Через несколько месяцев Аркадий и Лидия поженились.

– Барыня, там Елизавета Степановна приехали, – сказала Луша, заглядывая в гостиную, но Лидия, услышав из прихожей знакомый голос, уже отложила вышивание и направлялась встречать гостью.

– Тетя Лиза, здравствуйте! Ой, какое платье! Повернитесь, пожалуйста, хочу со всех сторон посмотреть…

– Ах, Лидочка, это ты у нас можешь собой любой наряд украсить, а мне, чтобы прилично выглядеть, надо во что-то приличное облачаться. Но, ежели честно, мне это платье и самой нравится. Кстати, очень модный сейчас цвет – нежареный кофе.

– Я бы сказала c'est magnifique[22], но Саша не любит, когда французский с русским смешивают.

Саша со свойственной молодости категоричностью протестовал против употребления французских слов в обычном разговоре. Он считал это глупым позерством.

– Маменька, ну скажите «прекрасно!» или «великолепно!» или еще лучше «восхитительно!», и все будут довольны.

– И как же это тебе, хитрецу, удается угодить всем, оставаясь при своих? – сказала с улыбкой тетя Лиза, целуя внучатого племянника в лоб.

Елизавета Степановна, младшая сестра Марии Степановны, в свои неполные пятьдесят выглядела очень хорошо и потому могла немного лукавить, говоря о необходимости для себя каких-то выдающихся нарядов. Это была миниатюрная женщина с очень подвижными чертами лица. Ее серые глаза, окруженные мелкими морщинками, смотрели на мир со все еще детским любопытством. Елизавета Степановна была женой конезаводчика Арсения Лукича Хазова. В теплое время года конезавод Хазовых представлял собой центр активной жизни всей округи – с вечеринками, приемами и выездными пикниками. Тетя Лиза очень любила общество, а ее муж, поначалу тяготившийся подобными мероприятиями, постепенно вошел во вкус, поняв, что благодаря такой известности дела его идут все лучше и лучше. Зимой Елизавета Степановна предпочитала жить в Петербурге, где при наличии большого количества сложившихся благодаря конезаводу связей она могла удовлетворять свою жажду общения, выезжая чуть ли не каждый день. Племянницу свою Лидию Елизавета Степановна очень любила, в ее доме она всегда находила для себя благодарных слушателей. Вот и сейчас, едва пригубив из чашки, Елизавета Степановна приступила к выполнению главной цели своего визита.

– Вы знаете, что произошло с поэтом Пушкиным? – спросила она.

– Мы знаем, что он умер, более ничего, – ответила Лидия.

– Он не просто умер. Его на дуэли убили, – заговорщицки сказала тетя Лиза, многозначительно помолчала, а потом продолжила: – Вчера на балу у Синявских подробности рассказывали. Хозяйка, Ариадна Семеновна, в литературных салонах бывает – и у Олениных[23], и вроде даже у Карамзиных. Ей все известно, что называется, из первых уст.

– Первые уста в нашем случае, к сожалению, уже замолкли, – грустно пошутил Саша.

– Сашенька, не надо так, – покачала головой Лидия. – Тетя Лиза, рассказывайте, не томите.

– Так вот я и говорю, что была дуэль. Пушкин вызвал офицера одного, француза, Дантес[24] его фамилия. Этот француз до жены его имел охоту, хоть, говорят, и безуспешно, но очень предприимчиво. До того дошло, что по Петербургу стали пасквильные письма ходить, будто бы Пушкин cocu[25].

На лице у Лидии появилось выражение крайнего удивления.

– Так это верное самоубийство: из-за какого-то пасквиля вызывать на дуэль военного, будучи штатским. Пытаться опровергнуть слухи ценой своей жизни, защитить честь жены, сделав ее вдовой, – это чем-то сродни сумасшествию. Про Пушкина уже лет десять газеты и журналы писали исключительно в ругательной манере, а он не обращал внимания и продолжал творить. Мне трудно поверить, что Пушкин поддался на провокацию, – сказала она.

