– Папенька, скажите, а вообще можно ли спасти раненного в живот?

– Можно, но далеко не всегда. Для этого важно как можно быстрее доставить человека на операционный стол. Дать опия, чтобы во время операции он не скончался от боли. Нужно сделать чревосечение, извлечь пулю. Далее следует проверить целостность кишечника, и если повреждения незначительные, то устранить их. При обширном повреждении, скорее всего, спасти человека не получится. Внутренности следует промыть и прочистить, наложить швы на рану, оставив дренажное отверстие с трубкой, а потом молиться, чтобы не развилось заражения. Я хоть и в военном госпитале работаю, но оперировать больных с пулевыми ранениями мне приходится редко. Правда, мне удалось вылечить одного поручика, раненного в живот во время беспорядков на Сенатской. Ему повезло, он крепкого телосложения, пуля пробила мышцы, но внутренние органы не повредила

– Ты спас мятежника? – спросила Лидия.

– Нет, он из императорской гвардии. По верным законной власти войскам тогда велась стрельба из толпы и из-за укрытий, и генерал Милорадович[65] стал в тот день не единственной жертвой. Но и солдат, которые выступили на стороне мятежников, мы тоже оперировали. А с тем поручиком мы подружились, иногда переписываемся, он уже до полковника дослужился. Но вот другой пациент, попавший ко мне с таким же ранением, к сожалению, умер. Там был несчастный случай на охоте, один отставной офицер получил в живот заряд дроби. Его в госпиталь доставили достаточно поздно, дробинок было много, в общем, заражения избежать не удалось…

Аркадий вздохнул, словно заново переживая свою врачебную неудачу.

– Аркадий, скажи, пожалуйста, а других врачей, кроме Арендта, которые названы в письме Жуковского, ты знаешь? – спросил Алексей.

– Спасский[66] учился вместе со мной, но двумя годами позднее. Он все время первым стремился быть, лучшим, потому я его и запомнил. Сейчас его фамилия в газетах мелькает, он вроде в академии преподает и еще какие-то чиновничьи функции выполняет. Остальных вообще не знаю, даже имен не слышал.

– А вы, папенька, хотели, когда учились, быть первым? – поинтересовался Саша.

– Я хотел лечить людей, – ответил Аркадий.

– Значит, Арендт и Спасский в настоящее время не просто практикующие врачи, а в большей степени чиновники от медицины, – рассуждал Алексей. – Интересно, по какому же принципу Жуковский выбирал фамилии докторов для своего письма?

– Я тоже об этом думаю, – отозвался Саша. – Наверное, если папенька почти никого из них не знает, а Жуковский знает, то можно предположить, что были выбраны врачи, которые бывают в обществе.

– Саша, верная мысль! Тогда получается, что Жуковский в силу своей медицинской безграмотности написал глупость про лечение раненого Пушкина, а чтобы эту глупость никто таковой не считал, он представил это так, как будто Пушкина пользовали несколько врачей, известных в петербургских салонах. Все сходится! – подытожил Алексей.

– А я бы на месте тех врачей надавал бы Жуковскому по щекам за то, что он выставил их не врачами, а мучителями, – резко сказал Саша.

– Не думаю, что они так сделают, – вмешалась в разговор Лидия. – Напротив, они еще благодарить Жуковского будут. Ведь о том, что лечение было, мягко говоря, неподобающим, почти никому не известно, а факт, что сам Пушкин к этим врачам обращался, очень способствует их популярности. Аркадий, ты прости, что я плохо говорю про твоих коллег, но мне кажется, что имена чистых людей в грязных историях не используют.

– Лида, да мне ли не знать, что не все врачи на самом деле являются врачами, – ответил Аркадий.

– Как и не все писатели на самом деле писатели, – в тон ему отозвался Саша.

Лидия горько вздохнула.

– Дорогие мои, мне пора, уже совсем поздно, – сказал Алексей.

– А может, останешься? – предложила Лидия. – Мы тебе в библиотеке постелем, а то в комнате для гостей не топлено.

