– Посмотри, чем они отплатили тебе за твою заботу о них! – напомнила Сорока, вновь указав на его погибшую дочку. – Это их вина! Они твою дочь сгубили, а тебе жаль губить их детей, продавая им яды лесные? Когда поймёшь, кто для тебя свои, кто чужие, иди к Чёртовой бабушке с первым лукошком.
На этом она попрощалась с лесничим и упорхнула птицей к домику Перцевых, где рассчитывала найти приглянувшуюся ей диадему. Вера с дочерью были во дворе, одна стена их дома полностью обгорела. Аминка отломила от неё чёрный уголёк и принялась рисовать им на железной садовой бочке какую-то странную не то птицу, а не то крылатую ящерицу. Сорока села позади девочки на бельевую верёвку, натянутую возле дома, и сразу приметила на шее девочки золотую цепочку.
– Ночью прилетал вот такой змей, – рассказывала маме Аминка, выводя угольком на бочке длинный хвост чудовища. – У него был клюв и большой огненный гребень на голове, а глаза горели, как фары! Он изрыгал дым и поджёг лес и наше село.
– Нет, Миночка, – вздохнула на это Вера. – Огонь понизу шёл, так бывает.
– Но, мама! Он тоже спускался! – настаивала Амина. – Я видела в окно, как он нырял в лес и валил деревья! А потом всё дымилось! Вспомни, это ведь я разбудила тебя!
– Да, помню, – ласково ответила Вера. – Тебе приснился кошмар.
– Это был не сон!
На задымлённой улочке между сгоревшими избами показалась голубая машина какой-то японской марки. Аминка и Вера одновременно поглядели на незнакомый автомобиль. Улучив момент, когда обе они отвлеклись, Сорока спорхнула с бельевой верёвки и бросилась на девочку со спины, ловко ухватив лапами её золотую цепочку. Первым увидав птицу, водитель иномарки громко посигналил и остановил машину напротив их дома.
– Мам! – вскрикнула Аминка и схватилась за крестик, подвешенный на цепочке, подаренной тётей.
– А ну, кыш! – тотчас вступилась за дочку Вера, отогнав птицу.
Сорока, видя, что по ошибке приняла за диадему цепочку с нательным крестом, взлетела над их головами, хлопая крыльями, и притаилась на кровле крыши.
– Не порвала? – побеспокоился водитель голубой иномарки, высунув кудрявую с проседью голову в боковое окно. – Простите, я ищу здесь Олега Краева. Но, вижу, что приехал-таки в не лучшее время.
– Краев тут давно не живёт, – сказала Вера.
– Они с тётей Алёной в Судный уехали, – добавила следом Аминка.
– Спасибо, а не подскажете, как мне их найти? – поинтересовался мужчина.
– А Вы кто сами-то будете? – насторожилась Вера.
Открыв дверцу кабины, водитель иномарки вышел из машины и подошёл к ним.
– Меня зовут Иосиф Залманович, – представился он. – Адоневич.
– Очень приятно, – ответила Вера. – А Краев-то Вам с какой надобности? Кто Вы ему?
– Я его коллега и друг, ещё с университета, – ответил мужчина. – Он поменял номер, я узнал только, что он переехал в это село. Кое-как разыскал ваш посёлок, трасса дымом затянута, я всю ночь сюда ехал промеж двух высоких огненных стен! Вдоль дороги сосны горят, как факелы!
– Извините, – смутилась Вера. – Сложно представить, каким чудом Вы сюда добрались!
– А вот такого, видели по дороге? – спросила Амина, указав пальцем на свой рисунок.
– Нет, признаться, не встретил, – улыбнулся девочке Адоневич.
– Не говори ерунды, – одёрнула её мама.
Ей было ужасно неловко перед незнакомцем за подобную глупость.
– Ну, где Вы-таки видите тут ерунду? – не согласился Иосиф Залманович. – Это не ерунда, а фольклор. Народное творчество. Похвально, когда дети читают сказки.
Он даже решил вознаградить Амину завалявшейся у него в бардачке конфетой.
– Спасибо, но я не люблю сладкое, – отказалась та.
– А вот это-таки, весьма странно, – искренне удивился водитель.
– Нам и самим надо к Краевым, – призналась Вера. – Они всё приглашали нас. А тут ещё их приёмная дочь прислала нам свою главную драгоценность, единственную память о своих настоящих родителях. Она считает это украшение золотым, хоть оно и из проволоки, с самой обычной бусинкой.
– А можно взглянуть? – полюбопытствовал тот.
– Да, – кивнула Вера, и вынула из конверта свёрнутый в спираль золотистый предмет.
