— О! — вздохнула Тахгил, в благоговейном потрясении поднимая голову.

— О! О! О! — подхватило эхо.

Со всех сторон сверкали ослепительные радуги. Трубка оказалась высокой и широкой — около восьмидесяти футов в вышину и пятидесяти в ширину. Тут могла бы проехаться в ряд добрая дюжина всадников с развевающимися походными знаменами над головой.

Пологие, наклонные грани стен, пола и потолка улавливали теплое янтарно-оранжевое мерцание Жаркого Сердца Таптартарата, подхватывали и повторяли его множеством одинаковых изображений, раскладывали их тончайшими оттенками цвета. Идти здесь было — все равно что попасть внутрь гигантского калейдоскопа, на самом же деле Трубка являла собой сквозной ход в самой сердцевине невообразимо огромного кристалла. Великолепного, но холодного и безжалостного.

Тигнакомайре как раз шагнул за край широкой полосы серых скал — то ли гранита, то ли базальта, — что служили оправой этого огромного полого кристалла. И едва копыта коня коснулись хрустального пола, он зазвенел — но не тусклым звяканьем ложки, что ударит пару раз по стеклянному кубку да и замрет там, породив несколько гулких отзвуков. Нет, то был совсем иной звон: колебания звука расходились, раскатывались по полу и вверх по стенам, растекались под сводами туннеля, пересекаясь и взаимодействуя с такими же отражениями и порождал этими столкновениями все новые переливы частот, — и все эти мелодичные звуки, чистые и прозрачные, как родниковая вода, сливались в единую мелодию, что все длилась и длилась.

Тигнакомайре в нерешительности застыл на месте. Наконец последние отзвуки замолкли. Кристалл затих в чутком ожидании.

— Да, бесшумно тут не пройти, — заметил Тигнакомайре. «Пройти, пройти, ти-ти-ти…» — пропели хрустальные своды, как будто льдистые искорки падали с небес, моря, солнца, огня и воды.

— Рискнем, — отозвалась Тахгил. «Нем, нем, нем…» Тулли поднял Жаркое Сердце повыше — и отважная троица вступила в песню, в звенящую радужную сеть, фантастическую паутину звуков.

Нельзя сказать, чтобы идти там было неприятно. Неумолчный перезвон не повышался до такого уровня, чтобы его стало невозможно выносить, да и приглушенное сияние Жаркого Сердца порождало не столь уж яркие отсветы. Даже самые насыщенные, концентрированные отражения лучей огненного камня были подобны янтарным прутьям, или алым резиновым лентам, или шнурам из золотого шелка — но не разящим мечам. Тьма расступалась и бежала перед пришельцами, а потом снова смыкалась у них за спиной. Они двигались, замкнутые в шар света, пронзенный яркими разноцветными спицами, уходили все дальше и дальше под Вышнюю равнину.

Через некоторое время найгель снова остановился. Последнее эхо его шагов и перестука копыт Тулли еще звенело во тьме спереди и сзади.

— Свет может привлечь к нам внимание, — промолвил Тигнакомайре. «Ание, ание, ание…»

— И правда. — Тулли захлопнул крышку — точно сорвал со стебля сияющий розово-золотой цветок. Вокруг железной завесой сомкнулась мгла.

Путники шли дальше сквозь мрак столь густой и непроглядный, что казалось, его можно потрогать.

Само собой, нежити не требуется света — спутники Тахгил освещали дорогу только из заботы о девушке. Однако ни один из них не подумал заранее о том, какая опасность грозит им в этом подземелье. Наверное, относительно найгеля такая беспечность вполне понятна — в голове у него сплошной ветер, на крыльях которого порхают быстрые стрекозы. А Тахгил находилась в полубреду. Но вот Тулли, с присущим ему здравым смыслом домашнего духа, мог бы и сообразить. Судя по всему, таящиеся в напевах кристалла чары, тайная магия, зиждущаяся на тайнах, волшебная преграда, порожденная волшебством, затуманили его колдовское чутье, закружили, убаюкали, уняли, успокоили…

Заглушили.