– Нет, спасибо, я пойду домой, завтра на службу надо. Только я предлагаю все эти бумаги, прежде чем отдать тете Лизе, переписать для себя. Возможно, что-то важное мы сейчас могли упустить, а потом найдем.

– Отличная идея! – поддержал Саша.

– Давайте я как действующий чиновник возьму себе все письма, а вы поделите между собой творение Жуковского. До воскресенья, надеюсь, все перепишу и занесу вам.

Когда Алексей ушел домой, а Саша, пожелав родителям доброй ночи, отправился к себе в комнату, Аркадий подошел к Лидии, взял ее за руку и заглянул в глаза.

– Спасибо тебе, – сказал он.

Лидия непонимающе улыбнулась:

– За что? Это тебе спасибо, ты так хорошо умеешь объяснять сложные вещи.

– За сына спасибо. У него живой и гибкий ум и чистое сердце. Я очень этому рад и понимаю, что во многом это твоя заслуга, ведь я постоянно занят, почти его не вижу. Хотя, что я говорю? Спасибо тебе просто за то, что ты есть и ты со мной.

Наутро Саша взял себе для переписывания первую половину письма Жуковского к отцу Пушкина, а вторую отдал Лидии. Дело шло небыстро: текст был неприятный во всех отношениях. За обедом он посетовал, что успел переписать чуть больше половины. Лидия сказала, что ее успехи в переписывании тоже очень скромные.

– Папенька, маменька, а вы знаете, где находится Комендантская дача? – поинтересовался Саша. – Это то место, возле которого якобы состоялась дуэль Пушкина и Дантеса.

Аркадий и Лидия покачали головами. Вошла Луша и стала убирать посуду. Саша задал вопрос про Комендантскую дачу и ей тоже.

– Нет, барин, не знаю, я почти нигде не бываю, – ответила она.

– Неужели Влас тебя никуда не водит? – спросил с улыбкой Саша.

Луша покраснела, но потом, на секунду задумавшись, сказала:

– Барин, а Влас может знать, он много где работал…

– Отлично! А когда Влас придет?

– Так сегодня вечером дрова привезти должен.

– Попроси его, пожалуйста, зайти ко мне поговорить. Не забудешь?

– Как можно, барин, – смутилась Луша.

Луша осталась сиротой в четырнадцать лет. Лидия привезла девочку из деревни и поручила ей обязанности горничной. Луша оказалась очень аккуратной и сметливой. Ей нравилось жить в доме, где царят мир и покой и никто не скандалит, и она очень старалась. В двадцать с небольшим лет Луша стала экономкой и горничной в одном лице. Кроме нее в семье Пушкиных работали приходящая кухарка, истопник Влас, одновременно отвечавший за мелкий ремонт, и прачка-поденщица. Луша была красивой голубоглазой девушкой с мягкими светлыми волосами, немного полноватой, но грациозной. Когда выяснилось, что недавно нанятый истопник проявляет к Луше навязчивое внимание, Аркадий предупредил его, что если он обидит эту девушку, то нормальной работы в Петербурге больше не найдет, и посодействуют в этом его, Аркадия, влиятельные пациенты. Он, конечно, блефовал, подсознательно чувствуя, что Влас не тот человек, к которому придется применять подобные меры. И, действительно, Влас объяснил, что намерения у него самые серьезные, они с Лушей после Пасхи собираются пожениться, а сейчас он занят зарабатыванием денег на свадьбу. Аркадий намек понял и рекомендовал его как хорошего истопника одному своему пациенту, жившему неподалеку. И теперь Влас носился по городу с огромной скоростью, стремясь своевременно выполнить все работы и заказы.

Вечером, когда Саша заканчивал переписывание своей части письма, в открытую дверь его комнаты постучали. В проеме стояла Луша, а за ней высокий коренастый человек лет тридцати. У него были грубые черты лица, выступающий подбородок и длинные черные волосы, которые он во время работы подвязывал кожаным ремешком. Его внешность можно было бы назвать угрожающей, если бы взгляд его огромных карих глаз не был столь открытым, а улыбка – по-детски доброй.