Сорока насторожилась.
Иосиф Залманович разогнул обруч из двух полуколец, спаянных шаровидными перемычками. По центру меж полукольцами красовался зелёный шарик, величиной с ядрышко фундука.
– Это вовсе не бусина, – отметил он, рассмотрев повнимательнее. – Это какой-то природный минерал редкого цвета. И знаете… Я бы даже подумал, что это умерший от времени жемчуг, утративший блеск, покрывшийся кольцевидными трещинками, как у агата. А металл… Даже затрудняюсь сказать. И вправду-таки, похоже на золото, просто со множеством примесей.
– Но золото не зеленеет, – возразила Вера. – А эта проволока жёлто-зелёная.
– Бывает и зелёное золото, – заверил её Адоневич. – Вот пробы-таки здесь нет, но когда примесей больше 70 %, пробу обычно и не набивают.
– Да Вы эксперт! – изумилась женщина.
– Что Вы, отнюдь, – смутился Иосиф Залманович. – Просто мой отец был ювелиром и в девяностые даже открыл своё дело. Мы здорово жили, пока у него не отжали лавочку.
– В любом случае, мы не можем принять от Кати такой дорогой подарок, – настаивала Вера. – Для девочки его ценность совсем в другом. Она нашла эту вещь, когда была на море, с родителями.
– А на каком море? – поинтересовался Иосиф Залманович.
– Ну, какое там, в Турции, море, – припоминала Вера. – На том и нашла.
Адоневич ненадолго задумался, продолжая вертеть в руках тонкий обруч. Заметив, что он погружен в свои мысли, Сорока стрелой пустилась вниз с крыши и выхватила блестящий предмет у него из рук.
– Эй! Орнитоз бесстыжий! – крикнул тот, вцепившись ей в хвост. – Отдай! Ишь, хуцпа!
– Она тоже думает, это золото, – засмеялась Амина.
– Для неё всё золото, что блестит! – сказала дочери Вера. – На то она и сорока.
Насилу отобрав у птицы находку девочки, Иосиф Залманович принялся отгонять Сороку, но та не сдавалась. Она снова и снова кидалась на него, пытаясь забрать украшение, клевала и щипала мужчине пальцы, била его крыльями по лицу, а потом и вовсе вцепилась ему лапами в волосы. Вера пришла к нему на помощь, но и ей сразу досталось от неугомонной птицы.
– Давайте, в машину! – предложил Адоневич. – Подождём там, пока она улетит.
Весь следующий час они трое просидели в машине, но Сорока и не думала улетать.
– Может, мы просто поедем все вместе в Судный? – первой предложила Амина.
– Что? Вот так, с незнакомцем? – колебалась Вера. – Чему я тебя учила?
– Ты учила не садиться в машину, – поправила маму девочка. – Но мы уже в ней сидим!
– Причём, я ни одну из вас даже не знаю, – отметил Иосиф Залманович.
Вера сдержала смех. Её светло-карие, полные грусти глаза, озарились теплотой и смущением. Уловив промелькнувший в них свет, Адоневич тоже заулыбался.
– Документы при вас? – осведомился он.
– Мы ещё ночью их взяли, когда на улицу выбежали, – сказала Вера.
– Давай поедем! – упрашивала маму Амина. – Тётя Алёна обрадуется!
– Да, Краев тоже, – с сарказмом протянул Адоневич. – Ох, как обрадуется!
– Ну, хорошо, – согласилась Вера, уже пристёгивая ремень безопасности. – В Судный, так в Судный!
Олег Краев будто предчувствовал этот визит и с самого утра был не в духе. В мою детскую многопрофильную поступили пятеро ребятишек из Окольков, все с ожогами разной степени тяжести. В перевязочной кипела работа.
– Не ори! Только мажу! – строжился Краев, обрабатывая ожоги на голенях и стопах восьмилетнего мальчугана. – Как же это тебя угораздило?
– Я босой выбежал, – плакал тот, объясняя. – Дверь открыл, а крыльцо всё в огне. Пришлось по нему.
– Храбрый парень! – отметил Олег Евгеньевич. – Почти что, индийский йог! А пищишь, как девчонка!
Отыскав нужный корпус, Елена увидела у входа машину «скорой помощи», только не белую, как это принято, а серую, в поперечных чёрных полосках разной ширины и длины. Сверху на ней ещё дымилась сгоревшая сосновая ветка, но санитаров, сновавших то внутрь, то наружу через заднюю дверцу, это сейчас не заботило. Заведующая отделением, Гордея Васильевна, вышла на крыльцо и распахнула перед ними дверь корпуса, придерживая её, чтобы та не захлопнулась.