Почему именно в самые счастливые моменты своей жизни он умудряется так ошибаться?! Вина, растерянность, злость на самого себя — все то, что никак не могло помочь в их разговоре, хаотично сплеталось воедино и выбивало почву из-под ног первокурсника, а слова, которые когда-то так тщательно подбирались в надежде на то, что однажды наставник все-таки позволит ему объясниться, куда-то исчезли. Хотя отвечать все равно было нужно: он не мог откладывать разговор, которого так долго ждал. И о котором попросил Артит.

Вдохнув поглубже, Конгфоб с силой сжал кулаки и, медленно, сбиваясь и вновь возвращаясь к начатому, предложение за предложением стал рассказывать старшему обо всем, что слышал о методах воздействия наставников на первокурсников инженерного факультета в первые недели их обучения. О том, как возмущало это его самого, и как сильно он хотел это исправить. О том, что считал, что это будет правильно. Было нестерпимо стыдно, и уже скоро юноша не мог даже посмотреть в глаза своему любимому, беспорядочно скользя взглядом по комнате, но старался объяснить все, как можно подробнее. Переходить к главному без предыстории было бы совсем мерзко. Хотя, по сути, ничего из этого не могло служить оправданием его замыслу. Только сейчас, рассказывая все Артиту, Конг с внезапной ясностью начал осознавать, что послужило толчком для появления той идеи. Вовсе не бесчисленные разговоры с Эмом. Не вечера, когда он размышлял о том, что может сделать для друга. Нет. Все решил один-единственный момент: тот, когда он впервые увидел старшего — не лидера инженеров даже, а лишь незнакомого парня в малиновой рубашке наставников. Вспомнил и ужаснулся, сбиваясь в очередной раз, но больше не зная, как продолжать. Он… он… как он вообще оказался способен на подобное?

— Но при чём тут чье-то соблазнение? Чем оно-то могло вам помочь? — Артит истолковал его заминку по-своему, посчитав, видимо, что ему нужно направление для дальнейших объяснений, но дело было в другом. Приведенные когда-то Эму доводы о том, что переключения внимания главы наставников будет достаточно для смягчения наказаний, казавшиеся такими логичными раньше, теперь были лишь пустым набором предложений. Который студент экономического факультета все-таки озвучил, по-прежнему пытаясь прийти в себя от осознания масштабов своего эгоизма, но в отличии от него самого, третьекурсник, конечно, идиотом не был. — Конгфоб, глава наставников — не единственный наставник на факультете. Даже если бы я плюнул на свои обязанности, бегая за тобой, то остальные бы от этого не исчезли. Нас всех обучали одинаково, и подменить меня не стало бы проблемой. Как, собственно, и произошло во время моей болезни. Только знаешь… я не могу себе представить, что стал бы пропускать собрания из-за попыток кому-то понравиться.

— Тогда мы ничего не знали ни о наставниках, ни о тебе, пи. Думали, что остальные лишь повторяют за тобой, потому что ты главный. Мне казалось, что если отвлечь тебя, то все прекратится… — «Вранье. Вранье. Вранье!» — так поздно осознанная истина больше не пряталась за придуманными для самого себя отговорками, и заходящийся надрывным криком внутренний голос не собирался молчать. Никакой благовидный предлог не мог изменить правду, и делать вид, что он этого не понимает — просто трусость. Которой между ними быть не должно было. Оборвав начатое предложение, Конгфоб поднял голову и посмотрел прямо в наполненные грустью, но в то же время искренним желанием понять глаза человека, который был для него всем и которого он практически уничтожил, лишь потому что… — Прости, пи. Дело не в этом. Я солгал. Не только тебе, но и себе. С первого мига, как я тебя увидел, мне захотелось внимания. Твоего внимания. Чтобы ты сделал все, чтобы понравиться мне. Чтобы был рядом, как можно чаще. Чтобы… — губы разлеплялись с трудом, — любил.

Во взгляде лидера инженеров взметнулась растерянность, смешанная с недоверием, но Конг не разрешал себе остановиться.

