованных по случаю гололёда — с подошвы её ботинка.

Она собиралась ответить ему не менее ласково, но тут боковым зрением уловила нечто странное, неправильное, и почти упустила момент, когда Харпер всё же убрал своё заклинание. Резко пригнувшись, почти упав и едва не потеряв равновесие, Джинни уклонилась от очередного неопознанного бледно-жёлтого луча Вейзи — интуиция подсказывала, что результат у того мерзкий, под стать исполнителю — и запустила Таранталлегру, перекатом уйдя в сторону от возможной ответной атаки с его — или Харпера — стороны. Он почти увернулся, не хватило совсем капельку, но его всё же задело — самым краем, по касательной, вот только большего и не нужно, — и Вейзи принялся корчиться в странном подобии танца, нелепо дрыгая руками и ногами в бесплодных попытках сопротивляться. Глянув в сторону Харпера и обнаружив, что тот валяется на полу и не даже не пытается что-то сделать, а над ним зависла фантасмагорическая фигура, состоявшая словно бы из изломанного пространства, Джинни, чуточку насладившись приятным зрелищем, оборвала мучения Вейзи на середине прыжка, почти балетного па, при помощи старого доброго Петрификуса, так что грохнулся он знатно, но никакого чувства вины она не ощутила, только мрачное удовлетворение.

— А ты кто ещё такой? — без особого дружелюбия — но и без враждебности тоже — спросила Джинни своего неожиданного помощника, устало прислонившись спиной к стене. Выпендриваться и вставать сил уже не было.

Фигура как-то знакомо хмыкнула, пошла волнами — от этого зрелища у неподготовленного человека могла закружиться голова, но её вестибулярный аппарат выдерживал и не такое, — и из переплетения кривых мельтешащих линий проявился Драко Малфой.

— Раздери меня гиппогриф, — ошеломлённо выдохнула Джинни, пялясь на него во все глаза. Он широко, даже как-то задорно, улыбнулся, приложил палец к губам и послал в обездвиженного Вейзи какое-то заклинание. Невербальная магия уже начинала её потихоньку бесить.

— Петрификус плох тем, что жертва всё слышит и видит, если глаза открыты, а мне свидетели этого подвига не нужны совершенно, — объяснил Малфой и, подойдя к валявшимся поближе, от души пнул сначала одного, а затем другого. Очень захотелось последовать его примеру, но не ронять же честь факультета перед слизеринцем — особенно этим, — избивая уже поверженных противников?

— Мятежные души, мать вашу, идиоты, зла не хватает! Кому Урхарт говорил? Или уши полировкой для мётел забились? — он экспрессивно взмахнул руками.

— Ты же сам сказал, что они тебя не слышат, — скептически напомнила ему Джинни, с трудом поднявшись. Напряжение немного отпустило, и синяки пульсировали, а перенапряжённые мышцы ныли; в лодыжке противно тянуло, и опираться на неё было практически невозможно.

— Зато мне полегчало, — Малфой беззаботно пожал плечами и вдруг погрустнел. — Иногда я жалею, что для Слизерина достаточно кровосмесительных связей в анамнезе.

Он пристально глянул на неё и, похоже, что-то заметил.

— Ты как, валькирия, в норме?

Джинни с усилием выпрямилась, не желая показывать слабость, и холодно ответила:

— Во-первых, не дождёшься, во-вторых, не называй меня так — терпеть не могу прозвища, — в-третьих, я и сама бы справилась.