– Лидочка, ты подожди, я не все рассказала, – продолжила тетя Лиза. – Этот скандал еще в прошлом году начался, в ноябре. Но тогда вмешался приемный отец Дантеса, Геккерн[26], а он не кто-нибудь, а посланник голландского короля. Они так ловко все обставили, как будто Дантес просто собирается жениться на сестре жены Пушкина и его не так поняли. Дуэли не было, а свадьба состоялась. Но Дантес своих притязаний не оставил. Тогда у Пушкина просто не осталось другого выхода, как высказать Геккерну, который в этой истории выступал как сводник, все, что он думает. Тот оскорбился, и Дантес от имени своего приемного отца вызвал Пушкина на дуэль, потому что Геккерну из-за дипломатического статуса участвовать в поединках не подобает. 27-го февраля вечером они стрелялись. Дантес ранил Пушкина в живот, а тот ему в свою очередь руку прострелил. Умер Пушкин не сразу, а почти через два дня, 29-го. И пока он лежал, умирающий, то очень мучился, но к нему многие приходили попрощаться.

Он для всех какие-то слова хорошие нашел, перед царем[27] просил за него покаяться, что в дуэли участвовал, мол, жду царского слова, чтобы умереть прощенным. Жуковский[28] с Вяземским[29] находились при нем постоянно, они и рассказали, как мужественно Пушкин переносил страдания, да и другие подробности его смерти.

– Вот тебе и раз… – горестно вздохнул Саша. – Однако писать оскорбительные письма послу иностранной державы – это совсем не патриотично, можно международный скандал вызвать. Вдруг этот Геккерн решит, что оскорбленным является не он сам, а в его лице вся Голландия во главе со своим королем? Тетя Лиза, неужели там, у Синявских, никто не усомнился в правдивости этой истории?

– Знаешь, Сашенька, практически никто. Там все старались вытащить из Ариадны Семеновны как можно больше подробностей, ведь она слышала рассказ Жуковского, который у постели умирающего Пушкина стоял. Но был там один человек, Вениамин Бушуев, он часто выступает как резонер, лезет со своими мнениями и поучениями во все разговоры. Его многие недолюбливают, но на балы традиционно приглашают. Так вот он так прямо и заявил Ариадне Семеновне, что дуэль Пушкина была вовсе не по амурным причинам, это было все подстроено, чтобы его убрать, потому что он опасный элемент, наводнивший весь Петербург своими крамольными стихами, а его друзья и соратники суть заговорщики, которые под видом литературной деятельности борются против государя и правительства. А Жуковский рассказывает о лояльности Пушкина к царю, чтобы его покрыть и себя выгородить, потому что они с Пушкиным якобы в одном и том же тайном обществе состоят.

– А этот Бушуев один так думает или его кто-нибудь поддержал? – спросила Лидия.

– Практически никто. Но стали спрашивать, не читает ли он, часом, эту самую нелегальную литературу, на что Бушуев ответил, мол, половина присутствующих этим занимается, только признаться никто не хочет. На том тема про политику вроде закрылась, и все опять стали обсуждать подробности смерти Пушкина.

– Н-да, политическая версия выглядит особенно странной в свете того, что Пушкин издавал свои произведения, в частности «Бориса Годунова» и «Полтаву», под грифом «с дозволения правительства», а не просто с разрешением от цензурного комитета. Я замечала это, когда покупала книги. Но даже если не обращать внимания на грифы, смысл всего творчества Пушкина очень далеко отстоит от какой-либо политической крамолы. Лично я не могу себе представить, что одновременно с написанием «Капитанской дочки», где эпиграфом пословица «береги честь смолоду», Пушкин поддерживал каких-то бунтовщиков и распространял антиправительственные стихи, – сказала Лидия.

Тетя Лиза помолчала, словно вспоминая что-то, и, внимательно посмотрев на Лидию, проговорила: