– Что за день! – негодовал санитар. – Мы им кто, 911, одни на всю область?

Водитель включил сирену, и постарался выжать полную скорость.

– Пристегнитесь, – сказал он своим. – Взлетаем!

В карете послышался усталый сдержанный смех.

Сердце Ивана Крепцова внезапно затихло, и он перестал дышать. Евгений, поняв это, принялся раскачивать ему руками грудную клетку, вдыхая через рот воздух, чтобы запустить сердце и лёгкие. Его старания не прошли даром, Крепцов закашлял и у него изо рта потекла тёмно-красная кровь.

– Плохо дело, – отметил отец Евгений, переворачивая Ивана на бок, чтобы тот не захлебнулся. – Дыши сильней, брат! Сейчас отойдёт, дыши!

Мы с Боркой оба следили за происходящим, и ни один из нас не заметил, как на середине того двора возник силуэт всадника. Луч солнца упал на него, проявив, точно фото из поляроида, иссиня-чёрного скакуна и темноволосого мальчишку в седле. На вид ему было не больше тринадцати, но оливковая кожа его оголённых рук и коленей, похоже, не знала, ни ссадин, ни синяков. На нём была короткая бесформенная хламида из синего хлопка, подпоясанная ремнём из блестящих золотистых пластин, и сандалии из кожи с набивками на ремешках. Его высокий вороной конь с коротко стриженой гривой не был подкован, и на боках не носил стремян. Но его юный наездник держался в седле уверенно, полностью ему доверяя. Борка первым почувствовал их присутствие в этом дворе.

– Очень кстати! – обрадовался он, и в надежде обратился к мальчишке. – Братик, кем бы ты ни был, у тебя лошадь! Предложи её в помощь этим двоим, им только до больницы добраться!

Тот молча кивнул и спешился, взяв коня за поводья. Подойдя на голос мужчины, склонившегося над лежащим на земле диаконом, он протянул ему конский повод, и коснулся плеча. Иерей обернулся, с удивлением глянув на мальчика, который неподвижно смотрел мимо его лица, тёмно-синими, как вечернее небо, глазами.

– Ты можешь отвезти моего брата в больницу, если я его усажу в седло? – спросил Евгений. – Я тут пока ничего не знаю, да и с лошадьми я никогда не общался. Если очнётся в пути, скажи ему, что со мной всё хорошо, пусть не волнуется. Я буду за вас молиться.

Мальчик пожал плечами, и огладил коня по холке.

– Это не далеко, я укажу твоему коню дорогу, – обещал Борка. – Как его имя?

– Ифел, – ответил мальчик.

– А твоё?

– Кимаир.

У меня даже шифер на крышах зашевелился, и голуби разлетелись. Но Борка, похоже, не слишком-то был удивлён. Он сразу признал в этом мальчике воплощение города, и ментально говорил с ним, как с братом. Вероятно, ему уже встречались древние города в человеческом облике и он умел находить с ними общий язык.

– Ким, будь другом, – попросил он мальчика. – Придержи этого бедолагу в седле, чтобы он не упал, а я сам отведу Ифела, куда следует.

Кимаир согласился. Отец Евгений, тем временем, усадил на коня едва живого Ивана Крепцова, и мальчик сел в седле позади него, взяв в руки повод.

– Куда ехать, знаешь? – переживал Евгений. – В больнице спросят – скажи, Крепцов Иван Андреевич, с семьдесят седьмого, гепатитом и Боткина не болел, сердце слабое. Так запомнишь?

Конечно, он всё запомнил. Правна говорит, что города помнят всё, и для них повторять дважды не требуется. Каждое услышанное слово, каждое увиденное действие, событие и лицо, остаётся в их памяти навсегда. Однако это не значит, что города не умеют фильтровать информацию. Сколько бы её ни было, мы всегда сумеем с ней разобраться, и применить к месту тот или иной багаж.

Ничего не ответив, Кимаир кивнул и легонько сжал бока вороного ногами. Как и обещал, Борка повёл Ифела коротким путём из посёлка в свои чертоги. А вот я, похоже, ещё не стал настоящим городом. Я был так потрясён появлением Кимаира, да ещё на коне, что совсем забыл о бригаде своей бригаде, спешившей на вызов. На счастье, таких как я, забывчивых пром. посёлков, некоторые люди сами проявляют ответственность, помня о ближних. Отец Евгений позвонил на станцию «скорой помощи», чтобы отменить вызов, но в этот раз ему ответили с Бора.

