Третьекурсник прятал лицо в одеяле и задыхался от разрывающих его чувств. Никакие убеждения и напоминания не помогали. Он не знал, как остановиться. Не понимал, почему это повторяется снова и снова. Он ведь все уже для себя решил. Он ведь даже сделал все, чтобы им обоим не пришлось бесконечно долго разыгрывать непосильный для него и тягостный для младшего спектакль постепенного охлаждения и расставания, только Конг… словно не замечал ничего. Словно все слова были для младшего пустым звуком. Словно задетая гордость значила для первокурсника меньше, чем… что? Привычка заботиться обо всех и всегда? Возможность продемонстрировать свою добродетельность? Или… нежелание оставлять полюбившуюся игрушку? Артит больше не мог доверять своему мнению о Конге и не представлял, что еще от него хочет младший, но собственные вырванные с корнем чувства рядом с первокурсником забывали о том, что уже мертвы, и раз за разом начинали предсмертную агонию. Сколько… сколько это может повторяться?
Ответа у него не было, но постепенно боль отступила, и он сумел-таки распрямить тело… оглядеть комнату… тихо-тихо выдохнуть. Первокурсник все-таки ушел, и эта истерика не стала для него очередным свидетельством слабости лидера инженеров. Полежав еще немного, Артит прошептал себе, что все это просто результат болезни, и когда он поправится, то уйдет и излишняя эмоциональность. Так было спокойнее. Правильнее. Он же парень…
Третьекурсник споткнулся об эту мысль, когда заметил все еще стоящий на тумбочке поднос и вспомнил, кто его принес. В груди неприятно потянуло, но наставник лишь сглотнул и протянул пальцы к лежащему рядом с едой листку. Исписанный аккуратным почерком он вызвал новые болезненные ощущения, но Артит успешно их подавил и прочитал до конца. Конгфоб был очень обстоятельным. С этим, наверное, можно было не спорить. Лидер инженеров и не хотел. Также, как не хотел есть. Третьекурснику казалось, что он в принципе больше никогда не захочет есть, но снова выкидывать еду было недопустимо: нельзя настолько наплевательски относиться к тому, чего у многих просто нет. Воспоминания о впитанных еще в детстве словах матери заставили сглотнуть вязкий комок в горле и потянуть поднос с едой на себя. Облизнуть губы и с усилием проглотить первую ложку уже холодного супа. К счастью, клубничного молока поблизости не было, так что легкая тошнота ни во что серьезное не переросла. По сути, ведь совсем не важно, кто и что принес. Это просто пища. А деньги за нее он сможет передать и через Вада. Видеться с Конгом для этого совсем не обязательно. Он же… не придет больше?
Внезапная мысль прошла холодной дрожью по всему телу, и Артит сильнее сжал ложку в пальцах, чтобы тут же начать есть быстрее. Если первокурсник все-таки ушел, то значит принял его просьбу. Им незачем больше встречаться. Незачем… Повторяя это себе снова и снова, лидер инженеров доглотал суп, а потом даже дошел до ванны, где смог в подробностях рассмотреть свое осунувшееся лицо, на котором ярко выделялись лихорадочно блестящие глаза и покрытые нездоровым румянцем скулы. Отвратительно. Он еще долго чистил зубы и умывался, но чувство гадливости так никуда и не ушло.
На следующее утро его разбудил громкий стук в дверь, и на секунду его сердце пропустило удар, но потом из коридора послышался голос Брайта и стало легче:
— Артит! Вставай! Мы ненадолго, потом отоспишься!
Лидер инженеров тяжело вздохнул и выполз из-под одеяла. Хорошо, что вчера он все-таки запер входную дверь, когда выходил из ванной, а то его гиперактивный друг уже сейчас скакал бы на нем, теребя и крича что-нибудь прямо в ухо. Глава наставников всегда поражался неиссякаемой энергии однокурсника. Особенно сейчас, когда его собственное тело откликалось с запозданием и очевидной слабостью. Даже по ощущениям, лидер инженеров мог утверждать, что его температура до сих пор не ушла. До чего же обидно…
— Привет. Что за… шум? — Артит распахнул дверь и мимо него тут же протиснулся Брайт, за которым спокойно шагнул Нотт. Легкий холодок, прошедший по спине, заставил передернуть плечами, но глава наставников лишь отступил в сторону и посмотрел, как его друзья разуваются. — Что-то случилось?
