– Кто стучится? Валь, ты? – спросила она через дверь.

– Это из церкви, мы, бабуль! Иоанн и Евгений, – ответил уже знакомый мне голос Ивана Крепцова. – Ваши-то, уж собрались?

– Да нет пока никого, у меня тут дитё уделалось, – прохрипела им через дверь старушка. – Я его в ванну прямо с одёжами и замочила. А то, вода дорогая, а я не богатая, чтоб отдельную ванну для стирки ещё набирать, и времени нет отстирывать их по очереди.

– А ребёнка Вы тоже с порошком замочили? – удивился Иван.

– Я вам не богачка, таким дорогим порошком стирать! – ответила из-за двери хозяйка. – С мылом отстирается и то, и другое.

– Мы на улице подождём, – сказал Евгений, и кивнул диакону. – Ты говорил, обсудить со мной хочешь что-то. Вот, Бог и дал времени на беседу.

Они вышли к подъезду, и я перестал их слышать. Моё мысленное виденье и слух всё ещё оставались в квартире у бабы Даши, которую Борка мне во всех подробностях описал.

– Борка, что во дворе её дома? – спросил я своего проводника.

– Не пытайся охватить мысленным взором весь двор, – подсказал он мне. – Какой ты ещё неопытный, Судный! Вообрази хотя бы вот эту скамейку, из треснувших от времени, ни разу не крашеных досок, с наростами трутовика по краям. Она стоит у подъезда бабы Даши, в тени большой вишни, которая вся, точно новогодняя ёлка. Пивные бутылки и банки блестят на солнышке, нанизанные на нижних ветках. В щелях сиденья под вишней белеют фильтры от сигаретных окурков, жильцы много лет уже забивают ими щели в этой скамье, потому что урны при ней нет, и никогда не было.

Я очень ясно представил себе эту скамейку и вишню, под сенью которой укрылись от солнцепёка двое молодых мужчин. Один, с короткой стрижкой, был гладко выбрит, его тёмно-русые волосы отливали на свету, точно бронза, а глаза болотного цвета, полны были грусти и теплоты. На нём был подрясник с орарем через плечо, поэтому я безошибочно признал в нём диакона. Второй, рыжий, с серо-голубыми глазами, стоял напротив него в чёрной рясе, с наперсным крестом на длинной посеребрённой цепи. У него уже была отпущена борода, правда ещё не отросла, и лишь слегка обрамляла скулы и подбородок.

– О чём ты хотел мне сказать? – спросил он диакона.

– Я нужен при храме в Судном, – припомнил Иван. – Отец Николай, мой приёмный отец, переехал туда. Они с матушкой очень просили меня приехать. Я обещал, что спрошу твоего благословения.

– Бог благословит, поезжай, – ответил Евгений.

Он собирался добавить что-то ещё, но тут из-за угла дома к подъезду вышли трое сутуловатых парней. Один был лысый, в рваной футболке и спортивных штанах, другой с оголённым торсом, в кепке, в шортах и шлёпанцах на босу ногу. А третий, в джинсах, в майке и в расстёгнутой олимпийке, с накинутым на голову растянутым капюшоном, и с сигаретой за ухом.

– Глянь, Серый! – кивнул лысому тот, что был наполовину раздет, указав на мужчин в церковных одеждах. – Во вырядились, клоуны! Этот в шарфе, тот вообще в шторах каких-то. Ролевики, что ли?

Похоже, этому храбрецу никогда не доводилось видеть священников в облачении. Взглянув ненадолго его глазами, я понял, что он и сейчас едва видит этих людей, и что на них надето, разобрать просто не в состоянии. Я почуял неладное, когда эти парни подошли к иерею и дьякону.

– Борка, отвлеки их, окликни с какого-нибудь окна! – попросил я приятеля.

– Я бы рад, – отозвался он с не меньшей тревогой. – Но мы с тобой тут не хозяева.

– Это же твой район! – не унимался я.

– А двор-то, не мой, – напомнил мне Борка. – Кикиморовкин!

Пока мы с ним препирались, у подъезда уже почти завязалась драка. Паренек с голым торсом, в задирку толкнул рыжеволосого иерея в плечо, и ухватил за наперсный крест.

– Серебро что ли? – усмехнулся он. – Нормальный такой крестик, не хилый! И цепка так, ничего.

Диакон встал со скамейки, чтобы вступиться, но двое других парней тут же оттащили его самого, увлекая за угол. Один из них, неспешно курил сигарету и ухмылялся, а второй, замашками рук в лицо, провоцировал диакона помериться силой. Тот лишь ловил его за руки, закрываясь.

