– Эта последняя, – крикнул санитар, и позвал девочку, выбиравшуюся из машины. – Кашина, вылезай!

– Ходячая? – спросила Стражникова.

– Прыгающая, – рассмеялся в ответ водитель, увидав в боковое зеркало, как пухлая восьмилетняя девочка с маленькими ржаными хвостиками спрыгнула с машины на обе ноги.

– Аккуратно, у неё содрана и обожжена вся рука, – предупредил санитар. – Возможно, она и сломана.

– Молодец, даже не плачет, – похвалила Гордея девочку.

– А мама приедет? – сразу спросила та.

Елена подошла к ним.

– Как Вы вовремя! – поприветствовала её заведующая. – Проходите, сразу переодевайтесь, и эту на рентген отведёте. У неё что-то с рукой. Бумаги потом, сейчас с новоприбывшими работы завал!

– Конечно, – кивнула Елена, и поспешила в корпус.

Этих детей доставили ко мне в первую очередь, всех одной машиной. Другие бригады ещё были задействованы в оказании медицинской помощи на месте трагедии. По возвращению первой из них, я узнал, что большинство пострадавших доставлены сельскую больницу ближайшего к Околькам посёлка Конезаводского. Между нами, его, шутя, называли Водкой, жители и соседи. Надо сказать, это прозвище ему очень не нравилось, он считал его обидным, и ничуть не смешным.

– А большая у тебя эта больница? – поинтересовался я у него. – Многих к тебе увезли?

– И не спрашивай, брат! Палаты битком, кладём в коридорах без коек! – поплакался тот. – Ужас, что тут творится! Мало того, я сам весь в дыму, кругом суета, все напуганы. И отовсюду мат, нервная ругань! Околику проще пришлось, он хоть огнём выгорел, а не девиальной плазмой!

– Держись там, – подбодрил я его. – Отправляй ко мне, кому уж совсем у тебя никак.

– Ой, что ты! Какая перевозка, на чём? – ужаснулся Водка. – Лес горит вдоль дороги!

– Как будто, это нам помешает! – усмехнулся я. – Сейчас отправлю к тебе одну бригаду. Они отвезут вам медикаменты, возможно кого-нибудь заберут.

Со станции «скорой помощи», водителю освободившейся машины тотчас поступило распоряжение.

– Парни, сейчас заправляемся, грузим балласт, и на Водку! – крикнул он санитарам. – У них там, как обычно, шаром покати, а больных под завязку!

– Ну, денёк! – отозвался один из них.

– Снова в это адское пекло! – негодовал другой, нехотя забираясь в машину.

Огненный коридор, образовавшийся на выезде из Окольков, в самом деле, напоминал дорогу, ведущую в преисподнюю. Заключённые из мужской колонии за Калининским были брошены туда валить лес, чтобы остановить огонь встречным пламенем. Их автозак только что разминулся на задымлённой трассе с голубой иномаркой, в которой ко мне ехали Перцевы и Адоневич. В машине у них было жарко, как в сауне, и душно, поскольку все окна были закрыты от дыма. Кондиционер не спасал, оставалось только терпеть. Амина прижалась к маме. Поглядев на них в зеркало, Иосиф Залманович заметил, как похожи колечки их тёмных волос, намокших от пота, и налипших на лоб. Казалось, их чёлки даже загнуты в одном направлении, и вихры одинаковые, как у близняшек.

– Почему Вы так смотрите? – не поняла Вера.

– Просто, – смутился Иосиф Залманович, не находя, что сказать, – первый раз вижу такое сходство. Мой сын нисколько на меня не похож.

– У Вас есть сын?

– Да, совсем уже взрослый.

Он рассказал Вере и Аминке о том, как чудом успел переписать на сына квартиру, прежде чем всё имущество было арестовано за долги.

– А эта машина его невесты, – признался своим попутчицам Иосиф Залманович. – Ей родители на восемнадцатилетие подарили, в прошлом году. А она забеременела и стала панически бояться дороги. Вот и дала свёкру попользоваться, чтобы отыскал-таки своего друга в сельской глуши. Мы же с ним со студенчества – Олень и Ёж! Куда один, туда и второй, как два колеса с одной осью!

– Смотрите! – окликнула взрослых Амина, показывая на что-то в боковое стекло. – Вон тот, что летал над лесом, ползёт за деревьями!