— Все здорово-замечательно. Надо бы только чуток поболтать перед парами. Ты все равно туда не пойдешь, а дела лучше решать сразу, — Брайт радостно попрыгал на месте, а потом потопал в комнату, на пороге оглянувшись на него — Ты чего застыл-то, Арт? Еще не проснулся?
— Он прав, Артит. Поговорим в комнате, — Нотт казался привычно расслабленным, но лидер инженеров чувствовал, что это вовсе не так. Потерев ладонями внезапно озябшие локти, глава наставников пошел за своими друзьями. И без того нерадостное настроение скатывалось к отметке «паршиво».
— С чего вы взяли, что я не пойду на пары? Могли бы поговорить в универе, — как-то инстинктивно огрызнувшись, Артит взглянул на часы. Половина восьмого. Времени, чтобы собраться и добраться до нужного корпуса было предостаточно. Особенно если Нотт подвезет. Хотя что-то подсказывало, что друг этого делать не станет. Лидер инженеров плюхнулся на кровать и взъерошил волосы, исподлобья глядя на товарищей, что устраивались напротив на стульях. Странное ощущение. Будто его вызвали на допрос. — В чем дело-то?
— Ну, ты просто еще не заходил на страницу факультета. Профессор Татерсват заболел, так что его пары отменили, а ради английского переться в твоем состоянии в универ — полный бред. I think so, — Брайт перевернул стул наоборот, чтобы тут же оседлать его верхом, устроив руки на его спинке, и радостно заржал, следя за реакцией Артита. — Спорим ты даже не понял, о чем я?
— Спорим, это единственная фраза, которую ты выучил с детского сада? Брайт, завязывай, — лидер инженеров закатил глаза и фыркнул. Злиться на этого парня долго было невозможно.
— Ладно-ладно. Это так, для поднятия боевого духа. А дело… У нас тут вчера получился интересный разговор с Конгфобом, решили заодно перетереть и с тобой. Это, конечно, ваше дело, вы мальчики большие, но чего-то ты в последнее время совсем партизанишь и страдаешь какой-то ерундой. С хера ли ты придумал историю с левым парнем для Конга? Ты, вроде, надышаться на него не мог вплоть до пятницы, а вчера придумал такой бред. Я, уж извини, сказал ему правду. Ты же не выдал нам никаких указаний на этот счет. Слегка неожиданно получилось, — Брайт, вроде, оправдывался, а, вроде, и нет, но Артит не готов был различать оттенки чувств. Перед глазами снова поплыло, и он рефлекторно вцепился в одеяло, на котором сидел. Как же… так? Все… все, что он готовил столько времени оказалось… зря? — Он тоже, знаешь ли, был в шоке, когда узнал. Но утверждает, что не помнит ничего такого, из-за чего ты мог бы на него взъесться. И это очень странно. Ты, конечно, бываешь полным придурком, но не настолько же, чтобы отшивать свою прелесть без малейшей причины. Нам его от*******? Он тоже не кажется подонком, но если он чего-то такое сделал…
— Брайт! Подожди… — Артит вскинул руку, надеясь хоть так прекратить поток слов, что не вмещались в сознание, но даже от повисшего молчания лучше не становилось. — Зачем… зачем вы вообще к нему привязались? Я же не просил…
— Никто к нему не привязывался. Он сам пришел, — голос Нотта был тих, но скрывал за собой еле сдерживаемую злость. Теперь это было очевидно. — А с просьбами у тебя и раньше было плохо. Но, надеюсь, мы друзья не просто так. Что он тебе сделал?
— Ох, Нотт… Вот поэтому я и не пустил тебя «разговаривать» одного. Ты, когда злой, даже с друзьями общаешься, как с врагами народа. А на месте Конга я бы вообще еще вчера помер от инфаркта, — Брайт тихо фыркнул и устроил подбородок на сплетенных кистях. Даже он поддевал друга очень осторожно. — Я уж молчу про Прэма… Ты бы видел, Арт, как он наехал на этого пацаненка… У твоего первокурсника, между прочим, есть яйца. Не такой уж плохой выбор, дружище. Ну, был. Ты же так и не сказал, что за фигня у вас там приключилась. Нам его дубасить или это тебя от температуры клинит? А то как-то глупо получается. Непонятно, кто из вас дурак. Он «не в курсе», а ты молчишь.