– Чего ты, как баба, – смеялся парень. – Трусишь, а? Ты мужик, или нет?

– Мужики так не ходят, – ухмылялся его друг с сигаретой. – Гляди, у него шарф! Бабушка вышивала?

– Мы вас не трогали, – ответил на это Иван. – Идите с Богом, какие проблемы?

– У нас проблемы? – переспросил лысый. – Это у тебя проблемы, братан!

– Слышь, куда послал нас? – продолжил за ним товарищ, выкинув сигарету. – Борзый, да? Я не понял, это твой двор, или чей?

– Ты явно попутал, – заверил его задира, и от замашек перешел к известным дворовым приёмам.

Иван Крепцов, похоже, своей фамилии не оправдывал, и совсем не умел драться, только блокировал руками отвлекающие замашки в лицо. А вот от удара под дых не сумел закрыться. Противник тут же согнул его пополам, и ударил коленом в ребро, потом локтем по затылку, в основание черепа. Тут и ножа не надо! Второй, с силой толкнул дьякона об угол пятиэтажки и, на пару с товарищем, принялся пинать его ногами в живот.

– Кикиморовка! – окликнул соседку Бор. – Сделай что-нибудь в своём Дружном квартале!

Окно квартиры, где жила баба Даша, вдруг распахнулось со стуком, и старушка выглянула во двор.

– Вы, негодники! – сердито крикнула она из окна тем ребятам. – Что творите, черти? А ну, шли отсюда, сейчас милицию вызову! Пошли, кому говорю! Ты погляди, ничего святого, совсем оборзели!

– Сиди, не высовывайся, бабуль! – нахально ответил ей лысый парень.

– Я вам сейчас дам, не высовывайся! – ещё пуще распалилась старушка – Что творят! Не Кикиморовка, а Кимаир, право слово! Уж на священников нападают! Куда Господь смотрит?

– Ладно, парни, – махнул товарищам полураздетый парнишка, отобравший тем временем у иерея наперсный крест. – На белую хватит, и Синяк нам за одну такую цепочку весь долг простит!

Он показал друзьям свой трофей и с ними вместе скрылся за домом. Иерей, с кровоточащим носом, тотчас же подоспел к лежащему на земле Ивану. Перевернув его лицом вверх, он нащупал на шее диакона пульс, и попытался привести его в чувство. Не открывая глаз, тот издал тихий стон.

– Сейчас, Вань, – подбадривал его настоятель церкви, доставая из брюк под рясой сотовый телефон. – Потерпи, я вызову «скорую», они быстро приедут!

Борка на счёт этого сомневался, о чём сразу мне и сказал.

– В Кикиморовке нет своей станции «скорой помощи» и больницы, – объяснил он. – Моя совсем рядом, так близко, что до боли обидно! Но у меня нет свободных машин! Придётся Толика попросить он ближе всех, может у него есть машины свободные.

Толик довольно крупный посёлок, Толоконцево, я о нём слышал. Но сейчас он Борке не отвечал.

– Обиделся, как пить дать, – досадовал тот. – Мы с ним поругались вчера из-за электрички. Я поезд на Моховых Горах задержал, а его не предупредил.

– А Горький, не может помочь?

– Сейчас от него даже «скорая» в Кикиморовку не доберётся! На мосту к нему реверс открыт и по встречной такое движение, что ехать там в эти два часа просто самоубийство.

– А вертолёт?

– Он тебе не Москва!

Я слышал, что жители Южно-Курильского региона, иногда вызывают санавиацию даже из соседней страны, в неотложных случаях. Сложных рожениц и пациентов с острым аппендицитом, доставляют оттуда в городок Накасибецу, на Хоккайдо. Так неужели, нам по области в Борский район из Воскресенского, добраться сложней? К слову, это и вправду достаточно далеко и долго.

– Два часа, говоришь? Сделай сбой телефонной сети, я этот звонок и на свою станцию переброшу, – предложил я Борке. – Пока мы тут думаем, бедняге уже не первая помощь будет нужна, а последняя!

– Не говори так! – встревожился Борка. – Своим сам сообщай, а я всё-таки достучусь до Толика!

Телефонный сбой для нас, городов, просто семечки! С этим и я смог справиться без труда. Моя бригада приняла вызов, и выехала в Кикиморовку в срочном порядке. Не на вертолёте, конечно, а на той самой, закопчённой машине, с веткой на крыше.