– Не выезжали к вам, некому выезжать, – произнёс в трубку женский голос с оттенком металла.

У меня от этого голоса тоже задребезжало и зазвенело в эфире.

– Мне что-то нехорошо, – признался я Борке. – Сейчас на улицах транспорт встанет.

– Устал, – сочувственно улыбнулся он. – Это ведь не первый твой ментальный визит, я надеюсь?

– Первый, – честно ответил я. – Да ещё эта жара! У меня от неё уже асфальт плавится.

– Спрысни водой тротуары, – посоветовал Борка. – Я потом обо всём тебе расскажу. И, на будущее, возьми пару уроков у просветлённого Кинди. Он захаживал ко мне на неделе, вроде, старый знакомый твой. Вот кто мастер не только ментальных, но и астральных прогулок!

Я вернулся в себя, и заглянул в окна своей многопрофильной. К счастью, детей не прибавилось, у персонала и с этими было немало хлопот. Время близилось к концу дневной смены и Краев уже переодевался, а вот Елена ещё сидела с журналом в сестринской.

– Мы весёлые медузы! Мы похожи на арбузы! – доносилось из холла, где ребятишки смотрели по телевизору мультики, и лазали по дивану.

Заведующая отделением, проходя мимо них, бросила взгляд на телеэкран.

– Не вижу сходства, – холодно усмехнулась она. – И кто сочинил эту песню?

Гордея выросла в Греции и, скорее всего, не смотрела этот мультфильм. Она давно переоделась и уже шла к выходу по коридору, но детишки облепили её снизу, радуясь тому, что она ещё здесь.

– Гордея Васильевна, не уходите! – упрашивали они. – Мы Вас любим! Давайте, Вы на ночь останетесь, вместо злючки? Она всегда рано отправляет ложиться спать! И уколы ставит болючие!

Злючкой, у них слыла строгая медсестра Кристина, с которой Елене теперь предстояло меняться. Дети не любили её, но заведующая, была довольна таким подходом, и даже готова была закрыть глаза на её бесконечные опоздания.

– Болючие, это хорошо, – улыбнулась она. – Чем больнее уколы, тем раньше вас выпишут.

Ребятишки тихонько засмеялись наперебой, оценив шутку, а потом замычали, выказывая огорчение, и не желая отпускать заведующую домой.

Мне было приятно и радостно наблюдать за этим.

– Завтра у Вас ночная, – сказала Елене Стражникова, заглянув в сестринскую. – С утра зайдите в кадры. Я договорилась, чтобы Вас приняли без медкомиссии, только занесите им санитарную книжку, диплом, трудовую и две фотографии. Ну, и своё заявление, разумеется! Я скажу отцу, он подпишет.

– Хорошо, – отозвалась та. – Спасибо, Гордея Васильевна!

– Удачно сдать смену!

Батюшка Николай и матушка Ксенья с полудня ждали звонка от Ивана, как будто чувствовали, что с ним приключилось несчастье. Наконец, Николай не выдержал и позвонил ему сам.

Кимаир сидел в это время приёмном и ждал непонятно чего. Во всяком случае, кого ему сказали там дожидаться, он так и не понял. Я знал, что Древние города понимают те языки, на которых о них говорили люди. Но, одно дело, понимать окружающих, и совсем другое – заговорить самому, используя органы речи, которые прежде ни разу не применял, а обрёл только что, воплотившись в облике человека!

У Кимаира в руках был пакет с одеждой и обовью диакона. Полностью раздетый Иван Крепцов лежал перед ним на каталке, прикрытый простынкой до пояса, не приходя в сознание. Два часа его возили на ней из одного кабинета в другой, и в итоге, закатили сюда и оставили. Кимаиру задавали вопросы, но, о чём бы ни спрашивали врачи, мальчик не мог решиться произнести ни слова.

Спустя час, молодая врач подошла к нему. Присев рядом с мальчиком, она обняла его, точно сына, и показала какой-то отпечатанный лист, закреплённый скрепкой на жёсткой папке.

– Я вижу, ты очень напуган, – нежно сказала она. – А в суматохе, наверное, растерялся ещё вдобавок. Но пойми, мы не можем помочь этому человеку, ничего не зная о нём. Если ты немой, напиши… Просто заполни вот эту карточку.

Кимаир понял, о чём она просит и улыбнулся.