Вера поглядела на клубящийся дым за истлевшими соснами. Пылающие вдоль трассы деревья остались позади, теперь лишь горелые стволы стояли с обеих сторон, как чёрные истуканы.

– Не выдумывай, – сказала дочери Вера. – Нет там никого, даже птиц.

– Я не выдумываю! – настаивала та, почти криком. – Вон он! Бьёт хвостом! Берегись!

Она вся съёжилась, и закрыла глаза руками. Слева от неё, за окошком, послышался треск и высокое обуглившееся дерево, как подкошенное, накренилось к машине.

– Святой Флеминг! – выпалил Адоневич, прибавив газу.

– Что Вы делаете?! – испугалась Вера.

Но сгоревшее дерево уже повалилось позади них, перегородив путь обратно. Машину качнуло и Аминка, подпрыгнув на заднем сидении, открыла глаза.

– Слава пенициллину, – облегчённо вздохнул Иосиф Залманович. – Успели-таки, проскочить!

– Поворот! – предупредила Аминка, выглянув вперёд между кресел.

Адоневич сбавил скорость и повернул руль, выехав из задымлённого леса на присыпанную галькой дорогу, по одной стороне которой раскинулось поле, а по другую сторону, вдалеке, виднелось село.

– Это что за посёлок? – спросил он, глянув на Веру в зеркало. – Не Судный?

– Конезаводский, – ответила та. – Алёна говорила, что Судный дальше, за сельским кладбищем.

Их машина поравнялась с наездницей на гнедой кобылице. Лошадь брыкнулась и перешла на шаг.

– Ну, что ты, Марта! Чего испугалась-то? – спросила у неё девочка, лет пятнадцати, огладив по холке обеспокоенную кобылу.

Вдоль дороги пронёсся ветер, растревожив у обочин сухие листья травы. Марта остановилась и её наездница огляделась по сторонам. Вслед за ветром, из леса выпорхнула сорока. Громко вереща, она пролетела над полем, описывая волнистую линию на лету.

– Новый дом ищет, – вздохнула девочка, и развернула лошадь. – Поедем и мы домой.

Признаться, я понятия не имел, кто она такая, но глазами моей пернатой разведчицы, хорошо её рассмотрел. Длинные кучерявые волосы, такие, что не расчешешь, цвета корицы, были собраны у неё под шлемом в пышный и лёгкий хвост. Каре-зелёные глаза, в обрамлении золотистых густых ресниц, широкие тёмные брови и множество веснушек на загорелом лице той девочки почему-то запомнились мне. В Конезаводском многие ребята ездят на лошадях. Там есть детско-юношеский клуб верховой езды, должно быть, она оттуда.

– Горький, – ментально позвал я столицу нашего региона. – У нас очень плохая новость.

– Я уже в курсе, – ответил он. – В утреннем выпуске новостей о ней скажут, но моя съёмочная группа ещё в пути. Соболезную, Судный.

– Прости, ты не мог бы, ответить мне на один вопрос, – решился спросить я его, пользуясь случаем. – Скажи, бывает ли, что души городов или сёл обретают спасение, как души людей?

– Я слышал о таком случае, – признался тот. – Во времена Орды, в нашей области стоял град Сиян, между речкой Люндой и озером Светлояром. Вот он, говорят, обрёл чудесное спасение и от врагов, и от всего нашего грешного мира.

– Как это? – удивился я.

– Предания гласят, будто он растворился в воздухе на глазах у целого войска, – пояснил Горький. – Говорят, что поныне, слышится над озёрной водой колокольный звон сиянских церквей и соборов. Разве Володик тебе не рассказывал?

– Нет, – вспомнил я. – Говорил только про водяного и про звезду, а про исчезнувший город – ни разу.

– Странно, – отметил он. – Я думал, к нему со всей России приезжают только за тем, чтобы на Сиян в озере посмотреть. Вот только не всем он показывается. И нашему брату, ни разу не отозвался.

– Наверное, и мне не ответит, – опечалился я.

– Как знать. А попробуй, послать на Светлояр кого-нибудь в сане, – предложил Горький. – Если Сиян с мирянами не в ладах, может, к священнику выйдет?

– Да как же он выйдет? – не понял я.

– Поверь, братишка, – вздохнул Горький. – Город, чей дух веками кормился верой в него миллионов, способен на многое! Ему хватит силы принять любой облик, и даже предстать во плоти. Разве ты не встречал подобных примеров?