— Я всегда считал, что меня привлекают только девушки, но мне нужно было почувствовать, что тебе я дорог. Просто чуть-чуть времени для общения, не более. Я не думал, что между нами что-то будет. Знаю, пи, это подло, но, клянусь — тогда я этого не понимал. Мне казалось, что я делаю это ради друзей. Я… — Подонок? Самовлюбленный эгоист? Какое из этих определений подойдет больше? И важны ли они сейчас? Разве за них надо цепляться? Он всего лишь бездумно пошел на поводу у собственных желаний, бесконтрольно требовавших Артита себе, даже не считая при этом, что может ответить взаимностью. Вот и все. Банально и гадко.

Так и не сумев закончить, первокурсник замолчал, до рези в глазах всматриваясь в лицо сидящего перед ним парня и умоляя простить одним взглядом. Произносить еще одно «Прости» вслух он бы все равно сейчас не посмел. Слишком велико было отвращение к самому себе. Хотя ледяной дрожью внутри отзывалось даже не это. Как бы он ни старался, студент экономического факультета больше не мог понять, что сейчас ощущает Артит. Невидимая преграда, что проступила во взгляде наставника под конец его самообличительной речи, надежно скрыла чувства лидера инженеров, и от этого юноше становилось по-настоящему плохо. Он не хотел, чтобы Артит замыкался в себе. Не хотел, чтобы старшему снова было больно. Не хотел, но… раз за разом добивался именно этого.

— Ты не закончил, Конг. Мне кажется, ты хотел сказать что-то еще.

Голос третьекурсника был, на удивление, спокойным, и даже самый придирчивый слушатель не заметил бы в нем злости или обиды, но студент экономического факультета не собирался этим обманываться. Артит не разрешал ему чувствовать себя, а слова… Слова могли быть любыми. Хотя его собственные все равно должны были быть предельно правдивыми. Конгфоб с усилием вернулся к тому, на чем остановился и продолжил, не утаивая ничего. Он уже обозначил точку отсчета, где его эгоизм проявился во всей «красе», а дальше это и не менялось. То, что он сам раньше этого не понимал, его нисколько не оправдывало. Странная отстраненность, что расползалась внутри от запоздалого осознания своих истинных мотивов, равнодушно поглощала все эмоции и делала его голос абсолютно пустым и безжизненным, но зато он больше не сбивался и не опускал глаз. Наверное, такой циничной наглости можно было бы поаплодировать стоя, но бы он предпочел пару ударов под дых. Или больше. Увы, можно было не сомневаться, что Артит на это никогда не пойдет, а избить самого себя не получилось бы. Так что думать об этом было незачем. Точка.

Минута шла за минутой, одно предложение — за другим, и Конгу уже стало казаться, что это не закончится никогда, но обрисовав совсем уж тусклыми и чужими словами свое собственное утреннее счастье, первокурсник понял, что больше ему сказать нечего. Разве что начать все по новой. Он бы даже, наверное, сумел это сделать, но старший, опустивший голову уже какое-то время назад, лишь коротко кивнул и негромко произнес:

— Спасибо.

Ответа на это у студента экономического факультета не было, так что он просто продолжил ждать, неосознанно вытирая непонятно когда успевшие вспотеть ладони о джинсы. Он не отслеживал реакции своего организма, да и интересовали они его сейчас меньше всего. Он всего лишь хотел услышать, что скажет его пи. Должен же был наставник сказать хоть что-то еще?

— Будешь есть? — подняв голову, но скользнув взглядом мимо него, старший кивнул на стол, а Конг еле выдохнул: «Нет». Голос снова его подводил, но есть первокурсник не хотел. Пить — тоже. Все, что ему по-прежнему было нужно — узнать, что чувствует Артит. Только это его желание, похоже, исполниться не могло. В очередной раз кивнув, старший встал с кровати и провел ладонью по его волосам. — Тогда тебе пора, Конг. Не сомневаюсь, что тебя ждут дома. Ты действительно не был там очень давно.

— Пи… — возражения так и не вырвались наружу, ведь ладонь третьекурсника уже не сильно, но уверенно сжала его плечо.

— Пожалуйста, Конг. Мне нужно подумать. Я не такой, как ты, и не могу… сразу. Дай мне время. Прошу тебя.