Тахгил сонно кивала, клонясь головой на шею водяного коня. Сперва, когда они только вступили в этот странный подземный проход, она смутно боялась немедленного разоблачения и полагалась только на быстроту реакции Тигнакомайре — на то, что при первых же признаках опасности он успеет развернуться и убежать. Но путники продвигались все дальше в глубь Ледяной трубки, ничего неожиданного не происходило, и девушка понемногу расслабилась. Ее спутанные, тяжеловесные мысли переключились на препятствия, что могут еще таиться в конце этой дороги, и на том, как бы проникнуть в Крепость и что ждет там, внутри. В голове роились смутные обрывки идей, но думать было трудно, мысли путались и сбивались. В столь сумеречном состоянии Тахгил была решительно не готова к столкновению со стражами Крепости.

Хрустальная пещера наполнилась отзвуками фырканья — это Тигнакомайре втянул бархатными ноздрями воздух.

— Вода, — прошептал он. — Я ее чую. И еще…

Мгла вокруг взорвалась. Со всех сторон зазвучали громкие крики. Короткая вспышка света позволила девушке разглядеть, что прямо перед ними хрустальный пол кончался отвесной пропастью. Над ней изгибалась арка тоненького моста, подвешенного на узких хрустальных столбиках. Вот оттуда-то, размахивая оружием, и неслась навстречу нарушителям границ целая орава спригганов. От спешки они налетали друг на друга, сбивали друг друга с ног. Одного даже спихнули невзначай с моста — его пронзительные вопли потонули в воинственных криках остальных стражей.

Найгель молниеносно развернулся обратно. И снова замер. Из-под копыт у него вылетел сноп искр, осветивших орду вампиров, что лезли из трещин в стенах пещеры, перегораживая путь к бегству. Их леденящие душу крики эхом раскатывались под хрустальными сводами, с каждым новым кругом звуча все громче и громче. Тахгил казалось, она сейчас оглохнет. Найгель под ней вертелся, точно стрелка вышедшего из строя компаса. Силясь преодолеть дурноту, девушка приготовилась к нападению. Попытаются ли враги стащить ее со спины Тигнакомайре — или просто пронзить копьем? Едва ли смерть бывает желанна, но сейчас мысль о ней не вызвала у Тахгил особого протеста. Вот найгель рванулся вперед — голова у Тахгил мотнулась от резкого движения. Скакун под ней снова осадил назад, весь подобрался и прыгнул. Земля раздалась, девушке показалось, что желудок у нее подскочил чуть ли не к самому горлу. Руки и волосы взметнулись над головой — всадница стремительно неслась куда-то вниз вместе с конем. Рваная рубаха взлетела ей на лицо, закрывая и без того ничего не видящие глаза. Кровь бешено стучала в ушах от страха пополам с восторгом. Найгель и его смертная наездница вместе падали в пропасть.

Не было времени ни закричать, ни даже вздохнуть. Ужасающий, свистящий ветер полета вырывал воздух из легких. Тахгил превратилась в тряпичную куколку на спине деревянной лошадки.

И вот они со всего размаху ухнули в темную твердь. Вода наполнила рот, глаза, уши девушки, точно вино из ядовитого болиголова.

Давление стремительно нарастало. Перед глазами Тахгил лопались кровавые пузыри. Видно, найгель снова решил ее утопить. Она отчаянно забилась, замахала руками — тщетно. В голосе шумел жестокий прилив. Мозг барахтался, точно напуганная лягушка, грудь сдавило стальным обручем. Огонек жизни, сознания почти угас, съежился до размеров золотой булавочной головки — однако эта крохотная искорка горела по-прежнему ярко.

А затем давление изменилось, начало выталкивать девушку в другую сторону, вжимая ее в плечи и шею коня. Вода струилась с нее, точно ткань роскошного одеяния. В легкие хлынул свежий воздух, Всхлипывая, задыхаясь, Тахгил лежала на спине найгеля. Ее била дрожь, сотрясали приступы жестокого кашля. Она ничего не видела и не слышала, кроме шума собственного хриплого дыхания.

Она долго лежала так, во тьме. Казалось, конь ее застыл на одном месте, ничто кругом тоже не шевелилось, лишь тихо плескала вода на камнях.

Прошло много времени, прежде чем мгла вокруг начала чуть светлеть. Из нее постепенно вырисовывались смутные очертания головы и ушей Тигнакомайре, а впереди забрезжило бледное сияние. Когда оно стало чуть поярче, девушка разглядела, что стены пещеры несутся мимо с ужасающей скоростью, а низко нависающий потолок превратился в одно размытое пятно. Оказывается, найгель вовсе не стоял на месте, а мчался, увлекаемый неистовым течением быстрой подземной реки. Источник света впереди обрамляла низкая сводчатая арка. Их несло прямо к ней.